– Вот и умница, – сказала Пег. – Веселись, пока молода. Перед самым выходом на сцену Селия сжала мне руку. Я обняла подругу, прижавшись к ее невозможно прекрасному телу.
– Селия! – прошептала я. – До сих пор не верится, что сегодня я лишилась невинности!
– Невелика потеря, – ответила она. – Ты ни разу о ней не пожалеешь.
И знаешь что, Анджела?
Селия была абсолютно права.
Глава седьмая
Так все и началось.
Теперь, пройдя инициацию, я постоянно думала о сексе – и весь Нью-Йорк был пропитан им. Мне надо было многое наверстать. Столько лет потрачено впустую! Столько лет я была скучной и занималась скучными вещами, но отныне не желала скучать ни дня! Ни часа! Ни минуты!
А сколько всего нужно узнать! Я хотела, чтобы Селия научила меня всему, что знала сама. О мужчинах, о сексе, о Нью-Йорке, о жизни вообще – я жаждала знать все, и Селия с радостью стала моим учителем. Отныне и навсегда я перестала быть ее девочкой на побегушках (по крайней мере, почти перестала) и превратилась в соучастницу. Теперь Селия больше не возвращалась домой среди ночи пьяная после диких загулов; теперь мы обе возвращались домой среди ночи пьяные после диких загулов.
Тем летом мы рыскали по ночному Нью-Йорку в поисках приключений на свою голову, и те нас всегда находили. Хорошенькой девушке в большом городе не приходится долго искать приключений, но если приключений ищут две хорошенькие девушки, удача ждет их буквально на каждом углу – а нам только этого и хотелось. Мы с Селией поставили себе цель веселиться на всю катушку и шли к этой цели с почти маниакальным упорством. Мы были ненасытны – не только по части парней, но и в еде, коктейлях, танцах до упаду и живой музыке, которая заставляет курить сигареты одну за другой и хохотать, запрокинув голову.
Иногда в начале вечера к нам присоединялись другие девочки из «Лили», но где им было угнаться за нами. Стоило одной из нас чуть притормозить, инициативу перехватывала другая. Порой мне казалось, что мы с Селией исподтишка наблюдаем друг за другом, пытаясь придумать, что бы еще такого выкинуть, ведь мы понятия не имели, чем займемся дальше. Мы знали только, что нам хочется веселиться. Думаю, в первую очередь нас с Селией гнал вперед страх заскучать. В наших сутках было сто часов, и мы стремились заполнить их все; нам казалось, что иначе мы погибнем от тоски.
Короче, тем летом мы избрали бесчинство и угар – и предавались им с таким рвением, что я до сих пор сама себе поражаюсь.
Вспоминая лето 1940 года, я вижу себя и Селию двумя темными, чернильно-черными сгустками чистой похоти, дрейфующими сквозь тьму и неоновое сияние Нью-Йорка в безостановочном поиске приключений. И как бы я ни пыталась вспомнить отдельные сцены, вызывать в памяти детали, наш марафон сливается в одну длинную, жаркую, потную ночь.
После окончания спектакля мы с Селией переодевались в самые короткие и узкие вечерние платья в мире и бросались в гущу событий. Выбегали на заждавшиеся улицы, ни капли не сомневаясь, что упускаем самое интересное и важное: как они посмели начать без нас?
Вечер всегда начинался у Тутса Шора[12 - Бернард «Тутс» Шор (1903–1977) – владелец легендарного салона-ресторана на Манхэттене.], в «Эль Марокко» или «Аисте», но мы даже понятия не имели, где окажемся через несколько часов. Если в центре становилось слишком скучно и привычно, мы мчались на метро в Гарлем послушать Каунта Бейси[13 - Каунт Бейси (наст. имя Уильям Джеймс Бейси; 1904–1984) – один из самых знаменитых американских музыкантов эпохи свинга, джазовый пианист.] или выпить в «Красном петухе». Но с таким же успехом могли отправиться с ребятами из Йеля в «Риц» или отплясывать с социалистами в «Вебстер-холле». Главное, чтобы соблюдалось правило: танцуй до упаду, а потом танцуй еще.
Мы перемещались с невероятной скоростью. Иногда мне казалось, что я не успеваю за городом, что волочусь в хвосте, проваливаясь в бездонную воронку звуков, огней и кутежа. Но бывало, что город не успевал за нами: куда бы мы ни шли, за нами тянулся шлейф событий и людей. В безумии тех ночей мы иногда встречали по пути мужчин, с которыми Селия была уже знакома, иногда знакомились с новыми. Или и то, и другое. Иногда я целовалась с тремя красавчиками за вечер, иногда трижды целовалась с одним красавчиком – уследить было сложно, да я и не трудилась.
