Акинфия Ивановича больше не было слышно. Друзья пошли быстрее. Тропинка растворялась в подступающем все ближе тумане, становилось холодно, и скоро все ощутили тревогу. Наконец издалека прилетело громкое фальшивое пение:
– Силижур а-а! Силикон ритьон![3 - вероятно, Акинфий Иванович поет песню Louane «Jour 1»: «C’est le jour 1, celui qu’on retient» – «День 1, тот, что мы запомним».]
– Акинфий Иванович! Подождите!
Голос Акинфия Ивановича ответил:
– Эй, малята, не отставайте! Тут развилка! Потеряетесь!
– Пошли быстрее, – сказал Тимофей.
Скоро из тумана выплыла развилка. Тропинку рассекал надвое здоровый остроугольный камень, чем-то напомнивший Валентину нью-йоркский небоскреб «Утюг». На камне восседал Акинфий Иванович – было непонятно, как он забрался на него без стремянки.
– Ну чего, – спросил он, – куда пойдем, направо или налево? Оба маршрута годятся.
– А в чем разница? – спросил Тимофей.
Акинфий Иванович усмехнулся.
– Кто ж его знает, в чем. Жизнь непредсказуема.
– Где виды лучше?
– Я бы сказал, одинаково.
– А где идти легче? – спросил Андрон.
– То же самое.
– Вы, Акинфий Иванович, прямо как вещий ворон, которому врать надоело, – сказал Иван. – Налево фигня, направо та же фигня. Вы всем тут выбор предлагаете?
– Нет, – ответил Акинфий Иванович. – Не всем. Иногда сам выбираю. Вас решил спросить. Решайте. Направо или налево.
– Наше дело правое, – сказал Тимофей.
– А наше как раз левое, – отозвался Валентин. – Андрон?
– Левая сторона в древности считалась нечистой. Пошли направо.
– А я левша, между прочим, – сказал Иван. – Мне такое даже слышать обидно. Налево.
– Так, – констатировал Акинфий Иванович. – Голоса разделились. Как будем решать?
– А вы сами куда предпочитаете?
– Мне фифти-фифти, – сказал Акинфий Иванович. – Что в сумме дает один хрен. Так что выбирайте, пожалуйста, сами.
Решили кинуть монету – и десять рублей указали дорогу влево.
– Я же говорил, – засмеялся Валентин.
Акинфий Иванович слез с камня.
– Пошли.
Остаток дороги молчали.
Следующий кош выглядел почти обитаемым. Из стены торчал крюк, где опять висели бычьи ребра с мясом, но теперь мясо оказалось очень свежим. На плитке стоял чайник – подняв крышку, Валентин увидел внутри несколько веточек с толстыми разварившимися листьями. Еще в коше пахло не выветрившимся до конца табаком, а на полу лежало два раздавленных окурка. Люди были здесь совсем недавно.
После ужина Акинфий Иванович засобирался спать – и друзьям стоило некоторого труда уговорить его продолжить историю.
– Про рога на скале, – напомнил Валентин.
– Ну ладно…
Акинфий Иванович откинул серебряные волосы со лба и несколько секунд глядел в пол, словно заряжаясь решимостью. Видно было, что вспоминает он что-то мучительное.
– В общем, – сказал он, – послушал я эти рассказы про Карфаген, а потом улучил момент и главный вопрос задал. А именно – зачем тут эти рога в скале высечены? Что ты такое задумал, говорю, жертву приносить? Ага, отвечает Жорес, именно.
– Что, детей? – спросил Тимофей.
– Вот я тоже поинтересовался. Он засмеялся, ладошкой махнул – не бойся, Иакинф. Не детей. Во всяком случае, не человеческих. Читал бы Библию, знал бы, что детей еще в древности заменили на агнцев. Маленьких таких ягнят. Это ведь тоже концентрат времени. Только их много надо, потому что живут они недолго. Я спрашиваю, а Кронос как к этому относится? Он плечами пожал – ты, говорит, водку пьешь, а ведь не задумываешься, из чего Советская власть ее гонит. Я думаю, и Кроносу такие вопросы не особо важны. Ну, у меня отлегло немного. Я спрашиваю – а зачем это? Какая конечная цель?
