Трое против Нави
Сергей Остапенко
Жизнь обычного студента полна сложностей: вечеринки мешают учёбе, девушка треплет нервы, денег вечно не хватает. Но ты и представить себе не можешь, что такое настоящие проблемы – пока силы, старше самой человеческой цивилизации, не выберут тебя, чтобы использовать в мистическом обряде.
Вместо экзамена по философии Сергею, Саше и Тане придётся справиться с более серьёзным испытанием. Чтобы спасти свои жизни, им предстоит преодолеть затерянный в мире предков древний полигон, напичканный магическими ловушками.
Кажется, спасение уже рядом, но покинуть Навь оказывается не так просто. Из-за интриг зловещих местных богов и предков, между друзьями растет ревность и недоверие, ведь каждый считает себя избранным. Они ещё не знают, что полигон – далеко не самое страшное, с чем им придется сразиться, чтобы вернуться домой.
Сергей Остапенко
Трое против Нави
Посвящается памяти Сергея Линникова
1. НЕВОЛЯ ПУЩЕ ОХОТЫ
Если какая-нибудь неприятность может случиться, она непременно случается.
Закон Мэрфи
Лекция по философии подходила к концу. Я сидел в аудитории номер сорок два, мой взгляд рассеянно блуждал по силуэтам однокурсниц. Настроение было отвратительным. Черт возьми, так она меня бросила, или снова скажет, что я сам себе выдумал проблему на ровном месте? Некоторые женщины умеют так, да. А уж Татьяна Солодовникова, в которую мне «посчастливилось» втюриться – настоящая чемпионка по нервотрепке.
Я отогнал мрачные мысли и попытался прислушаться к голосу лектора. Профессор Вритрин бубнил что-то маловразумительное. Какие-то стишки.
– Вот еще одна цитата из «Упанишад», – сказал он, подыскав подходящее, по его мнению, четверостишие.
«Кошмар, – подумал я. – Он до сих пор мусолит «Ригведу». А я все прослушал. Не дай Бог завтра на экзамене мне попадется именно эта тема».
– Тот, кто знает знание и незнание, и то, и другое вместе, тот переступая смерть, благодаря незнанию, обретает бессмертие, благодаря знанию.
Профессор умолк, пристально глядя мне в глаза. Взгляд у него был какой-то странный: дикий, цепкий, будто звериный. Я поёжился и сделал вид, что пялюсь в конспект, но профессор явно не желал оставить меня в покое.
– Неплохая мысль для древних, верно, Гордюков? Вы согласны, что в наши дни похожие по смыслу утверждения можно обнаружить сразу в нескольких направлениях философии?
«Чего это он сегодня ко мне привязался?» – подумал я, но так и не смог припомнить, чем мог ему насолить. Лекции я пропускал редко, контрольную сдал одним из первых. Меня могла подвести только пагубная привычка вступать с преподавателем в полемику.
– Пожалуй, – буркнул я, скривив рот в вымученной улыбке. – Я одного не пойму – хоть сами-то древние понимали, что имеют в виду?
С соседних мест послышались приглушенные смешки, и я раздумывал, отнести мне их в адрес моей мимики или в адрес выданного мной словесного шедевра.
Профессору мой тон явно не понравился, судя по тому, что его мысли потекли в русле, не сулившем ничего хорошего. Вритрин снял очки и, протирая их носовым платком, осведомился, отчего это мой приятель Александр Юдин игнорирует его предмет, будто бы сдача экзамена его не волнует.
Я, признаться, не знал, что ответить, но надо было как-то выкручиваться:
– По-моему, он болеет. Ему назначили физиопроцедуры, и он, кажется, как раз в поликлинике.
Вритрин понимающе кивнул:
– Судя по вашему виду, Гордюков, с вами тоже не все в порядке. Взгляд совершенно отсутствующий, а лицо такое, будто вы всю ночь… – он помолчал секунду и добавил: – Вагоны разгружали.
Следующая волна смешков совпала с выкриком о том, что пара закончилась, и студенты, дружно снявшись с мест, потянулись к выходу из аудитории. Я бы с удовольствием последовал их примеру, но профессору явно чего-то от меня было нужно, и я терпеливо ждал, что он скажет дальше.
– Встретимся завтра на экзамене, – бросил он вслед уходящим и вновь повернулся ко мне.
Сегодня с профессором творилось нечто необъяснимое. Обычно он зануда, а сегодня больно красноречив, цитатами вдохновенно сыплет. Пьян, что ли? Не похоже. Он не выпившим казался, а, скорее, походящим на кроманьонца, репродукция которого находилась в одной из аудиторий корпуса истфака. Такой же коренастый, сутулый и волосатый. Сними с него очки и костюм, так получится истая копия.
Вритрин повел своими мощными кустистыми бровями, выпучил на меня водянистые глаза и ни с того, ни с сего завел разговор на тему, ничем не связанную с предыдущей.