Кавалеры находились сами собой.
Селии Рэй достаточно было войти в клуб, и все мужчины падали к ее ногам. Она ослепляла своим великолепием уже на пороге, будто швыряя гранату в гнездо пулеметчика, после чего оставалось лишь пройтись по залу во всей красе, оценивая нанесенный ущерб. Как только она появлялась в клубе, вся сексуальная энергия концентрировалась вокруг нее. Со скучающим видом Селия плыла к барной стойке или столику, притягивая на свою орбиту каждого чужого мужа или любовника, причем без малейших усилий со своей стороны.
Мужчины смотрели на Селию Рэй, точно на шоколадное яйцо с сюрпризом. Им не терпелось поскорее съесть шоколад и докопаться до игрушки.
Она в ответ уделяла им не больше внимания, чем узору на обоях.
И окончательно сводила их с ума.
– Детка, покажи-ка мне свою улыбку, – как-то обратился к ней на танцполе один храбрец.
– Сначала покажи мне свою яхту, – парировала Селия и развернулась на сто восемьдесят градусов.
Поскольку теперь мы всегда были рядом и я внешне походила на Селию, эффект удваивался. В приглушенном свете мы выглядели почти близнецами: одного роста, с одинаковым цветом волос и кожи. Вдобавок я носила такие же узкие платья и такую же прическу, подражала походке Селии и подкладывала вату в лифчик, чтобы грудь казалась больше.
Не хочу хвастаться, Анджела, но наш дуэт был неотразим.
Вообще-то, я как раз хочу похвастаться, и позволь старухе урвать свой кусочек славы: вместе мы выглядели ослепительно. Одним своим появлением мы заставляли всех мужчин за столиками сворачивать шеи.
– Плесните нам чего-нибудь освежающего, – говорила Селия, усаживаясь за барную стойку. Она ни к кому конкретно не обращалась, но уже через мгновение пятеро мужчин протягивали нам коктейли – три для нее, два для меня. А еще через десять минут нам требовались новые порции.
Откуда мы черпали энергию?
О да, конечно: то была энергия самой юности. Мы сами производили ее, точно динамо-машины. Впрочем, по утрам нам приходилось несладко. Даже в таком возрасте похмелье никого не щадит. Но если мне нужно было вздремнуть посреди дня, я всегда могла прикорнуть на репетиции или во время спектакля за кулисами, устроившись на груде старых портьер. Десять минут сна – и я возрождалась для нового штурма города, как только стихнут аплодисменты после шоу.
Легко вести такую жизнь, когда тебе девятнадцать (или, в случае Селии, когда притворяешься, что тебе девятнадцать).
– Плохо кончите, девочки, – однажды бросила нам вслед пожилая леди, когда мы пьяные брели по улице, спотыкаясь на каждом шагу. Она была права. Но не понимала одного: мы и хотели плохо кончить.
О, девичьи желания!
О, манящая и ослепляющая жажда юности! Она толкала нас к краю обрыва и раз за разом загоняла в расставленные нами же ловушки.
Не могу сказать, что летом 1940-го я обучилась премудростям секса, хотя количественный опыт, безусловно, приобрела.
Но одно дело количество, а другое – качество.
Для достижения мастерства в сексе – а для женщины это значит научиться получать удовольствие от процесса и даже режиссировать его, направляя к собственному оргазму, – требуются время, терпение и прилежный партнер. Пока же, в отсутствие столь сложных материй, я брала количеством, а сам половой акт занимал рекордно короткое время. (Мы с Селией не любили надолго зависать в одном месте или с одним мужчиной: а вдруг на другом конце города прямо сейчас происходит что-нибудь поинтереснее?)
Тем летом жажда приключений и сексуальное любопытство сделали меня не только ненасытной, но и падкой на искушения. Такой я себя вижу, вспоминая то время с высоты прожитых лет. Я велась на все, что таило хотя бы легчайший намек на эротику или недозволенность. Неоновые огни в темных переулках, коктейли в половинках кокоса в гавайском зале отеля «Лексингтон», бесплатные билеты в первый ряд, проходки за кулисы безымянных ночных клубов – я заглатывала любую наживку. Я западала на всякого, кто умел играть на музыкальном инструменте или мало-мальски изящно танцевать. Садилась в машину к каждому, у кого была машина. Мужчине достаточно было подойти ко мне в баре с двумя хайболами и сказать: «Кажется, я заказал лишний коктейль по ошибке. Вы мне не поможете?»
