– Лиз, что за херню ты несешь? – устало вздохнул я и потянулся за второй сигаретой. Еще день не начался, я уже на никотиновой игле. Еще и проблемы в Петербурге. И София, которую домой ни хрена возвращать не хочется.
– Я всю ночь не спала, вспоминая, где могла видеть твою Софию. И вспомнила. Прямо сейчас. Знаешь, очень странно, что она меня сама не узнала. Мы с ней часто пересекались на светских вечерах, она непростая девушка.
– Ну, и? – Я нетерпеливо затянулся.
– И ты в курсе, где меня найти. Если, конечно, хочешь узнать, какую змею пригрел в своей постели.
Лиза сбросила звонок. Стерва. За змею я заставлю ее ответить.
Докурив, я оделся и выбрался из гостиницы. Лиза ждала с открытой дверью.
Я зашел внутрь туристического дома и поджал губы. Ну конечно. Откровенный топ, короткие шорты. Раньше захотелось бы трахнуть, сейчас противно.
– Говори.
– Проходи, я налила чай, – призывно улыбнулась она, пытаясь уцепить меня за руку.
Я холодно посмотрел на длинные пальцы, обхватившие мое запястье. Лиза вздрогнула и отступила. Знала, на что я способен в гневе. Из постели папика я ее вытаскивал силой. Сам себя не помнил. Я тогда еще не поднялся, только приехал в Петербург. Завлек ее итальянской кровью, а Лизе денег и роскоши надо было.
Сука. Сейчас все остыло. Осталась неприязнь.
– Говори, – повторил громче. – И прекрати думать, что нужна мне. Каждый раз, когда я смотрю на тебя, я вижу твое голое блядское тело и выбитые зубы того придурка.
Лиза схватилась за горло и побледнела.
– Ты же знаешь меня, блд. Знаешь, что я прямолинейный, а все еще таскаешься за мной. В Америке побогаче не нашла никого?
– Ты… ты бы лучше с ней так обращался, ведь она заслуживает этого больше, чем я!
Я брезгливо морщусь от ее истерики. Хорошая игра. Лживые слезы, на которые я больше не поведусь.
– Пустые слова. Найди себе другой кошелек, Лиза, – бросил холодно и развернулся. Какого черта я приперся? У нее на уме одни бабки. Секс и бабки.
– А я бы никогда не подумала, что ты такой мягкотелый! – бросила она в спину. – Ко мне даже не притрагиваешься, а дочь Шаха за все грехи прощаешь?
Я замер. Лиза плевалась ядом – ее истинное лицо. Этот яд попал мне в спину и парализовал.
– Что ты сказала?
– У тебя в номере дочь Эмина Шаха. Фу! – скривилась Лиза. – Поздравляю, твоя святоша тебе солгала. Тоже. В ней течет кровь ублюдка, который убил твою мать.
– Умолкни, Лиза, – невнятно пробормотал я. Язык занемел. К небу прилип. Я пожалел, что когда-то рассказал Лизе про мать. Любил, наверное. Сука.
Я молча ушел. Сцепил зубы, чтобы держать тело в напряжении, держать себя под контролем. В таком состоянии я добрался до гостиницы, потом – до номера. Внутри было тихо.
Перед глазами стояло лицо Шаха. В интернете нет фотографий его дочери. Только имя – Шах София Эминовна. Из прессы удалены фотографии дочери влиятельного ублюдка. Ни единой, мать его, фотографии. Вот как папашка ее бережет.
Точно. Портрет. Дед просил забрать подарок для невестки. Я достал картину, разорвал подарочную упаковку с подписью Арслана.
Это насмешка судьбы. На полотне – лицо Софии. Моей Софии. Той, что спит в моей кровати. Дочери человека, которого я хочу растоптать. Сломать, уничтожить.
Я потер подбородок и лоб. Это не помогло, перед глазами упорно стоял Шах. И последний день, когда я видел мать. Убитый горем отец. И лицо Софии. Теперь оно неизменно напоминало Шаха.