– Завтра – день летнего солнцестояния, – доверительно промолвил он. – Сохранившиеся обряды, приуроченные к этому времени у многих современных народов, – это следы более древней культуры, более древних верований. Несколько тысяч лет назад в нашей местности появились прародители большей части нынешних народов Евразии. Для них это было особое время, когда могли происходить различные чудеса. Это было время великого ритуала!
– Игорь Семенович, но я-то здесь причем?
Профессор смутился и продолжил несколько смущенным голосом:
– Не знаю… Я просто посмотрел на выражение вашего лица, и мне показалось, что… Я только хотел спросить, не ощущаете ли вы особое напряжение, разлитое в воздухе? Мне, например, просто не по себе!
Вритрин улыбнулся, хищно оскалив зубы, и мне тоже стало не по себе. Все-таки пьян.
– По-моему, все нормально, – ответил я.
Казалось, профессор сомневается. Он некоторое время изучал меня взглядом, который, если мне не померещилось, стал мерцать, будто кошачий в темноте, а затем вздохнул и отвернулся.
– Жаль, – проронил он. – Тогда извините, что задержал.
Вздохнув не менее горько, чем Вритрин, я стал собирать вещи. Препод, почесывая бороду, мычал что-то о циклической природе времени и возвращении космоса в изначальное состояние. А когда я выходил, стрельнул в меня пугающим звериным взглядом и сделал жест, как будто бы хотел избавиться от назойливого насекомого, обитающего под одеждой.
Узрев такое, я скоренько хлопнул дверью и заспешил прочь. «Плохи дела, – подумал я. – Как бы наш философ не чокнулся. С ними такое, говорят, бывает».
Об экзамене думать не хотелось, и я решил прибегнуть к испытанному способу снятия стрессов: поесть. Кафе находилось прямо в здании факультета, на первом этаже. В полутемном коридорчике у самой двери я неожиданно наткнулся на Таню. Я остановился, она тоже, но недостаточно проворно, в результате чего прядь ее густых светлых волос на миг коснулась моего лица. Мы обескуражено глядели друг на друга, не пытаясь отстраниться. Секунды текли, а я молчал. Не подумайте ничего плохого: не из-за гордыни. Я просто любовался ее красотой. Психоаналитики предположили, что в подсознании каждого самца есть свой собственный архетип желанной самки, к которому он безотчетно стремится всю жизнь. Так вот, мой архетип стоял передо мною во плоти, так близко, что я мог чувствовать ее дыхание, и Танины феромоны через беззащитные рецепторы лупили прямо в мой воспаленный мозг.
Если бы я в этот миг меньше рефлексировал, а просто схватил ее в охапку, впился в губы и наговорил бы ей разных приятностей, всего, что последовало дальше, могло и не быть. Но судьба распорядилась иначе. На лестнице внизу послышались чьи-то шаги. Мигом позже в дверях появился Саня Юдин, с интересом окинул нас взглядом, отпустил в наш адрес не очень корректную шутку, и попробовал протиснуться в кафе. Зрачки Татьяны блеснули, она парировала его фразу собственной едкой тирадой и с надменным видом скрылась внизу как раз тогда, когда я был готов осуществить свой план. Проклятье!
Раньше у меня было просто скверное настроение, но теперь оно провалилось куда-то в Марианский желоб. Внутренний голос изощрялся в самокритике, распиная меня на все лады.
Момент упущен. Догонять ее теперь было глупо. Я пошаркал внутрь; нащупав в полутемном зале Шурика, уже пожирающего обед, присоединился к нему. Он как раз разделывался с одним из пирожков, количество которых у него на тарелке могло шокировать неподготовленного наблюдателя. Кроме того, на столе красовалась початая бутылка сока. Подходит. Я решил, что Саня не обидится, если я его немного ограблю.
Он не протестовал, когда я вяло похитил один пирожок, так что я принялся сосредоточенно жевать, изредка отбирая у него бутылку, чтобы отхлебнуть.
– Ты что, разбогател? – спросил я, намекая на обильную снедь.
Он отмахнулся и промычал что-то с набитым ртом, затем вытер жирные пальцы, залез в карман и потряс находившимися там монетами.
– Звенит?
– Звенит.
– Вот именно. А должно хрустеть и шелестеть. Тогда я б согласился с тем, что разбогател. Однако, хоть и мелочь… а все равно приятно!
Я не разделил его веселья по поводу каламбура и с траурным видом принялся за второй пирожок. Вокруг стола весело резвилась парочка мух. Кроме нас, посетителей не было. За стойкой тоже никого не наблюдалось.
Александр доел остатки, использовал еще одну салфетку и пожал мне руку.
– Теперь привет, – сказал он. – Ты выглядишь, словно сама смерть. У тебя что-то болит?
Я кивнул.
– Угу. Душа.
Саня мой ответ не оценил.
– Душа – это несерьезно, – фыркнул он. – Не забивай себе голову… мозгами, и все будет окей. Тебе повезло, что рядом есть такой крутой психолог, как я. Выкладывай, что у тебя за беда.