О да, помогу с радостью, сэр.
И помощница из меня была хоть куда.
В нашу защиту скажу, что мы с Селией занимались сексом не со всеми мужчинами, с кем познакомились тем летом.
Но почти со всеми.
Вопрос, с кем переспать, для нас с Селией не стоял – какая разница? – гораздо больше нас волновал вопрос где.
И ответ был таков: где придется.
В шикарных номерах отелей, за которые платили заезжие воротилы. На кухне (не работавшей по ночам) маленького клуба в Ист-Сайде. На пароме, где мы непонятно как оказались уже под утро – огни на воде плясали и расплывались перед глазами. На заднем сиденье такси. (Ты решишь, что там неудобно, и уж поверь мне, так и есть: неудобно. Но осуществимо.) В кинотеатре. В гримерке в подвале «Лили». В гримерке в подвале «Алмазной подковы». В гримерке в подвале «Мэдисон-сквер-Гарден». В Брайант-парке, где под ногами шныряют стаи крыс. В темных душных переулках центра Манхэттена в двух шагах от оживленных перекрестков, где снуют такси. На крыше Пак-билдинг. В кабинетах на Уоллстрит, где нас могли услышать лишь ночные уборщики.
Пьяные, с расширенными зрачками, с кипящей кровью, пустоголовые, невесомые – тем летом мы с Селией перемещались по Нью-Йорку со скоростью электричества. Мы не ходили – мы летали. Никаких целей, лишь постоянный поиск острых ощущений. Мы ничего не пропускали и ничего не запоминали. Мы видели, как Джо Луис[14 - Джо Луис (наст. имя Джозеф Луис Бэрроу; 1914–1981) – великий американский боксер, чемпион мира в супертяжелом весе.] тренировался с партнером по спаррингу; мы слышали выступление Билли Холидей[15 - Билли Холидей (наст. имя Элеанора Фейган; 1915–1959) – легендарная джазовая и блюзовая вокалистка.], – но я не помню ни единой детали. Мы были слишком заняты собой, чтобы обращать внимание на окружающие нас чудеса. (Скажем, в тот вечер, когда мы попали на концерт Билли Холидей, у меня начались месячные, и я ужасно расстроилась: парень, который мне нравился, ушел с другой девчонкой. Вот тебе мой отчет о выступлении Билли Холидей.)
Мы с Селией накачивались спиртным и вреза?лись в толпу пьяных парней, с подавляющим большинством которых вступали в связь, – последствия ты сама можешь себе представить. Мы шли в бар с ребятами, с которыми познакомились в другом баре, и начинали флиртовать с другими ребятами, которых встретили в новом баре. Из-за нас то и дело вспыхивали драки, и многим доставалось не на шутку, но потом Селия выбирала среди выживших того, кто вел нас в следующий бар, – и заваруха повторялась по новой. Мы порхали от одной компании к другой, переходили из рук в руки. Однажды мы с Селией даже поменялись ухажерами посреди ужина.
– Забирай, – во всеуслышание заявила она прямо при незадачливом партнере, который успел ей наскучить. – Я в дамскую комнату. А ты пока не дай ему загрустить.
– Но это же твой парень! – воскликнула я, когда ее поклонник послушно придвинулся ко мне. – А ты моя подруга!
– Ох, Вивви! – Селия взглянула на меня ласково и жалостливо, как на неразумное дитя. – Такую подругу не потеряешь, всего лишь уведя у нее парня!
Тем летом я почти не общалась с родными.
Меньше всего на свете мне хотелось, чтобы они прознали про мои безумства.
Раз в неделю мать присылала деньги на карманные расходы и короткое письмо, в котором сообщала последние новости. Папа повредил плечо, играя в гольф. Брат грозится уйти из Принстона в следующем семестре и вступить во флот: хочет служить своей стране. Мать победила такую-то в таком-то теннисном турнире. В ответ я раз в неделю посылала родителям открытку с одним и тем же стандартным набором пресных и туманных сведений. У меня все хорошо, я работаю в театре, Нью-Йорк – чудесный город, спасибо за деньги. Время от времени подбрасывала какую-нибудь безобидную подробность, например: «На днях мы с тетей Пег замечательно пообедали в „Никербокере“».
Естественно, я не сообщала родителям о том, что недавно моя подруга Селия, артистка бурлеска, отвела меня к врачу, чтобы мне нелегально поставили пессарий. (Нелегально – потому что в те времена врач не имел права прописывать контрацепцию незамужним женщинам. Но, к счастью, танцовщицы знали, к кому обращаться в таких случаях. Гинеколог Селии, немногословная русская, не задавала вопросов. Она снабдила меня всем необходимым даже глазом не моргнув.)
