ISBN :
Возрастное ограничение : 999
Дата обновления : 10.07.2025
За это дело вообще не следовало браться. Тут не нужен профайлер – тут нужен хороший такой пинок под зад, который можно отвесить и без специального образования. Гарик это определил сразу и держать свое мнение при себе он не собирался, а потому сразу уточнил у Веры, на кой Форсов вообще согласился.
С тех пор, как наставник перенес операцию, он предпочитал выдавать задания лично. Но сейчас он был чем-то занят, так что о работе сообщила Вера. Ее Гарик уважал не меньше, чем Форсова, вежливость в разговоре неизменно соблюдал, однако и делать то, что ему скажут, не задавая вопросов, не собирался.
Вера не смутилась, она тоже его хорошо изучила.
– Коля согласился по двум причинам. Первая – заказчик предложил очень солидную сумму. Вторая – Коля знал, что не будет тратить на это свое время, для таких заданий есть ученики.
Хотелось зацепиться за тему с деньгами. Понятно, что на учеников Форсов всегда будет сбрасывать то, что ему скучно или не интересно. Но раньше он ведь не обращал внимания на то, кто сколько платит! Или, по крайней мере, это не становилось решающим фактором.
Однако Гарик и сам понимал, что некоторые обстоятельства изменились. Форсов точно не был беден, далек от этого, однако долгая болезнь серьезно уменьшила его состояние. К тому же с весны он взялся поддерживать девушку-инвалида, которая помогла им с расследованием, и Гарик уже сейчас мог сказать: большая часть той «очень солидной суммы» отправится на счет не самого Николая Форсова.
– Если бы суть работы была совсем безумной или вредящей репутации, Коля бы, конечно, отказался, – продолжила Вера. – Но в данном случае он счел, что ты сможешь решить проблему быстро и эффективно. Усилия меньше, чем награда за них.
– А эту проблему не может так же быстро и эффективно решить Матвей?
– Нет, его время на такое тратить жалко.
– Обидно.
– Не задавай дурацких вопросов – не получай неприятных ответов, – рассудила Вера. – Строго между нами: я тоже нахожу это задание умеренно нелепым. Но я рекомендую тебе выполнить его и просить в награду что-нибудь действительно интересное.
– И то правда, я пошел наводить мосты!
Гарик по-прежнему не считал, что профайлеры здесь нужны, но был согласен с Верой в одном: сделать дело и забыть проще, чем рассказывать, почему ты не хочешь этим заниматься.
Ему полагалось выяснить, почему отец отказывается говорить с сыном. В такой формулировке ситуация смотрелась совсем уж дурацкой, и это по-своему забавляло Гарика. Впрочем, если взглянуть на детали, все было по-прежнему глупо, но хоть сколько-то объяснимо.
Григорий Чару?шин укатил в Соединенные Штаты лет двадцать назад, сразу после окончания школы. Такие, как он, обнаружив, что на чужбине бывают молочные реки, только если молоковоз перевернулся, обычно на всю жизнь остаются какими-нибудь официантами, а то и вовсе спиваются. Но Григорий проявил себя чуть лучше, он умудрился получить образование и стать вполне успешным инвестором. Правда, чтобы подняться так высоко, на первых ступеньках карьеры нужно было очень много работать и очень мало отдыхать, так что новоявленный гражданин США потерял контакт со всеми людьми из прошлого – включая родителей.
О том, что его мать умерла, Григорий узнал, когда впервые за десять лет позвонил домой – похвастаться своими достижениями. Отец его сдержанно похвалил и предложил приехать хотя бы на могилу матери, навестить ее. Григорий отказался, побоялся испортить себе репутацию на новой родине. Родные не стали настаивать, блудному, но весьма обеспеченному сыну позволили делать все, что душе угодно.
Сначала Гарик решил, что Григория просто вычеркнули из жизни. Ну, был и был, за потерю контакта не прощен, общение сводится к сухим поздравлениям с Новым годом – что-нибудь в этом роде. Но он все-таки изучил всю информацию о Виталии Чарушине, который в свое время и способствовал появлению Григория на свет. Отец оказался человеком мягким, нерешительным, искренне добрым, или, по крайней мере, таковым он казался со слов всех, кто его знал. Он не держал зла на сына и простил его за все.
