– Но это хорошая новость?
– На данном этапе она лучше, чем мы могли ожидать. Но с Лешей явно что-то случилось, раз его нет, и связи с ним тоже.
– А ты не нагнетай. Вдруг папа рванул куда-то, может, вообще за границу по своим делам. И понятия не имеет, что его ищут. А с телефоном всякое бывает. Может, там вообще нет связи.
– Да, конечно. Ты молодец, всегда способна все логично разложить. Лена, у меня еще кое-что… Я тебя не задерживаю?
– Да нет, говорю же: валяюсь. У тебя какой-то странный голос. Что-то еще?
– Ты, кажется, работала с Константином Вольским из группы «Ночной свет»?
– Ну да. Не так давно вернулись. А что?
– Ты давно с ним общалась?
– Не очень. Но до того, что у нас случилось. Потом было ни до чего. Я даже телефон отключала, чтобы не было лишних расспросов. Мама, почему ты молчишь? В чем дело?
– Не думала, что будет так трудно… Лена, тот человек, которого обнаружили в квартире отца, – это Константин и есть.
– Что за бред?! Кто тебе сказал такую чушь? Он знать не знал папу, только с моих слов. Ты что, сплетен в интернете начиталась? Мама! Не молчи!
– Это не сплетни, доченька. У меня сейчас частный детектив, которого наняли расследовать пожар и исчезновение Алексея. У него копии документов следствия, экспертиза. Это точно. К сожалению. Леночка, кто тебе на самом деле Константин? В смысле, был…
– Костя просто мой парень, – Лена произнесла эти слова неживым, глухим голосом. – И все. У него, кстати, есть законная жена, он собирался развестись. Ей и надо сообщать. Так и скажи этому сыскарю, чтобы отвязался. Я больше не могу. Потом, мама…
– Она бросила трубку, – Виктория измученно посмотрела на Сергея. – Она потрясена. Мне показалось, что я почти убила ее этим сообщением. Я знаю Лену… У меня такое ужасное ощущение, будто Лене было бы легче узнать, что там нашли отца. К такому она была готова. В общем, это все, что я могла. Лена сказала: «Костя просто мой парень». И что «он знать не знал папу». И да, у Константина есть законная жена, с которой он собирался развестись, возможно, ради Лены. Или просто так сказал ей. И это я сейчас узнала.
– Очень важный разговор, Вика, – подытожил Сергей. – Ты смогла. Сочувствую вам обеим. К сожалению, не в наших силах остановить поток открытий или повлиять на их качество. Ты поняла, наверное.
– Да. Нужно быть готовыми ко всему. Нужно. Но где же взять силы для такой готовности. Что дальше? И что теперь главное?
– Главное – найти двух людей. Алексея Серова и того, кто зажег спичку, покидая ту квартиру. Второе имя может вывести на серьезного заказчика. Раз машина Алексея по-прежнему стоит во дворе, он мог уехать на такси или автостопом. У этого забытого богом дома нет видеокамер. Куда поехал, пока неведомо. Сам или кто-то заставил – тоже открытый вопрос. Известно ли ему о пожаре – мы не в курсе. Ты же лучше всех знаешь его модель поведения, о которой говорят многие. Пережить проблему, тяжесть, боль в одиночестве, забиться в нору, уйти в туман запоя. Постоянные многолетние преодоления сложного человека, неудобного всем. Внезапное международное признание. И наверняка чей-то криминальный интерес. Не без этого точно.
– Видимо, все так, как ты говоришь, – устало произнесла Виктория. – Я себя потеряла в этом хаосе, но держусь только за одну надежду. Пусть у Леши получится уцелеть. Даже в этот раз.
Приличный мужчина
Виктория приехала в квартиру родителей, когда они и Ваня обедали. Открывая дверь, собиралась выпалить с порога новость, которую везла им, как хрустальную вазу. Страшно, что сразу разобьется. Она сообщит близким, что Алексей, возможно, жив, а потом окажется, что все не так. Что все ужаснее и мрачнее. И как им в таком пламени открытий выживать? У отца больное сердце, у мамы нервы ни к черту. А Ваня любит папу, кажется, больше, чем всю остальную родню. Любит и восхищается им, несмотря на все свои горькие обиды и обманутые ожидания. Маленьким он, конечно, обожал Викторию, но после ее развода и нового замужества Ваня внешне спокойно, без демонстраций отстранился от нового союза матери, а внутренне явно охладел к «самой красивой и доброй», как написал о ней в своем первом школьном сочинении на тему «Моя мама». Из отношений ушли общие яркие эмоции очень близких людей, которые уверены в том, что все видят и понимают одинаково. А вместе с чувствами, наверное, остыло и горячее доверие сына, который был так убежден в неизменности любви мамы и в том, что он для нее главный. Виктория все понимала, она ощущала каждое движение души сына. Его отторжение, горечь разочарования разъедают ее сердце. Но она была так же бессильна что-то изменить в этом, как неспособна остановить лавину несчастья сейчас. Одна надежда: все пройдет само собой.