Ни слова я не сказала маме с папой и о том, как испугалась, что подхватила гонорею – которая, слава богу, оказалась всего лишь легкой инфекцией мочевыводящих путей, хотя целую неделю я провела в мучительном страхе, пока ситуация не прояснилась. Умолчала я и о том, как меня повергла в ужас задержка месячных – к счастью, эта проблема тоже решилась сама собой. Еще я не рассказывала, что регулярно сплю с Кевином «Псом» О'Салливаном – управляющим подпольной ирландской лотерее в Адской кухне. (Разумеется, я водила шашни и с другими, не менее опасными мужчинами, но кличка у Кевина была самая яркая – Пес.)
Не упоминала я и о том, что презервативы теперь у меня всегда с собой: мне хватило одного приступа гонорейной паники, да и осторожность лишней не бывает. Я также не призналась, что «резинками» меня регулярно снабжают дружки по доброте сердечной («Представляешь, матушка, в Нью-Йорке презервативы продают только мужчинам!»).
Нет, обо всем этом я умолчала.
Зато поделилась новостью, что камбала в «Никербокере» – просто пальчики оближешь.
И не соврала. Камбалу там подавали отменную.
Тем временем мы с Селией продолжали развлекаться в том же духе, каждый вечер отправляясь на поиски приключений, больших и маленьких.
От выпивки мы совершенно теряли голову. Мы забывали следить за ходом времени, числом коктейлей и именами кавалеров. Накачиваясь джином с тоником, мы забывали, как переставлять ноги. Пускаясь во все тяжкие, мы забывали о собственной безопасности, и за нами приглядывали другие люди, часто совершенно незнакомые. (Помню, однажды Селия набросилась на любезного джентльмена, который всего лишь хотел проводить нас домой. «Не учите девушек жить!» – кричала она.)
В наших ночных вылазках опасность подстерегала за каждым углом. Мы с Селией были готовы ко всему, и могло случиться что угодно. И частенько случалось.
Видишь ли, Анджела, эффект воздействия Селии на мужчин превращал их в послушных и преданных рабов – пока они вдруг не переставали быть послушными и преданными. Вот они выстраиваются перед нами в шеренгу, готовые слушать приказы и исполнить любую прихоть, милые и покорные. Иногда они такими оставались – но временами, совершенно внезапно, слетали с катушек. Существовал предел мужского вожделения и злости: стоило его пересечь, и назад дороги не было. За этой чертой Селия производила на мужчин прямо противоположный эффект: они буквально зверели. Только что все веселились, кокетничали, поддразнивали друг друга и смеялись, и вдруг сама атмосфера в комнате менялась, и дело могло кончиться не только сексом, но и насилием.
И обратить все в шутку не было шансов.
Дальше начинался беспредел.
В первый раз, когда это случилось при мне, Селии удалось предугадать перемену обстановки буквально за секунды, и она отослала меня прочь. Мы сидели в президентском люксе отеля «Билтмор», куда нас пригласили трое мужчин, с которыми мы только что познакомились в бальном зале «Уолдорфа». Эти типы сорили деньгами налево и направо и явно занимались темными делишками. Если бы меня попросили угадать род их занятий, я бы, пожалуй, сделала ставку на рэкет. Сперва они стелились перед Селией: такие почтительные, такие благодарные за оказанное внимание, они из кожи вон лезли, стараясь доставить удовольствие красотке и ее подруге. Еще шампанского, дамы? Закажем в номер крабов? Не желаете ли посмотреть президентский люкс в «Билтморе»? Радио включить или выключить?
Я еще не знала правил игры; мне казалось забавным, что громилы так выслуживаются перед нами. Повергнуты ниц нашей победительной красотой и все такое. Хотелось посмеяться над их слабостью: ох уж эти мужчины, мы можем из них веревки вить!
А потом – мы как раз поднялись в президентский люкс – произошла та самая перемена, о которой я тебе говорила, и Селия вдруг оказалась зажатой между двумя громилами на диване, и те уже не выглядели угодливыми слабаками. И хотя они даже ничего не делали, градус общения стал совсем другим, и я всерьез испугалась. Их лица неуловимо изменились, и мне это не понравилось. Третий мужчина поглядывал в мою сторону и шутить, похоже, больше не собирался. Эту внезапную перемену можно описать так: представь, что ты наслаждаешься пикником под ярким солнцем и вдруг налетает торнадо. Стрелка барометра резко падает, небо чернеет, птицы смолкают. И вихрь летит прямо на тебя.