– Деньжат выпросить, – сказал Иван.
– Да нет, – усмехнулся Акинфий. – У него с этим вопросом порядок был. И со всеми другими тоже. Я же говорил, в каком он доме жил. Нет, тут другой интерес был. Он меня спрашивает – тебе что, все знать обязательно? Я говорю, если какая-то помощь нужна, то да. Надо же понимать, в чем участвую. Что на душу беру. Он отвечает – хорошо, разумно вопрос ставишь. Рад, что у экстрасенса душа нашлась. Сейчас объясню…
Акинфий Иванович покачал головой и замолчал. Когда молчание стало тягостным, Иван спросил:
– Что же он объяснил?
– Сказал, что власть Кроноса над живыми существами осуществляется через время. Каждому отмерен свой срок. Время – своего рода проклятье. Приговор к смерти. И одновременно благословение, потому что, кроме времени, у живых нет ничего вообще. По сути, они сделаны из времени. Отняли время – отняли все.
– Время – деньги, – сказал Андрон.
– В том числе, – кивнул Акинфий Иванович. – В культе Кроноса было несколько этажей – для профанов, адептов, посвященных и так далее. Жертвы приносили на всех этажах. Но смысл у жертвоприношений на каждом уровне был разный. Внизу просто просили бога о какой-нибудь малости – чтобы груз доплыл до места, такое в Карфагене чаще всего было, там все приторговывали. Или чтобы урожай взошел, судебное дело разрешилось и так далее. Серьезные жертвы приносили во время войн – но это тоже, в общем, тупой уровень. А вот на самом верху… Там суть вопроса понимали очень хорошо – и вступали с богом в неэквивалентный обмен.
– Что это такое?
– Когда дают больше, чем просят. Богу предлагали много чужого времени – и просили в обмен немного личного. Возвращали гораздо больше, чем просили. Это делали по особому древнему ритуалу, и бог на него отзывался. В самом центре культа Баала стояла группа людей, которые давно такой обмен наладили. Они фактически приобрели бессмертие и жили с незапамятных времен. Их называли темными бессмертными…
Эти слова Акинфий Иванович опять произнес с густым кавказским акцентом, чтобы выделить их грозный смысл. Но получилось неожиданно смешно.
– Томные безмерные? – повторил Тимофей, и друзья захихикали.
– Темные. Темные бессмертные, – отчетливо повторил Акинфий Иванович.
– С незапамятных времен – это сколько лет?
– Столько, сколько стоял Карфаген, – ответил Акинфий Иванович. – И даже раньше. Намного раньше.
– Это Жорес говорил? А он откуда знал?
Акинфий Иванович обвел слушателей глазами.
– Жорес этот, – сказал он, – был одним из них.
– Он что, сам признался?
– Я сразу понял, как про них услышал. Прямо холодом повеяло. И ясно стало, откуда он про древний мир столько знает.
– А как он на Кавказе оказался?
– Когда римляне разрушили Карфаген, они убили темных бессмертных. Искали их всюду. Типа как Ганнибала.
– А что, бессмертных можно убить?
– Конечно, – ответил Акинфий Иванович. – Бессмертный в человеческом теле – это как бутылка со временем. Если аккуратно подливать в нее время, бутылка будет сохраняться. А если ее разбить, время сразу вытечет. Но римляне убили не всех. Многие скрылись заранее и уехали в глушь. Некоторые поселились на Кавказе у этой горы. Они решили, что это тайный знак, посланный им Баалом. Здесь им удалось возобновить контакт со своим богом. Но храмов они уже не строили. И статуй не ставили – если не считать этих рогов на скале. Вообще не привлекали к себе внимания, с умом пользовались своей великой силой, грамотно смешивались с волнами переселений и так далее. И этот Жорес был из них самым последним. Он до сих пор приносил Баалу жертвы по старому ритуалу, только заменил человеческую молодежь на ягнят. Так он сказал, во всяком случае.
