Петров ежедневно, в течение всех сорока дней с момента прибытия, ходил на адаптационные занятия. В небольшом зале собирали группу из недавно прибывших и устраивали что-то вроде сеанса гипноза или медитации. Перед этим полагалось надеть на голову шапку, напоминающую прибор для проведения электроэнцефалографии. Разве что провода от неё никуда не шли. Всех усаживали на коврики и погружали в неглубокий сон. В нём Петров как будто снова оказывался среди живущих. Видел знакомых, друзей и родителей. Поначалу картинки были не очень связаны между собой. Кадры иногда склеивались непоследовательно. Он как будто просто перемещался с одного места на другое и снова возвращался. Менее двух недель понадобилось, чтобы научиться улавливать моменты и осознанно закрепляться в одном месте. Петров наблюдал за всем, но сверху и издалека. Видел дом родителей, но как бы он ни желал приблизиться к ним, чтобы посмотреть поближе, послушать, о чём они говорят, возможности его были ограничены. Да и времени на сеанс отводилось не так много. Через сорок дней занятия закончились. Петров за это время успел похоронить сам себя и проститься со всеми. Этого времени хватило для того, чтобы окончательно осознать положение вещей. Принять себя в новом мире и погрузиться в работу с головой. Без оглядки на ту жизнь.
Иногда получалось быстро написать сюжет на несколько дней вперёд, и оставалось свободное время. Разве что чем занять себя, он пока так и не придумал. На стеллаже у него стояло с десяток книг, в которые Петров регулярно вкладывал новые листы жизни. Те, в свою очередь, как привитая ветка к дереву, тут же врастали в корешок жизни героя. Новый поворот в чьей-то судьбе. Иногда книги забирались и приносились другие. Петрову казалось, что у него неплохо получается. Главное – легко. Пока однажды не раздался звонок.
– Слушаю, – поднял он трубку телефона.
– Петров, зайдите к начальнику отдела кадров, – сухо ответила трубка. – Вас встретят на проходной. Дорогу помните?
– Какой же вы писатель? – Начальник отдела кадров, Вершителей Судеб, сидел за столом и, не глядя на Петрова, изучал что-то в книге, лежащей перед ним.
– Ну… такой, – неуверенно ответил Петров.
– Мы ознакомились с вашей Книгой Судьбы в Мире Живущих. Из неё понятно, что у вас нет ни одной значимой публикации. Я уже не говорю про выпущенные книги. Самиздат не в счёт. Ни одной хорошей рецензии. На вашей странице в социальной сети практически нет отзывов на ваши, простите, потуги в творчестве. Миры серые, персонажи плоские, диалоги скучные и никакого развития сюжета, – начальник отдела кадров наконец-то положил книгу на стол и посмотрел на Петрова.
– Просто я не нашёл своего читателя, – начал оправдываться Петров. – Не успел. Если бы не тот кирпич. У меня много ещё не опубликованных произведений. Правда-правда.
– Я запросил отчёт по испытательному сроку, – начальник отдела кадров теперь взял папку. – Судьбы ваших подопечных не лучше ваших, простите, если их так можно назвать, произведений. Люди изо дня в день ходят по своим делам, на работу, и ничего в жизни у них не происходит. Никаких планов, мечтаний и неожиданного развития событий. За почти три месяца вы никого из них ни к чему не привели. У вас даже никто не желает стремиться к чему-либо. Я уж не говорю о каких-то свершениях в жизни.
– Ну, там в планах у меня было… – замялся Петров. – Попозже.
– Пока ваши планы дойдут до дела, кому-то на голову кирпич упадёт, – перебил его начальник. – Н е удивлюсь, что вашу судьбу такой же, простите меня, писака писал.
– Я ничего такого и не думал писать.
– Ещё бы. Слава Высшему, что на испытательном сроке запрещено заканчивать Книгу Судьбы кого бы то ни было.
С таким талантом вы так и останетесь Вершителем серых будней. Будете заполнять пробелы между событиями. Должен же кто-то ни о чём писать. А у вас это, смотрю, хорошо получается. Идите. Две недели осталось вам показать себя.
