– Наглость – второе счастье, да, Черкасова? – цедит он, делая шаг ко мне. – Милая мордашка и услужливая рогатка – вот и все, что у тебя есть! Впрочем, если тебе так скучно, и ты не понимаешь, что значит сидеть тихо и не отсвечивать…
Я отступаю, испуганно глядя на того, кто, кажется, всерьез вознамерился принудить меня к близости.
– Н-не надо!
В памяти тут же всплывает образ мамы после ее возвращения. Липкий страх окутывает с ног до головы.
– Я предупреждал, но ты же упрямая, – ухмыляется Самир. – Давай, раздевайся. Отымею по полной, Черкасова. Еще добавки попросишь!
– Нет! – кричу, когда он хватает меня за горло. Вцепляюсь в его пальцы, пытаясь убрать. Но силы неравны. В голове мелькает, что пусть уж лучше придушит, чем вот так, попользует.
– Еще раз рыпнешься, и мы с братом трахнем на двоих, усекла?
– Да… – с трудом отвечаю.
– Мерзкая тварь, – бросает он напоследок, а затем уходит. Я же еще долго прихожу в себя после такой встряски.
К ужину в этот вечер я так и не прикасаюсь. А сон в первую ночь рваный и беспокойный. Мне чудится, что за мной приходит охрана дяди, меня спасают, а этих двоих – расстреливают меня на глазах.
Снова и снова просыпаюсь с немым криком. Закрываю рот ладонью и с ужасом смотрю на дверь, боясь, что похитители ворвутся и накажут за шум.
На следующее утро мне снова приносят еду. На этот раз не Самир, а тот, другой.
Я молчу. Помню о том, что случилось вчера, и банально боюсь.
Весь день до меня нет никому дела. Из окна я не вижу ничего нового. Звукоизоляция здесь такая, что посторонних шумов практически и нет.
Я начинаю сходить с ума от неизвестности на третий день. Мне постоянно кажется, что все это – изощренная пытка. Что впереди меня ждет что-то еще более страшное. Ведь каждый раз похитители бросают на меня взгляды, полные ненависти, так что я уверена – живой меня не отпустят. Ну, или, как минимум, здоровой.
Мне все чаще снится мама. Ее печальный безжизненный взгляд. Я снова вижу ее в крови, когда она лежит в ванне, а рядом – бритва…
Этот кошмар преследует меня снова и снова. И хотя я не видела этого вживую – отец вовремя остановил меня и не дал войти тогда в ванную, сейчас я вижу такую картину почти каждую ночь.
Мне до одури страшно еще и потому, что ни один из мужчин ничего не говорит. Просто молча приносят еду, и все. В один из дней Самир командует мне:
– На выход.
Я даже не верю поначалу, что это, и правда, так. И только серьезный взгляд мужчины дает понять, что нет, мне не послышалось.
– Зачем?
– Снова решила выкобениваться? – рыкает он, а я невольно вздрагиваю.
Приходится подчиниться. На улице нас ждет его брат. Кивает мне на машину, у которой открыта пассажирская дверь.
“Вот и все”, – проносится у меня в голове. Следом мелькает желание попросить отпустить меня, но… Но я молчу. Глядя на моих похитителей, понимаю – не поможет. Если бы был хоть один шанс! С этими только унижаться.
Руки трясутся. В этот раз за рулем другой брат. Самир же садится рядом, и я буквально кожей чувствую его ненависть ко мне. Хотя за что? Что я ему сделала-то?!
Смотрю в окно, стараюсь сдержать слезы. Когда мне на коленки вдруг падает что-то, вздрагиваю и тут же поворачиваюсь. Это оказывается моя сумка.
Настороженно смотрю – к чему это? Что значит?
Между тем мы въезжаем в какой-то то ли поселок, то ли городок. Мелькают дома, магазины. Возле одной из остановок машина тормозит, и двери тут же разблокируются.
– Свободна, – бросает Самир, даже не глядя на меня.
– Что?
– Глухая?
Едва не подпрыгиваю от его рычания. Открываю дверь и практически вываливаюсь на улицу. А машина сразу же уезжает, оставляя меня одну непонятно где. Проверяю содержимое сумки – все на месте. Даже деньги.