Виктория так давно застыла в своей неуверенности и потерянности. И от этой глухой пустоты на месте простых и ясных смыслов она совершенно не в состоянии предугадать реакцию Вани на неожиданную новость. Поняла только, что нужно подождать, пока родные закончат свой обед. Нет более мирного и успокаивающего занятия, чем общая еда за семейным столом.
Виктория есть, конечно, не смогла. Просто посидела с близкими, пыталась поддерживать какие-то бытовые темы. Но ее мама Дина, разумеется, очень быстро поняла, что дочь приехала не просто так, что есть какие-то важные новости. Других у них теперь вообще не бывает.
– Вика, что? – спросила она почти беззвучно, даже не посмотрев, а реально прикоснувшись к лицу дочери мучительно-тревожным взглядом.
– Все нормально, мама, не волнуйся, – так же тихо сказала Виктория. – Может, даже неплохо. Потом скажу. Пусть Ваня доест.
Виктория с матерью дождались, пока их мужчины – большой и маленький – выйдут из-за стола. Один включил телевизор, второй завис в своем айфоне.
– Прошу минутку внимания, – мягко объявила Виктория. – Мне сообщили такую невероятную новость… Слушайте.
Она закончила и только после этого рассмотрела их лица. Пока говорила, они были как в тумане.
– Вот такая история, – произнесла она в застывшей тишине. – Что думаете?
– Господи… – выдохнула мать.
– Не знаю даже, что сказать, – выговорил отец. – Не в состоянии все это понять и представить.
Ваня молча встал, выпрямился и вдруг даже не сказал, а взмолился:
– Мама, у меня взрывается голова. Я боюсь шевельнуться.
Лицо мальчика стало белым до голубизны. Виктория с мамой бросились к нему, отец схватил телефон, чтобы звонить в «Скорую», но Ваня заметил это и закричал:
– Нет!.. Только не вздумай звать врачей! Я не пущу никого! Мы даже ничего еще не узнали.
В общем, откачивали они ребенка своими мамкиными-бабкиными средствами. Потом, когда он лежал на диване с мокрым полотенцем на лбу, Вика прошептала ему в ухо:
– Но ты понял хотя бы то, что это может быть и хорошая новость? Погибшего человека очень жаль, но папа, возможно, жив и куда-то уехал. Он может даже не знать о пожаре. Так и частный детектив думает. И тогда папу найдут, раз ищут.
– Да понял я все, – ответил Ваня. – Мне стало плохо оттого, что его могут найти неживым и все будет еще страшнее. Вроде не один раз умер.
– Мое ты солнце, – всхлипнула Вика. – Ты сейчас говоришь как в детстве. Те слова, которые уже звучат в моей голове. И те же страхи.
Когда Ваня наконец порозовел и даже улыбнулся каким-то словам деда, Виктория произнесла:
– А теперь и вторая новость, дорогие. Погибшего человека идентифицировали. Это Константин Вольский, руководитель рок-группы «Ночной свет». Я не знала, что Алексей был с ним знаком, хотя детектив сказал, что он когда-то снимал сюжет об этой группе. Но что самое печальное – Константина хорошо знает наша Лена. Они вместе работали и даже встречались.
– Не поняла, – произнесла Дина. – В каком смысле встречались?
– Думаю, в прямом, мама. Лена сказала мне: «Это просто мой парень».
– Первый раз такое слышу, – голос Дины звучал растерянно и даже потрясенно. – Леночка ничего от меня не скрывает. И она уже второй месяц встречается с одним человеком. Он несколько раз ужинал с нами, постоянно ей звонит. Это очень приличный взрослый мужчина. Довольно известный психотерапевт. Владимир Николаевич Гришин. Он, конечно, лет на десять – пятнадцать старше Лены, но лично я приветствую союзы, в которых муж старше жены. Как я поняла из его рассказов, у Владимира хорошо поставленный и успешный бизнес. Он не рядовой врач, а руководитель большого проекта.