Но если Виталий позволил отпрыску жить так, как ему вздумается, то Григорий не готов был сделать то же самое. Первая крупная ссора между любящими друг друга искренне, но на большом расстоянии родственниками случилась лет пять назад, когда у Виталия появилась сожительница.
– Там все с этой Оксаной было ясно с первого взгляда! – заявил Григорий, когда Гарик все-таки вызвал его на видеочат. По-русски он все еще разговаривал свободно, но с уже закрепившимся акцентом.
– И сильно ты ее разглядел из-за океана? – заинтересовался Гарик.
– Нечего было разглядывать! Значительно моложе отца, из бывшей Советской республики… Понятно, что за деньгами явилась!
– У него было так много денег?
– Нормально, и наверняка он рассказал ей про мои!
Григорий был до сих пор убежден, что рука Оксаны дотянулась бы до его кармана даже с другого континента. Ну а в ту пору он и вовсе сразу поставил себе цель: убрать из жизни отца предполагаемую мошенницу. Казалось, что такая идея обречена на провал, но это если не учитывать особенности личности обоих Чарушиных. Отец в этой семье привык плыть по течению, а сын направлял это течение плотинами туда, куда ему нужно.
В итоге Оксану из жизни отца он все-таки вытравил. Примерно в тот же период у Виталия диагностировали рак, однако его сын эти события между собой никак не связал.
– Я тогда предлагал ему переехать в нормальную страну с нормальной медициной! – заявил Григорий.
– Еще один такой выпад, и будешь своего отца сам разыскивать, с растерянной мордочкой ежика в тумане, – предупредил Гарик.
– Да я не в том смысле…
– Есть слова, у которых много смыслов и не бывает. Давай по делу.
– Он меня послал, – вздохнул Григорий. – Не сказал, почему, но, скорее всего, из-за бабки.
Гарик предполагал, что Чарушин-старший послал бы сына в любом случае, но старушка и правда оказалась весомым аргументом. О том, чтобы везти мать Виталия и, что логично, бабушку Григория на другой континент, и речи не шло. Дело было даже не в возрасте, а в том, что женщина страдала от тяжелой формы деменции и нуждалась в постоянном уходе.
– Я не знаю, зачем папе это нужно, – гневно хмыкнул Григорий. – Она давно уже ни черта не понимает! Овощ – и тот живет более насыщенной жизнью. Я предлагал сдать ее в больницу, а папа пусть бы ехал ко мне… Но он уперся, а я никак не мог на него повлиять.
Виталий заявил, что хочет провести последние годы с матерью – свои или ее, это уж как пойдет, при таком наборе диагнозов всякое возможно. Чарушин-старший продал свою городскую квартиру и переехал в дом Надежды Геннадьевны. От лечения он не отказывался, но здраво относился к прогнозам врачей, которые, отводя взгляд, признавали, что выздороветь уже не получится.
И все же Виталию обещали не месяцы, а годы. Этим его сын успокоил свою совесть, убедил себя, что время все исправить еще есть. Особенно при том, что отец никогда ни в чем его не винил, ничего не требовал. Они общались раз в неделю, обменивались новостями, и Виталий неизменно заверял сына, что все хорошо.
Так продолжалось годами, перемен Григорий не ожидал, однако все равно получил их.
– Примерно шесть месяцев назад многое изменилось, – признал он. – Не могу сказать, что папа стал меньше со мной общаться, но характер общения точно сделался другим! Мы теперь переписывались каждый день, он мне слал текст, фото… А вот звонков больше не было, ни видео, ни голосовых. Он не хотел, ну а я… Я даже не сразу заметил эту новую манеру. Потом все-таки спросил, он сказал, что занят, у него новое лечение, бабушка ведет себя шумно… Это теперь я понимаю, что оправдания какие-то… не очень. Тогда, в моменте, все казалось мне вполне естественным.
– Переписку с ним мне скинешь, когда договорим, – велел Гарик. – Когда начались перемены не по форме, а по сути?
– Да где-то с неделю назад… Сначала папа написал, что устал так жить, что ему нужна свобода… Его собственная жизнь заканчивается, он ничего толком не видел, хочет попутешествовать напоследок…
– Старушку он куда деть при этом собирался?