– А бог согласился?
– Видимо да, – ответил Акинфий Иванович. – Раз он эти жертвы принимал и продлевал Жоресу жизнь, значит, Жорес был ему зачем-то нужен… Я, кстати, по ходу и выяснил, почему его Жоресом звали.
– Да, – сказал Валентин, – почему? Это ведь не особо древнее имя.
– Имена для таких людей как перчатки. Его настоящее имя было другим, просто звучало похоже на «Жорес». «Джируз», или что-то вроде.
– Он вам его назвал?
Акинфий Иванович усмехнулся.
– Не мне…
– А кому?
– Слушайте дальше, малята. В общем, я ему говорю – вы, Жорес, как я вижу, человек не просто продвинутый, а продвинутый до самого упора. Может, уже и не человек вообще. Зачем вам приблудный московский экстрасенс? Какая от него польза? А он отвечает – видишь ли, Иакинф, в отношениях с людьми помочь ты мне не можешь. Но в отношениях с богами есть свой ритуал и свой этикет. И дело тут не в продвинутости, а в благоговении и почтительности, потому что для богов между людьми разницы особой нет – все черви…
– Про рога когда расскажете? – напомнил Валентин.
– Вот как раз и подошли, – ответил Акинфий Иванович. – Как ты думаешь, спрашивает Жорес, зачем тут вырубили на скале рога? Затем, чтобы бог узнал форму горы и узнал рога статуи, которые находятся там же, где были у древнего памятного изваяния. Бог считывает сложный геометрический рисунок и понимает, что обращаются к нему те самые лица, что и две с половиной тысячи лет назад, или раньше. С другими, может, он и говорить не станет. Или будет, но совсем по-другому. Хорошо, отвечаю, это понятно – но я-то вам зачем? А затем, говорит, что к божеству всегда обращались по определенному ритуалу. И это так же важно, как форма горы и рога на нужном месте. Бога вызывал специальный герольд, наделенный, как у вас выражаются, психическими сверхспособностями. Он указывал богу на жертвователя и жертву. И только потом сам жертвователь решался предстать перед богом… Я спрашиваю, а где ваши ягнята? Он рукой махнул – мол, не твое дело. Ягнят в другом месте сожгут. На мясокомбинате. По документам проведут как инфицированных. Там все готово. Главное, чтобы Двурогий понял, что подарок от меня. Для этого ты должен к нему обратиться…
– Что-то он крутил, – сказал Тимофей. – Неубедительно как-то… Неправдоподобно и замысловато.
– Вот и мне тоже так показалось, – ответил Акинфий Иванович. – Я прямо кожей ощутил, что тут какой-то подвох. Слушай, говорю, Жорес, а под статью ты меня не подведешь, случайно? Он засмеялся даже. Да успокойся, отвечает. Тебе только и надо, что сказать перед костром несколько слов. Объявить на древнем языке – мол, прибыл гонец из Пизы. Дальше буду общаться я сам, а ты помалкивай. Но почему именно я, спрашиваю. Да потому что у тебя способности, говорит. Ты духов чувствуешь. Сквозь тебя моя просьба пройдет. Я как услышал по радио, каким ты голосом Ардуха призываешь, сразу понял, что ты мне и нужен, Иакинф… А сам еле ухмылку прячет.
– Вы согласились? – спросил Иван.
Акинфий Иванович кивнул.
– А что делать было? Мы же там не вдвоем отдыхали. Там джигиты его в соседних палатках были. Что будет, если откажусь, непонятно. С другой стороны, просил он меня, в общем, о малости. Что-то там такое возгласить у костра за серьезные бабки. Позвать какого-то бога. Да я их каждый день звал за копейки, как пылесос. Какие проблемы?