– Да… – медленно произнесла Виктория. – Сегодня точно для нас день шокирующих новостей. Боюсь, нам не просто будет в них разобраться. Если это вообще наше дело: в чем-то разбираться. Особенно когда речь идет о личной жизни Лены. Узнаем то, чем она захочет с нами поделиться. Мама, папа, давайте пока не задавать ей вопросов. Она очень тяжело приняла сообщение о гибели Константина. Мне показалось, что известие подействовало на нее убийственно.
По дороге домой Виктория даже не думала. Она лишь ощущала свое тяжелое сердце, пытаясь выпутаться из сети самых невозможных догадок, соображений и подозрений. Сердце, как колокол, отсчитывало те минуты, часы, дни и даже годы, в течение которых она не могла и не пыталась что-то понять. Она просто жила, цепляясь за серый свет дня, за острые осколки ночных видений и прятала от всех свои неутихающие терзания. Но жила… И все они просто жили. А теперь ее жизнь пересекла черная тень смерти. И это все еще, возможно, смерть Алексея. Только это она может позволить себе понять. Остальное… Сердце должно продолжать колотиться колоколом ради Вани. Вике предстоит защищать дитя от боли и горя. Оно должно принять тяжесть того, что переживает Лена. Тут можно поработать только так – в качестве опоры без права на тайны дочери. И меньше всего Викторию должен занимать тот факт, что Лена одновременно поддерживала отношения с двумя мужчинами. Такое бывает в силу разных мотивов и обстоятельств. Только бабушку это может шокировать. А Виктория, не претендуя на роль матери-подруги, способна объективно оценить позицию дочери даже в любовном треугольнике. Может, не потому, что они похожи, а потому, что все наоборот.
Лена – творческий человек, по идее, способный на яркие, непреодолимые эмоции, на импульсивные поступки. Но она, несомненно, принадлежит к особому виду творческой личности. Этот вид подчиняется диктату прагматичного разума. Лена из тех людей, которые ни в каком пылу чувств не выпустят из виду четкую цель и причины двигаться только к ее осуществлению. К сожалению – или к счастью Лены, ее цели не имеют отношения ни к покорениям вершин профессии, как у Алексея, ни к победному и парализующему зову любви, какому бессильна противостоять Виктория. Цель Лены… – такое не пристало говорить матери даже мысленно, но и скрывать от себя невозможно, – эта цель – деньги, богатство. И мать обязана принимать и такую позицию как свободный выбор дочери. Люди не копируют друг друга, продолжая род, что и обеспечивает разнообразие мира. Хотя… реакция Лены на гибель Константина сильно поколебала уверенность Виктории.
Часть третья. По дороге к пропасти
Тайна Игоря
Вечером Виктория готовила ужин для Игоря и думала о том, почему она не смогла позвонить ему и рассказать новости по телефону. Наверное, просто невыносимо такое говорить, не видя глаз мужа, выражения его лица. Не чувствовать, что он рядом, что поддержит во всем. Или что-то еще? Разумеется, что-то еще. То самое, что заставляло их обоих на протяжении всего брака сводить тему Алексея к коротким, безличным констатациям. И дело не в том, что им – каждому в отдельности – не хотелось говорить о нем или было нечего сказать. Дело в том, что они обходили эту тему, как поле, окутанное проволокой с током, только по одной причине: ни один из них не хотел выдавать своих истинных чувств по отношению к Алексею, и, главное, они не хотели делиться мыслями и эмоциями друг с другом. Возможно, таким оказалось главное и неозвученное условие самого спокойного и дружелюбного союза на свете. Возможно, так выражалась их взаимная деликатность, спасающая и оберегающая личные и тонкие миры всех троих. Деликатность или иллюзия деликатности? Тем и опасен путь через полосу испытаний, что каждый новый шокирующий факт может стать ответом на самые острые, неудобные вопросы, которые никому и никогда не хотелось задавать.