– Я так и не понял… Хотел уточнить у него, но он от звонка снова отказался. Я психанул, признаюсь, пару дней молчал… И он молчал. Когда я написал ему снова, он уже не ответил.
Тогда до Григория и дошел крайне неприятный факт: у него не было никакой возможности проверить, как дела у отца. Контакты со старыми друзьями он растерял, с соседями бабушки знаком не был. Ему только и оставалось, что нанять кого-то – откупиться от собственной совести, хотя сам он вряд ли признал бы, что дела обстоят именно так.
Вариантов было не так уж мало: социальный работник, частный детектив, даже полицейский. Григорий предлагал деньги, в которые многие вцепились бы мертвой хваткой. Но сам он, помня Оксану, допускал, что отец мог снова попасть под чье-то влияние. Григорию требовался тот, кто хорошо разбирается и в психологии, и в делах преступных. Он, уже привыкший к жизни в Америке, почти сразу подумал о профайлерах и с удивлением обнаружил, что в России их не так много.
Однако ему все-таки удалось выйти на Форсова. В другое время тот наверняка бы послал Григория подальше… хотя куда уж дальше? Но тут Чарушину-младшему повезло в том, что у Форсова наметился новый источник расходов, и задание профайлер все-таки принял.
Теперь от Гарика требовалось наведаться к Виталию, выяснить, почему он не общается с сыном, успокоить сына, вразумить Виталия и забыть про всю эту историю на веки вечные. В то, что Чарушин-старший попал под преступное влияние, Гарик не верил, слишком сложная схема, чтобы охотиться за дедом со средним уровнем благосостояния. Скорее всего, Виталий решил проявить твердость и прекратить потакать всем капризам сына. Давно пора.
Но доказать все это Григорию на расстоянии было проблематично, и отправиться за город все-таки пришлось. Этому Гарик особо и не противился: погода баловала теплом, за пределами каменных джунглей мир давно налился зеленью и зацвел. Это можно было рассматривать как отдых от городской суеты, что Гарик и делал до последнего.
Он ожидал, что этим «последним», финальной чертой дурацкого задания, будет разговор с Виталием. Но неладное профайлер все-таки почувствовал еще до того, как шагнул на территорию двора.
Со слов всех, кто знал Виталия Чарушина, человек этот был на редкость аккуратным и внимательным к деталям. Россказням сына Гарик не особо доверял, а вот характеристика с бывшего места работы казалась правдоподобной. Чарушин был из тех, кто и в субботу в офис явится, если там больше окна помыть некому.
Теперь же двор выглядел не лучшим образом: на дорожке валяется перевернутый горшок, земля рассыпалась, и судя по тому, как засохли цветы, произошло это не сегодня и не вчера. На то, чтобы такое исправить, нужно от силы полчаса, однако Виталий этим так и не занялся. Да и траву не мешало бы скосить… Объяснения может быть два: либо он на все махнул рукой, либо по дорожке уже несколько дней никто не ходил. А с учетом того, что люди во второй половине жизни редко меняют свои привычки, Гарик делал ставку на более тревожный сценарий.
Соваться за калитку в одиночестве он теперь даже не собирался. Он припарковал машину возле дома Чарушина, но сам остался внутри, из салона он позвонил Форсову.
– Мне тут участковый нужен, – отчитался Гарик, когда учитель взял трубку.
– Насколько срочно?
– Ну… срочновато.
– Нормально объяснить можешь?
– Нет, потому что и сам пока не знаю, что увижу. Возможно, тревога ложная, тогда я готов извиниться перед уважаемым законником. Но желание входить туда без свидетелей меня резко покинуло.
Может, кто-то другой на месте Форсова начал бы задавать дополнительные вопросы, сомневаться, размышлять, а стоит ли беспокоить участкового из-за такой ерунды. Но Николай прекрасно знал, что Гарик, при всех шуточках, не попросил бы его о том, что не считал необходимым. Так что участковый появился возле дома через полчаса, взъерошенный и настороженный, явно не понимающий, зачем его сюда швырнули, но получивший приказ от достаточно высокого начальства, чтобы разговаривать с Гариком вежливо.
– Вы вызывали? – поинтересовался он, когда Гарик шагнул ему навстречу. – Родственник же, да?