– Вивви, – в тот же миг проговорила Селия, – сбегай вниз за сигаретами.
– Сейчас? – спросила я.
– Уходи, – шепнула она, – и не возвращайся.
Я бросилась к выходу, прежде чем третий громила успел меня перехватить, и, к своему стыду, захлопнула дверь, оставив за ней подругу. Я бросила Селию, потому что она мне велела, но на душе все равно было гадко. Селия осталась наедине с тремя гангстерами, а кто знает, что у них на уме? Она отправила меня восвояси, чтобы я не видела, как ее мучают, – и чтобы не мучили меня. В то же время я чувствовала себя ребенком, которого не допустили ко взрослым играм. С одной стороны, я боялась этих мужчин и боялась за Селию, с другой – обижалась, что меня выгнали. Это было невыносимо. Целый час я мерила шагами холл отеля, гадая, не пора ли бить тревогу и вызвать управляющего. Но что я ему скажу?
Наконец Селия спустилась – одна, без троицы сопровождающих, которые совсем недавно столь любезно пригласили нас в лифт.
Она заметила меня, неспешно подошла и сказала:
– Ну и ночка. Не лучшее завершение вечеринки, доложу я тебе.
– У тебя все хорошо? – спросила я.
– Ага, просто потрясно. – Она оправила платье. – Как я выгляжу?
Выглядела она великолепно, как всегда, – если не считать фингала под левым глазом.
– Прямо-таки конфетка, – заверила я.
Селия заметила, что я таращусь на ее подбитый глаз, и успокоила:
– Только не заводись, Вивви. Глэдис закрасит синяк, никто и не заметит. Она у нас эксперт. Подгонишь нам такси? Тачка до самого дома – вот что мне сейчас нужно.
Я нашла нам такси, и по дороге домой мы не сказали ни слова.
Оставили ли события той ночи шрам в душе Селии? Ты ведь наверняка считаешь, что оставили, верно?
К стыду своему, Анджела, я не знаю. Мы с ней ни разу не обсуждали тот случай. И я уж точно ни разу не замечала в ней следов душевной травмы. Впрочем, я их и не искала. А если бы и искала, не сумела бы распознать. Может, я надеялась, что мерзкий инцидент просто забудется сам собой, рассосется, как фингал под глазом, если не упоминать о нем. Или считала, что для Селии насилие не в новинку, если учесть ее прошлое. (Не исключено, что так и было, прости господи.)
Той ночью в такси я могла задать ей столько вопросов (для начала хотя бы убедиться, что у нее действительно все хорошо), но я смолчала. И даже не поблагодарила, что она уберегла меня от побоев. Мне было стыдно, что меня понадобилось спасать, – стыдно, что она считает меня более невинной, более хрупкой и уязвимой, чем она сама. До той ночи я могла прикидываться, будто мы с Селией Рэй одного поля ягоды: рисковые оторвы, берущие город штурмом и веселящиеся напропалую. Но это была только бравада. Я лишь заигрывала с опасностью, а Селия знала ее в лицо. Селия знала многие стороны жизни – стороны темные и мрачные, – которых я и не нюхала. От которых она стремилась меня уберечь.
Вспоминая сейчас те времена, Анджела, я ужасаюсь, каким обычным делом тогда выглядело насилие над женщинами – причем не только для Селии, но и для меня. Почему, например, мне даже в голову не пришло поинтересоваться, каким образом Глэдис стала экспертом в маскировке синяков? Пожалуй, общая точка зрения была такова: «Мужчины есть мужчины, что с них возьмешь!» Однако не забудь, что дело происходило задолго до того, как подобные мрачные стороны начали обсуждать вслух, – поэтому мы их не обсуждали и между собой. Вот почему я больше не упоминала тот случай, и Селия тоже о нем не заговаривала. Мы просто сделали вид, что ничего не было.
Хочешь верь, хочешь нет, но следующим вечером мы опять ринулись в город в поисках приключений. Изменилось лишь одно: я пообещала себе, что впредь никогда не оставлю подругу, не позволю себя прогнать при любом раскладе. Куда Селия, туда и я. Что бы с ней ни произошло, пусть произойдет и со мной тоже.
«Я уже не ребенок», – твердила я себе, как твердят все дети.
Глава восьмая
А между тем война была на пороге.
Вообще-то, она началась давно и в Европе шла вовсю. Но в США продолжались разгоряченные дебаты, стоит ли нам в нее вступать.