Я настолько шокирована, что не могу ничего понять и, присев на лавочку, какое-то время просто сижу и осознаю. Только когда мелькает мысль, что мужчины могут вернуться, подскакиваю и иду куда-нибудь, лишь бы подальше от этого места.
Не имея мобильного, сложно понять, где нахожусь. Задавать такой вопрос в лоб прохожим я банально опасаюсь. Мало ли, примут за сумасшедшую. Так что пытаюсь ориентироваться по указателям и найти центральную улицу, а там наверняка будут какие-то административные здания.
Но дойти куда-то я не успеваю – на перекрестке мне снова преграждает дорогу машину. В этот раз я уже не жду, сразу бегу, но меня догоняют и жестко хватают за плечи.
– Стой! Аврора!
Замираю, настороженно глядя на мужчин.
– Твой дядя тебя ищет. Так что давай без фокусов, и в машину.
Я выдыхаю с облегчением и сама уже иду, не сопротивляясь. Пожалуй, никогда еще я так не ждала возвращения домой. А ведь с момента смерти брата и отца наш дом перестал быть для меня домом. В дороге я очень нервничаю, понимаю, что, скорее всего, дядя будет ругать за то, что посмела сбежать. Но сейчас я готова пообещать ему что угодно – лишь бы больше не попадать в такую ситуацию. Не знаю, почему меня отпустили, но я до сих пор помню эти дни, проведенные в страхе.
Едва мы проезжаем наши ворота, выдыхаю с облегчением. Даже не понимала, что подспудно не верила в то, что все и правда позади. Сама выхожу из машины и едва не бегу к дому. Захожу и практически тут же вижу, как дядя спускается по лестнице.
Я молча смотрю на него и понимаю, что рада видеть. Впервые. По-настоящему.
А вот он почему-то наоборот – мрачен и суров.
– Я вернулась, – тихо говорю. – Поговорим?
– Это хорошо, Аврора. Поговорим, – кивает он, а затем подходит ближе. – Очень плотно поговорим.
8 Аврора
Боль обжигает щеку. Жар расцветает на коже, и я едва могу вдохнуть. Ошарашенно смотрю на дядю, не веря тому, что он сделал.
– Ты… – прикладываю ладонь к горящей щеке. – Ты…
– Я, – кивает он. И теперь в его глазах такая злость, такая дикая ярость, что становится жутко. Делаю шаг назад, и на это дядя лишь довольно ухмыляется. А после начинает зачем-то расстегивать ремень на брюках.
– Дядя…
– Именно, – кивает он. – Не порол тебя Серега, а зря. Дрянь малолетняя!
– Нет! – вздрагиваю, когда он замахивается, и конец ремня больно обжигает руку. – Не надо!
– Тварь неблагодарная! Наблукалась, сучка такая!
– Меня похитили! – кричу, пытаясь прикрыться. – Похитили!
Дядя замирает, и я, дурочка, надеюсь, что у меня вышло достучаться до него.
– Еще что придумаешь?
– Но я говорю правду! Они держали меня где-то за городом!
– Да? И где же следы твоего похищения? – он проходится по мне взглядом. – Ты поэтому гуляла в пригороде, выбросив мобильный, как только сбежала от охраны?
– Но я же… Я правда хотела сбежать, но дело не в этом. Я испугалась Камаева и сделала глупость. Но клянусь, что все эти дни…
Дядя не слушает – снова замахивается, загоняет меня в угол, не давая возможности отстраниться или спрятаться.
– Сучка неблагодарная! Ты меня подставила перед Камаевым! – ревет он, снова замахивается, хватает за руку, выкручивая ту. – Заставила пресмыкаться перед этим уродом!
– Не надо! Пожалуйста!
Боль расползается по телу, но несмотря на это, мне просто не верится, что все это и правда по-настоящему. Что меня избивает брат отца – и что это не сон!
– Надо, дрянь! Надо! Я научу тебя уму-разуму, раз папаша твой не соизволил!
– Я не…
– Заткнись! Дура! Идиотка! Сучка безмозглая!
Очередной удар уже прилетает не ремнем, а снова по лицу. Мне кажется, у меня в ушах начинает звенеть.