– Официальный представитель родственника, – отчитался Гарик. – У меня возникло необъяснимое ощущение, что внутри дома немножко труп… или два.
– Так, стоп! – забеспокоился участковый. – Какой еще труп или два?!
– Мертвый, – невозмутимо пояснил Гарик. – И его может не быть. Это труп Шредингера.
– Кто такой этот Шредин… как там его? Тут Чарушины прописаны, не дурите мне голову!
– Так, проехали, – отмахнулся профайлер. – Будем считать, что я не люблю одиночество. Мне обязательно нужно держать кого-то за руку, когда я вскрываю дверь.
– Вы… чего?!
Объясняться с ним и дальше Гарик не собирался. Он знал, что участковый в любом случае пойдет за ним – и в любом случае не поймет простые слова. Им обоим нужно было посмотреть, что находится внутри.
Для начала Гарик попытался заглянуть в окно, но ничего толкового не добился. Он увидел чистую гостиную, где не было людей, однако не было и указаний, что этих людей увели оттуда насильно. Впрочем, дом большой, и беда могла произойти где угодно. Если бы Гарик был здесь один, он бы, может, и подстраховался, но присутствие участкового позволяло действовать решительней.
Замки в двери оказались простенькие, Гарик с довольным видом кивнул, доставая отмычки.
– Вы реально дверь вскрывать вздумали?! – полыхнул участковый. – Не допущу!
– Допустишь, – отозвался Гарик, не глядя на него. – Раз по-прежнему обращаешься ко мне на «вы», ты не веришь, что я какой-то не в меру наглый урка. А если так, мне дали такую рекомендацию, что я могу хоть голый на обеденном столе в твоем доме сплясать, а ты в это время будешь доказывать жене, что «дорогая, это же по работе!». И – да, меня всем хочется пристрелить при первой же встрече, нет, никто еще не решился.
Болтать Гарик продолжал не просто так. С одной стороны, это еще больше сбивало с толку участкового, избавляя от ненужного стремления проявить профессиональную бдительность и предотвратить взлом. С другой, если бы кто-то находился внутри, он бы уже наверняка услышал разглагольствования под своей дверью и хоть как-то отреагировал. Однако с той стороны по-прежнему не доносилось ни звука, и это лишь усиливало опасения Гарика. Либо тот, кто внутри, затаился, либо некому больше отвечать.
Дверь наконец поддалась, и Гарик понял, что его худшие опасения вот-вот подтвердятся, сразу, еще не переступив порог. Ему и не нужно было заходить внутрь, зловоние само ударило в лицо, атаковало, как зверь, вырвавшийся из клетки. Смесь запаха нечистот, грязного тела и чего-то гниющего… Такое сочетание ни к чему хорошему не ведет, никогда.
До участкового волна вони дошла секундой позже, он растерялся, явно не зная, что делать. Но Гарику он был особо и не нужен, главное, чтобы потом показания дал. Не оборачиваясь на него, профайлер двинулся вперед.
– Э, куда! – опомнился его спутник. – Нужно ж вызвать наших…
– Вызывай.
– И дождаться снаружи!
– А если там кто живой есть? Если он за это время живым быть перестанет, одной объяснительной не отделаешься!
Гарику было нужно, чтобы участковый перестал его отвлекать, в то, что в доме действительно остались живые, он не верил. Тут не только в запахе дело, достаточно взглянуть на прихожую: кровавые потеки встречали их везде, пятна успели засохнуть и теперь зловеще темнели на полу, стенах и даже потолке. Причем на полу кто-то пытался их затереть, но быстро понял, что это нелепая затея, да так и оставил на светлых досках жуткие разводы.
Кровавый след тянулся в ближайшую комнату, Гарик пошел по нему, готовясь к тому, что увидит тело… Но тела не было, только новая кровь. На кухне ее осталось куда больше, чем в прихожей, здесь же сохранились элементы других выделений, волосы и даже осколки костей…
– Меня сейчас вырвет, – тихо произнес участковый, державшийся у Гарика за спиной.
– Не здесь. Тут уже кто-то таким развлекался, и не нужно, чтобы их следы смешались с твоими.
Особо зловещая лужа скопилась под деревянным стулом, приставленным к столу. На столе лежала газета, выпущенная неделю назад и сохранившаяся лишь частично. Гарик не сразу понял, что именно с ней произошло, а когда наконец разобрался, почувствовал, как мороз идет по коже – даже после всего, что он уже увидел.