Я толком не помнил, куда швырнул портрет. Не помнил, как задел столик – он рухнул, расколовшись на осколки. Плазма, стулья, кресло, на котором я переодевал ее после гор…
Сука.
Внутри раскачивалась ветряная мельница, которую и самому дьяволу не остановить. Я молился лишь об одном: не дай бог она проснется. Не дай бог она выйдет сюда.
Потому что я за себя больше не ручаюсь.
Глава 14
София
Что-то разбилось. Там, за дверьми моей спальни. Раздался страшный грохот.
Я резко открыла глаза и закрыть их больше не смогла. Что-то безумно тяжелое сперва ударилось об стену, а затем упало на пол.
Я подскочила на постели, сердце бешено колотилось. Влажными ладонями отыскала рубашку, набросила ее на себя и поспешила к дверям. Позже поняла – зря. Нельзя было выходить на звон битого стекла. Любая бы пересидела, переждала, а не шла вулкану навстречу.
Эмиль был вулканом. В его глазах поселился сам дьявол.
– Доброе утро… Эмиль.
Мой взгляд зацепился за разбитый столик, за плазму с дырой в середине. Все было разрушено. Здесь вулкан извергся, не иначе.
– Не думаю, – с трудом ответил Эмиль.
Это был нечеловеческий голос. Встретившись с Эмилем глазами, я тяжело сглотнула и поплотнее закрылась рубашкой.
– Эмиль, что происходит?
Я обвела взглядом гостиную. Стеклянный столик разлетелся на тысячу осколков, все остальное было перевернуто, как в аду. Конечно, Эмиль все возместит, но пугало не это.
Эмиль поранился, на его костяшках была свежая кровь.
– У нас же есть аптечка, да? Я помогу тебе.
Я зачем-то улыбнулась, будто не поняла, что Эмиль зол на меня. Будто не заметила, как напряжены его скулы. Плечи поднял и зверем смотрит.
– Лучше не подходи, – процедил он.
– Да что случилось? Я ничего не сделала! – Я осторожно шагнула назад. – С тобой была. Никуда не ходила. Даже ночью не просыпалась.
– Ты не назвала свою фамилию, – хрипло и тихо сказал он.
Я непонимающе качнула головой.
– И что?
Эмиль подошел, и я только силой заставила себя не отступить. Он дернул меня на себя. Я охнула и врезалась в его торс. Напряженный. Стальной.
– Лучше бы ты осталась в комнате, София.
Грудь болезненно заныла. Еще и хватка его – дикая, зверская. Я беспомощно посмотрела в его глаза, запястье заныло. Тихо всхлипнула:
– Мне больно!
– Мне тоже когда-то было.
«Что?» – хотелось спросить, но этот взгляд… Эмиль изменился. Это все, о чем я могла думать. Рядом с ним становилось страшно. Как дома – никогда не знаешь, когда взорвется.
Эмиль ослабил хватку, и я отшатнулась. Лопатками врезалась в стену. Наверняка останутся синяки. Ничего не понимаю. Хочется плакать. Я предложила ему самое ценное, что у меня было, а он смотрит на меня так, будто ненавидит весь мой род.
– Новогодняя ночь. Я рассказывал тебе про свою мать…
– Да, рассказывал! – перебила с надрывом. – Мне очень жаль, но при чем здесь я?
– При чем Эмин Шах. А ты – его дочь.
Эмиль бросил на меня красноречивый взгляд. Все стало понятно. Все…
Когда я садилась в его машину, Эмиль смотрел на меня с интересом. Когда привел в номер и закрыл за мной дверь – с жаждой. А теперь вот так, как на вещь… Которую желаешь и ненавидишь одновременно.
Я покрылась жгучими пятнами. Шея болезненно заныла – будто меня прямо сейчас душили. Пазл сошелся. Страшный пазл. Я была дочерью человека, которого Эмиль считал чудовищем.
Ужаснейшая ошибка!
– Если бы ты сразу все сказал, – вдруг поняла я, – я бы не села к тебе в машину. К сумасшедшему.