– Дядя, не надо… свадьба же…
– По херу! Замажут! – он хватает меня за горло, поднимает, а я отстраненно думаю, что для своей комплекции он как-то слишком бодро двигается. – Ты подставила меня, Аврора. Мне пришлось извиняться и изворачиваться перед этими выблядками. Так что ты заплатишь за мои унижения по полной, поняла?
Отбрасывает меня так, что я ударяюсь затылком о стену. От новой вспышки боли темнеет в глазах, и я отключаюсь.
В себя прихожу, как выясняется, уже на следующий день. Едва открываю глаза, как вижу Лилю. Она сидит в кресле рядом с моей кроватью и что-то увлеченно печатает в телефоне.
Стоит мне повернуться, как я вспоминаю, что случилось – потому что, кажется, у меня болит все.
– А, проснулась, наконец, – выдает она таким злым голосом. – Ну что, понравилось?
Я молчу. У меня нет сил ни на что.
– Хорошо тебя Мишаня отходил. Но как по мне… Надо было побольше, дура безмозглая.
Я отстраненно думаю, что у этих двоих даже оскорбления как под копирку. Наверное, и правда, идеальная пара.
– Вставай, давай. Надо привести тебя в порядок перед встречей.
– Какой? – с трудом спрашиваю я.
– С той самой, из-за которой Миша и бесится. Ты же сбежала, когда должны были брачный контракт подписать. Вот сегодня поедем.
– Я не…
– Если собралась отказаться, подумай как следует. Дядя твой и так все эти дни вынужден был переносить встречу с Ильясом. Снова и снова. Так что если ты заупрямишься, он тебя и дохлую притащит, – цинично усмехается Лиля.
– Как я… смогу?
Прикрываю глаза, потому что попросту больно смотреть. Ни разу в жизни папа не поднимал на меня руку. Никогда. Я даже не могла представить, что окажусь в такой ситуации. Я боялась Камаева, а оказывается, надо было бояться свою родню.
– Сможешь, Рора. Если хочешь жить, встанешь, выпьешь таблетки, а потом тебя наштукатурят как следует. И запомни этот урок – пригодится в семейной жизни. Муж у тебя тоже с крутым нравом. Так что теплых чувств от него ждать не стоит.
Она бросает эту фразу и, демонстративно поставив мне на тумбочку стакан воды и таблетки, уходит.
Господи…
Прикрываю глаза, дышу. Раз, два, три. Почему? Почему именно со мной?
Дверь снова открывается, и в комнату опять заглядывает Лиля.
– У тебя полчаса. Потом придет визажист. Не будешь готова – пеняй на себя. Я тебя прикрывать не стану.
Я хочу жить. Несмотря ни на что, мне страшно умирать. Тем более от побоев. Я не удивлюсь, если этим и закончится. До этого я понимала, что отношение дяди ко мне не будет таким же, как у родителей. Видела его недостатки. Но я даже не могла представить, что он способен на такое!
Кое-как собираюсь с силами, выпиваю таблетку. К моменту, когда приходит визажист, мне немного полегче. В зеркало боюсь смотреть – все так болит, что кажется, я сплошная гематома.
Девушка, которая делает макияж, не задает ни одного вопроса, но я все же успеваю заметить в ее взгляде жалость.
– Так, ну долго еще? – заходит в комнату дядя. Я невольно вздрагиваю от его голоса. Деревенею, смотрю перед собой, боясь с ним встречаться взглядом.
– Три минуты, и готово, – щебечет девушка.
И ведь правда – ровно через три минуты отпускает меня. Оказывается, мне еще и платье подобрали максимально закрытое. Почему – я понимаю, когда переодеваюсь. Следы вчерашнего еще не проступили в полной мере, но даже так уже становится понятными во что это превратится вскоре.
Спускаюсь вниз, по-прежнему глядя в пол.
– Наконец-то, – ворчит дядя, а для меня его голос, как будто пистолет к виску приставили. – Хватит строить из себя несчастную, – вдруг рявкает он, а я вздрагиваю и перестаю дышать. – Ты – счастливая невеста. Запомни это. Если Камаеву что-то не понравится…