Внешнее спокойствие длилось до тех пор, пока гром не грянул. Пока не вломилась к ним та самая, втайне ожидаемая и такая грозная, откровенная беда. В ее свете Виктории все кажется предательством по отношению к Алексею. Их с Игорем молчание о нем, когда он точно был неподалеку, их взаимная скованность, когда Алексей исчез из виду или из жизни. Виктория не была уверена в том, что предположение о смерти Алексея стало для Игоря таким же ударом, как для нее. И тогда новость, которая ставит под сомнение гибель Алексея… Она может и не порадовать Игоря? Он так любит ясность во всем. Ведь Алексей – нарушитель порядка и спокойствия по определению. Он – невинный мучитель, способный причинять страдание только своим существованием. И если Виктории понятен лишь один выбор: любые живые страдания дороже и даже слаще, чем холодная скорбь по тому, кто навсегда – ее любовь, то у других, у многих, есть право на свой выбор. И с ним не поспоришь, никому не предъявишь претензии. Каждый спасает собственную жизнь, как может.
Такими оказались сомнения Виктории в пору настоящих, реальных, как скальпель хирурга, испытаний, которые настолько страшнее всех сновидений, вместе взятых.
Игорь приехал позже, чем обычно. Виктория сразу заметила, что он выглядит подавленным и озабоченным, даже кажется похудевшим. И эти изменения явно не связаны с пожаром и исчезновением Алексея. Что-то случилось именно у Игоря. Нужно, наверное, подождать, пока он сам расскажет. Разумнее изложить вести об Алексее потом, иначе Игорь может совсем замкнуться, решив, что ей не до его проблем.
Игорь ушел в душ. Виктория накрыла на стол, вспомнила свою идею о согревающем и сближающем смысле еды за семейным столом, атмосфере уюта и доверия. Да, конечно, надо подождать, пока он поест. Как говорит сам Игорь на съемочной площадке: «Начинай. Поймай тон и звук. А дальше все само пойдет».
С атмосферой все получилось. Игорь даже улыбнулся и стал описывать забавную сцену во время съемок. И вдруг раздался звонок по его телефону. Он реагировал странными, отрывочными фразами:
– Не понял, при чем тут я. Но я не в курсе, ничем не могу помочь… Да. Такое могло быть, просто сейчас не вспомню точно ни время, ни дату. Понимаю, что вы можете напомнить… Хорошо, я приеду утром. Скиньте адрес…
Виктория с удивлением и ужасом смотрела на его мгновенно побледневшее и осунувшееся лицо. Что еще могло случиться? Куда Игорь должен приехать?
– Это звонил полковник из отдела похищений и убийств. Не помню фамилии. Им нужно задать какие-то вопросы.
– О чем?! – выдохнула Виктория.
– Формальность, говорит. Опрашивают всех, кто был у дома Алексея в тот день… когда случился пожар.
– Но тебя же там не могло быть?
– Я сказал ему и тебе повторю. Я не могу помнить точно. Возможно, мимо проезжал. Или понадобилось заскочить на минуту… В общем, они уточнят. По дислокации моего телефона, маршрута машины, с уличных видеокамер… Или уже уточнили.
– Но зачем тебе могло понадобиться заскакивать к Алексею? И почему ты мне ничего не сказал?
– Потому что это чисто рабочая необходимость. Леша делал для меня одну работу. Пришлось попросить. Очень тонкая, сложная и сильно конфиденциальная работа. Извини, Вика, больше не могу об этом. Мне нужно подумать, подготовиться.
Игорь резко встал из-за стола, ушел в кабинет и плотно закрыл за собой дверь. Он не выходил оттуда до утра. Виктория всю ночь напряженно рассматривала темноту, пытаясь ужиться с мыслью о том, что у Игоря есть от нее какая-то совсем уж странная тайна, связанная с Алексеем и, что самое страшное, возможно, с пожаром и его исчезновением.
Виктория была не в состоянии шевельнуться. Не получилось даже на минуту закрыть глаза. Она зависла в плотном воздухе грозного ожидания и ощущала себя так, как будто холодный и могучий ветер перемен несет ее прочь от тепла и надежд, бьет в спину ледяными копьями страшных истин, гонит к самому краю пропасти.
Досье Никитина
Утром Игорь вышел к завтраку, уже одетый в серый деловой костюм и рубашку с галстуком. Он был бледным, сосредоточенным, неприступно молчаливым. Виктория подумала, что так у мужа может выглядеть только страх. Чего, кого – в этом ей одной не разобраться. Они посидели за столом: Виктория перед пустой чашкой, Игорь сделал пару глотков черного кофе и не притронулся к теплой горке своих любимых оладий с сыром рикотта.