– Повтори, – процедил он. – Повтори, что ты сказала, София?!
– Только сумасшедший обвинит моего отца в таких грехах. Мой папа – он не такой. Ты лжешь! – Я резко замолчала, понимая: черта пройдена.
Тогда Эмиль признался мне в глубоко личном. А я сейчас не поверила. Встала на сторону папы. По-другому быть просто не могло.
Черты его лица исказились. Я почувствовала на щеке его горячее дыхание – он ухмыльнулся мне в губы.
– Когда вернешься домой, спроси у любимого отца, за что Давид сидел пять лет. Это мой отец. За что он пришел убивать Жасмин, когда ей было всего восемнадцать. Это моя мать. За что он и его псы застрелили мою бабушку и дедушку…
– Ты болен! Ты болен, Эмиль! Ты сошел с ума! – Я в ярости закрыла уши и тут же тихо вскрикнула: Эмиль насильно опустил мои руки и заставил смотреть на себя.
– Ты безумец, Эмиль. Безумец! Дай мне уйти. Прошу: дай мне уйти!.. – взмолилась я. По щекам текли слезы. Я так долго не плакала при мужчинах… Так долго… – Эмиль, отпусти! Прошу тебя! – Голос сорвался, и я все же зарыдала.
Эмиль сказал что-то еще, а я пошатнулась в его руках.
– Забавно… – Он сглотнул, не отрывая от меня взгляда. – Твоя мать тоже умоляла его дать ей уйти. Диана была несчастна с ним. А потом забеременела твоим старшим братом. Совпадение? Я ничего не утверждаю. Но Диана сбежала с его ребенком в животе…
В стенах гостиной раздалось эхо удара. Я вырвала руку из захвата и размахнулась, а дальше – все как в тумане. Хлесткая пощечина, красный след на щеке Эмиля и мой жалобный скулеж.
Эмиль потер щеку, стискивая зубы.
– Я не хотела… не хотела, – судорожно зашептала я и тут же прикрыла лицо в ожидании ответного удара. Но… его не последовало.
– Это ты тоже взяла от отца? – пророкотал Эмиль.
Он не ударил. И пощечину не отвесил.
Я же с ужасом смотрела на пряжку его ремня. Перед глазами все расплывалось. Я ударила, как отец. Отвратительно.
– Ты ничего не знала, – кивнул Эмиль. – Шах уговаривал мою мать сделать аборт, чтобы рассказать было некому. Но я все равно родился.
– Сумасшедший! Ты сумасшедший! Папа бы никогда… никогда! Не смей говорить про него так… плохо…
Меня била крупная дрожь. Эмиль держал мои запястья одной рукой, в нем было до ужаса много силы. И этот безумный взгляд… Мне было жутко.
– Можно было бы подумать, что все началось с Булата Шаха. Но он сдох, а претензии остались. А с претензиями идут к исполнителю, – жестко закончил Эмиль.
Я хотела закрыть уши. Он знал Булата Шаха. Чушь какая-то. Я отказывалась верить. Да, мой отец суров, но он не убийца.
– Все ложь, – проблеяла я. – Ты описываешь другого. Не моего отца. Уходи прочь, Эмиль.
– Твой отец – чудовище, – выплюнул Эмиль.
– Не смей. Довольно, уходи, – процедила в ответ.
– Его фамилия, как и его руки, пропитаны кровью. Власть его писана кровью.
Эмиль побагровел.
Отказываясь верить в эту чушь, я оттолкнула его и понеслась прочь. Забыв про вещи, про горы, про сладкие ночи. Все это потонуло в бездне. В восемь утра второго января сказка закончилась.
Я не успела выбраться из номера. Он нагнал меня сзади. Схватил за рубашку и порвал ее. Снова.
– Не трогай меня! Не надо, умоляю!
Я заплакала, кусая израненные губы. Эмиль стянул с меня штаны и приспустил нижнее белье. Поняв, чего он добивается, я замолчала, тяжело дыша.
– Заклеймил все-таки.