А вот участковый не понял ничего, он с удивлением посмотрел на неровные страницы:
– Они что… газеты тут рвали? Зачем?
– Не рвали, – коротко отозвался Гарик. Здесь и сейчас шутить не хотелось даже ему. – Ели.
– Что? Кому понадобилось есть газету? Да еще и на кухне!
– Тому, кто не в состоянии понять, что на кухне можно найти другую еду.
Гарик уже начал догадываться, что это значит, и вскоре получил подтверждение: из прихожей донесся странный шорох, их голоса наконец привлекли внимание. Участковый, стоявший ближе к двери, выглянул первым, вскрикнул, потянулся к оружию, но профайлер быстро перехватил его руку.
– Не смей, она жертва.
Участковый ответил ему ошалелым взглядом, он, похоже, еще не поверил до конца, что к ним ползет человек. Да и Надежда Геннадьевна на себя прежнюю пока не тянула: пожилая женщина очень сильно похудела, она напоминала скелет, который обтянули нездоровой серой кожей, покрытой кровью и нечистотами, она ослабла настолько, что больше не могла подняться на ноги. Скорее всего, до этого она спала или была без сознания, а теперь вот двинулась на голос. При этом ее взгляд оставался мутным, лишенным малейшего понимания, кто она такая и где находится. Рот пожилой женщины бессмысленно открывался и закрывался, заговорить она не пыталась, да и вряд ли могла.
Участковый наконец справился с шоком и все-таки реабилитировал себя в глазах Гарика: он схватил с ближайшей вешалки ветровку и поспешил накрыть женщину, ее собственный халат пропитался грязью и порвался. Где-то совсем близко слышался шум машин – судя по количеству, вызванных участковым, на этой тихой улочке такого трафика просто так быть не могло. Гарику оставалось лишь надеяться, что и «скорую» тоже прислали, чудо уже то, что Надежда Геннадьевна протянула так долго…
– Что он с ней сделал? – спросил участковый, с ужасом разглядывая изможденную женщину. – Ну, устал ты смотреть за бабкой, так сдай в дом престарелых, зачем же так издеваться!
– Похвальная попытка сыграть в благородство, только ее сын тут ни при чем, – мрачно отозвался Гарик, изучая прихожую.
– Да он же ее избил!
– Это не ее кровь.
– Вот раны! Чего это не ее?
– Во-первых, у нее не раны, а так, порезы и мелкие ссадины, из них столько не натечет. Во-вторых, череп ее видишь? А ты видишь, волос у нее немного.
– Ну, вижу, – еще больше смутился участковый. – И что?
– То, что ты его видишь, подтверждает, что он целый. А теперь глянь на это светлое пятнышко среди крови, – Гарик указал на одно из пятен, засохших на потолке. – Это чертовски похоже на кусочек головного мозга, так что рискну предположить: с Виталием Чарушиным нам поговорить уже не удастся.
* * *
Распознать в груде почерневшего металлолома элитный автомобиль было сложно. Таиса даже сомневалась, что справилась бы с первой попытки, если бы не получила подсказку. Капот разворотило так, что он теперь напоминал небрежно смятый лист бумаги – и это при добротном металле! Подушки безопасности повисли на руле грязными лоскутами. Салон частично разорвало посередине, хотя на две части он так и не разлетелся, новая иномарка выдержала чудовищное испытание достойно.
Только из трех людей, находившихся в момент аварии внутри, спасло это лишь одного. Причину долго искать не нужно: лишь один человек и был пристегнут, так что система безопасности, продуманная немецкими инженерами, сработала как надо. Остальные двое от ремней безопасности отказались. То, что от них осталось, собирали среди обломков автомобиля очень долго, хоронили потом в закрытых гробах, да и то семьи вряд ли до конца были уверены, чьи фрагменты они предали земле.
Таисе казалось, что металл до сих пор залит кровью, хотя вряд ли… Просто ржавчина, кровь давно замыли. Не из уважения к погибшим, клиент пошел на дезинфекцию скорее потому, что там была и кровь его дочери, сумевшей остаться в живых.
Все книги на сайте предоставены для ознакомления и защищены авторским правом