Они вынесли не больше десяти минут демонстрации важного пункта семейного порядка – совместной трапезы. Затем Игорь поднялся и, глядя мимо лица жены куда-то в пространство за ее спиной, произнес:
– Вика, пойми меня. Я никогда не участвовал ни в чем подобном. Реально волнуюсь, не знаю, как себя вести. Сам почти ничего не понимаю. Пытался вспомнить, продумать, но… В общем, пусть это жуткое мероприятие закончится. И мы обязательно все с тобой обсудим.
– Конечно, – постаралась спокойно и даже с ноткой оптимизма произнести Виктория. – Я понимаю твое состояние. Но тебе же сказали, что это формальность. Ты просто ответишь на вопросы. Возможно, заполнишь какие-то пробелы в расследовании. Мне кажется, что пока это все – сплошной пробел. Я, конечно, трусиха, которая боится и знать, и не знать. А ты справишься. Поговорим потом. Ты оттуда домой или поедешь на студию?
– Пока не могу сказать. Посмотрю по ситуации, времени и состоянию. Не спал почти.
– Хорошо. Но позвони, когда беседа закончится.
– Само собой.
Игорь не позвонил ни через два часа, как почему-то рассчитала Виктория, ни через четыре, ни позже… В одиннадцать вечера она уже почти перестала ждать его звонка. Ее придавили отчаяние и паника по поводу всего, что она может услышать, что уже летит по ее душу. Сама она никогда не звонила Игорю – если была договоренность, что это должен сделать он. Такой порядок был связан с его работой, которую нельзя прерывать. Вика даже не разрешила себе позвонить на студию, чтобы узнать: может, он туда давно приехал и очень занят. Нельзя компрометировать мужа звонком-проверкой. Да еще в такой ситуации: ясно ведь, что у Игоря была масса возможностей ей позвонить до студии – по дороге, из машины. Сказать пару слов, которые успокоили бы ее: «Все норм. До встречи». Но он их не смог произнести. По какой-то причине.
Виктория почувствовала, что больше не может бояться в одиночестве. И у нее, в принципе, сейчас был человек, профессия которого – искать и знать причины всего. И его номер она набрала без сомнений, даже с надеждой на помощь.
– Добрый вечер, Сергей. Прошу прощения, если помешала. Сразу скажи, если так.
– Привет. Нет, не помешала. Что-то случилось?
– По-моему, да. И мне просто нужны ответы, не вынесу еще одной ночи под грузом вопросов. Можно рассказать по телефону?
– Не стоит. Тем более, полагаю, я в курсе причины. Речь о вызове Игоря Варламова в отдел Земцова?
– Да.
– Он сам что-то сообщил о беседе?
– Нет. И его до сих пор нет. Уехал утром.
– Понятно. Можно приехать к тебе?
– Буду благодарна. Жду.
Виктория открыла Кольцову входную дверь, поймала приветливый, понимающий и вполне дружеский взгляд синих глаз, которые явно потеплели с их первой встречи. Она вдруг глубоко и облегченно вздохнула. Такой вздох у нее не получался, кажется, лет сто.
– Я поставила в духовку оладьи с сыром рикотта, которые Игорь не стал есть на завтрак. Больше ничего не нашла в холодильнике. Весь день боялась выскочить: ждала звонка. О таких вещах не говорят в магазине.
– Оладьи в духовке – это лучшая идея, с которой мы и начнем сейчас в чем-то разбираться.
Сергей снял куртку, помыл в ванной руки и с хорошо поставленным восторгом принюхался к запаху в кухне.
– Чай, кофе? – улыбнулась Виктория.
– Спасибо. Чуть не забыл: бутылка пива у меня в кармане куртки. Купил как раз в момент, когда ты позвонила. Твоя рикотта обрадуется такой компании. Но одно условие: пьем и питаемся вместе. Хотелось бы избавиться от ощущения, будто ты сейчас то ли упадешь, то ли вылетишь в свое открытое в зимнюю ночь окно.
– Примерно так и было, – согласилась Виктория. – Ты прав: не пила, не ела со вчерашнего вечера. Но сейчас мне кажется, что приехала та единственная «Скорая помощь», которая мне нужна. Сережа, я страшно хочу о чем-то узнать. Но у нас дома всегда было правило: не отравлять еду слишком серьезными разговорами. Так что давай отложим на потом то, ради чего ты приехал. Я заодно соберу себя, чтобы понять. Пока полная каша в голове.