– Когда в следующий раз со мной захочет познакомиться девушка, – процедил я, скорчив скорбно-презрительную мину, – я уже не буду столь наивен. Я сразу же скажу ей: леди, не теряйте время зря. Мир в достаточной степени познан нами обоими, чтобы понимать, кто и чего, в конечном счете, ищет. Вам, женщинам, нужны от мужчин деньги, мужчинам от вас – плоть. Но я – предупреждаю сразу – опасный философ. Мне эти правила не по душе, мне нужно либо больше этого, либо не нужно вообще ничего. Так что лучше сразу же прекратить всякие поползновения в сторону установления каких-либо отношений. Одиночество и воздержание – первые в ряду добродетелей.
Саня удивленно почесал затылок, и это вызвало у него всплеск мозговой активности.
– А, понятно, – заговорщицки подмигнул он. – Любовь. Как бишь ее? Энигма. Опять тебя баба бросила. Еще бы, как только можно встречаться с таким занудой.
Надо пояснить, что Энигмой, то есть в переводе Загадкой, прозвали у нас в группе Татьяну, за ее непостижимый нрав. Парней она бесила, так как за исключением Шурика, наверное, каждый пытался за ней ухаживать и был отвергнут. Саня любил цитировать Ницше, утверждавшего, что вся загадочность женщин исчезает вместе с беременностью. Поэтому в своей амурной стратегии он загадки не приветствовал.
– Отстань, – буркнул я, наблюдая за активностью мух.
– Тебе наверное нравится над собой измываться. Либо уж вправь ей мозги, либо забудь. Это, конечно, твое дело, но ты должен брать в расчет то, что окружающим противно глядеть на твою кислую физиономию. Короче, завязывай со своими гормональными переживаниями, давай займемся чем-нибудь стоящим.
Он поднялся со стула, я вслед за ним. Когда мы вышли наружу, я встряхнул головой, расправил плечи и решил следовать рекомендациям Шурика. Действительно, нужно взять себя в руки.
– Чего там на консультации было?
– Ты думаешь, я помню? Мне так худо было, что я ничего даже не записывал. Профессор кажись умом тронулся. Вопросы вообще не по программе давал. В основном по мифологии. Кстати, он о тебе спрашивал. Почему, мол, Юдин занятия пропускает. А я и не в курсе. Сам тебя уже двое суток не видел.
– Относительно экзамена: ночь впереди, учебники есть. Относительно того, где я был: о, это было чудесно! Вчера ж был день рождения у Женьки. Ну, ты же знаешь наш актив, после таких мероприятий выживших не бывает. Я тоже хорошенько причастился, но, по-крайней мере, все соображал и мог нормально передвигаться.
Юдин пропадал часто, надолго, и его истории, рассказываемые по возвращению, были полны различных леденящих душу, веселящих или просто любопытных подробностей. И хотя все его приключения заканчивались хорошо, меня всегда беспокоило, а где, собственно говоря, Санек в данный момент обретается?
– Ночью, когда возвращались с набережной, забрели в какие-то трущобы и долго там плутали. Когда все разошлись по домам, я интуитивно заглянул в кафе на Университетском. С девчонками познакомился. В итоге попал к одной из них домой. Клялась, что разбудит вовремя. Короче, говоря, когда я ее растолкал, она вообще с трудом вчерашнее стала припоминать. В общем, идти на остаток консультации не имело смысла, и я предпочел сходить в общежитие и принять душ.
– У тебя ни дня без приключений не обходится, – позавидовал я.
– А ты их просто не заслуживаешь.
– Это почему же?
– Под лежачий камень и вода не затекает, – пояснил Саня. – Ты чересчур осторожный, правильный.
Я хотел в отместку привести ему историю о древнегреческом философе, который на упреки в чрезмерной осторожности отвечал, что именно осторожность и уберегает его от ошибок, но передумал, так как меня моя осторожность от ошибок отнюдь не спасала.
– И как зовут твою новую подружку? – осведомился я.
Шурик пришел в замешательство.
– Забыл, – сознался он. – Надо будет как-нибудь тактично это выяснить. Между прочим, Серега, у нее очень симпатичная приятельница. Если хочешь, я вас сегодня познакомлю.
– Не надо, Саш.
– Как хочешь. А что, надеешься помириться со своей крыской?
– Она не крыска. Надеюсь, только попозже. Сейчас я не в форме.
– Что-то я тоже, – обеспокоено произнес Саня. – Наверное, вчера все-таки хватил лишнего. Так ведь выспался же, душ принял, поел. Чего еще нужно?
– У меня это со вчерашнего дня, – признался я. – Что-то с нервами, наверное. Ни с того, ни с сего Таньке нагрубил, потом почти не спал, сегодня хожу, дергаюсь весь, а на лекции всякая чушь в голову лезла.
– Что-то подобное, – согласился Сашка. – Нам надо отдохнуть.