– А не страшно было?
– Чего?
– Что бог услышит и…
– Нет. Страшно было, что джигиты зарежут, если не так себя поведу. И прямо на месте прикопают. Я только к этому моменту соображать начал, что никто, собственно, не знает, куда я из Нальчика уехал. Да и кто вообще меня хватится? Мало ли в России бродячих экстрасенсов…
Акинфий Иванович зевнул, закрыл глаза и надолго замолчал. Валентин подумал, что тот уснул.
– А дальше?
Акинфий Иванович встрепенулся.
– Выходим мы, значит, из палатки. А там уже почти светло. Костер как горел, так и горит – джигиты всю ночь дрова подкидывали. Жорес говорит, встань вот здесь, спиной к костру. Сосредоточься и читай, пока бог не ответит. И дает клочок бумаги. На нем несколько слов русскими буквами. Я и начал читать. Он пару раз произношение поправил, а потом отошел в сторону и сел на камень.
– А что за слова?
– Я их не понимал, конечно. Только имя узнал – «Джируз» – и еще два слова – «ханни бааль». Милость Баала, он меня уже на этот счет просветил. Он сказал, протяжнее читай, не спеши. Читаю минуту, пять – ничего. Десять минут – ничего. Я на него краешком глаза гляжу, а он мне так рукой машет, читай-читай, не отвлекайся. Ну, я и читаю, а сам так думаю с усмешечкой: Ганнибал-Ганнибал, всех на свете… И неприличная рифма в голову лезет.
– Ганнибал Лектор, – сказал Тимофей. – Теперь я вашу шуточку понял. Что вы не лектор, а просто Ганнибал. Это имя, кстати, меня всегда прикалывало. Типа сначала воевал чувак, а потом лекции читал в академии Генштаба.
– Фильма этого я тогда не видел, – ответил Акинфий Иванович, – таких ассоциаций не было. Думал про Ганнибала-полководца. Даже портрет его вспомнил – в школе репродукция висела в кабинете истории. Молодой бородатый парень… А потом я заметил, что слова понемногу действуют.
– Как?
– А так, что я эту скалу с рогами уже совсем по-другому видеть стал. В ней угроза появилась. И мощь. Я догадывался, конечно, что сам себя завожу, но поделать ничего не мог. Потом страшно стало. А что, если и правда какой-нибудь бог явится? Что делать буду? И тогда…
Акинфий Иванович помотал головой из стороны в сторону – словно бы сомневаясь в собственном воспоминании.
– Тогда он и явился.
Акинфий Иванович сказал это без всякого драматизма, но в коше стало тихо. Вдруг сделались различимы странные звуки за стенами – ночные сигналы насекомых, далекие крики птиц. Ночь, в сущности, вовсе не была уютной и нежной. Это ощутили все.
– Что, древний бог? – спросил Иван.
Акинфий Иванович кивнул.
– Он что, перед вами из скалы вышел?
– Нет. Началось с самых обычных мыслей. Сперва у меня в голове словно щелкнуло, и я понял, что Ганнибал носил шлем с двумя рогами, чтобы походить на своего бога. А до этого такую же каску носил Александр Филиппович Македонский. «Джентльмены удачи» смотрели?
– В детстве, – ответил Тимофей. – Каску помню, да.
– А почему он ее надел? – вопросил Акинфий Иванович. – Потому что был человек понимающий и знал, кто дает удачу и за что. Его не зря называли «Александр Двурогий». Почти как Баала с карфагенской горы. В те времена все серьезные пацаны были в теме – вот только Александру времени не добавили, а наоборот. Наверное, в чем-то ошибся. Или самого в жертву принесли… Я так еще важно это помыслил, будто сам в теме был. И тут я его и увидел.
– Баала?