Петров шёл домой и чувствовал себя побитой собакой. По сути, ведь правда. Ничего интересного он ни тогда, ни сейчас не написал. Оставалось не более двух недель до окончания стажировки. С такими мыслями он дошёл до дома. Возле подъезда на скамейке сидела девочка.
– Здравствуйте, – поздоровалась она с Петровым.
Она вместе с семьёй недавно заселилась тут, и Петров иногда её видел из окна гуляющей во дворе. Других детей в их доме Петров не встречал, и она всегда была одна. Порою он размышлял и пытался представить, кто же написал такую судьбу. Впрочем, и таких историй хватало. Кто-то же их пишет.
– Привет. Как тебя зовут? – Петров присел рядом с девочкой на скамейку.
– Катя, – протянула она руку. – А вы Вершитель? Мне папа так сказал.
– Нет, – Петров грустно улыбнулся. – Я только стажёр ещё. И, кажется, очень плохой.
– А вы судьбу всех-всех можете написать?
– Вроде как должен. Но почему-то у меня это плохо получается.
Девочка Катя рассказала ему про свою судьбу и про то, что она не в обиде на Вершителя, который именно так всё написал. Тем более что здесь очень даже хорошо. Люди добрые и отзывчивые. Словно просто переехали в другой город. Жалко только друзей по двору, которые там остались, и за Барсика она переживает, пропадёт на улице без неё.
– Я вот чувствую их всех, и даже Барсика, но поделать ничего не могу, – рассказывала Катя. – А вы чувствуете тех, про кого пишете? Смотрите на жизнь их глазами?
– Как это? – удивился Петров. – Я только вижу, что у них до этого момента произошло, просто пишу, что в голову приходит, как фантазия позволяет.
– Так неправильно, вам надо сродниться со своим героем, посмотреть на мир его глазами, ощутить, что он чувствует, тогда у вас хорошо начнёт получаться. Правда, деда Боря?
Петров не заметил, как к ним присоединился какой-то дедушка, Петров иногда видел его здесь помимо других жильцов.
– Правда, – улыбнулся дед. – Вам бы, писакам, вместо того чтобы бумагу марать, делом полезным заняться. Я бы хотел многое своей бабке сказать, да на путь истинный её направить, пока жива, но… – дед Боря махнул рукой. – Видит око да зуб неймёт.
Попрощавшись, Петров пошёл домой и сел перед печатной машинкой. Не давали ему покоя слова девочки Кати. Может, и правда всё главное – не в фантазии? Может, сюжет прочувствовать надо со стороны героя?
Мысль пришла сама собой. Петров позвонил по оставленному номеру телефона и попросил книги Кати и того деда Бори. После того, как он объяснил причину такого запроса, ему сказали ждать, и если одобрят, то принесут. Позже всё-таки принесли.
Весь вечер он просидел за Книгами Судеб со штампом «конец» и изучал прошлые записи, точнее, пытался прочувствовать, а не просто увидеть их прошлую жизнь. Делал заметки в блокноте.
Оказалось, что этот дед с оставшейся в том мире бабкой приходится роднёй людям, живущим в одном доме и даже в одном подъезде с ранее жившей там Катей со своими родителями. Кроме Барсика, у Кати никого больше не осталось в том мире.
Собрав черновики своих записей и запросив ещё книгу жены деда Бори, Петров вернулся и сел за работу. Книгу бабушки принесли уже без проблем, видимо, решили, что она как раз по силам стажёру. Сюжеты там закручивать было без надобности, и можно уже спокойно рано или поздно подвести к штампу «конец». Не Петрову, конечно, которому ещё не положено, но будни писать можно, серые и плоские, всё, как Петров умеет.
Через несколько дней он снова встретил во дворе Катю.
– Мне кажется, что я нащупал сюжет и смогу даже твоему Барсику помочь, – сразу начал Петров. – До завтрашнего дня там уже написано, но мне твоя помощь тоже потребуется, возможно, даже скорее всего, мы нарушим какие-то правила тут, но…
Петров рассказал Кате о своём плане и попросил быть её завтра дома в указанное время. Та даже сомневаться не стала.
– Вы станете хорошим Вершителем, – перед тем как идти домой, обняла его Катя.
– Хотелось бы…
Следующим утром Петров пробудился ото сна и, не успев выпить кофе, незамедлительно приступил к делу. Прежде чем вставить лист в печатную машинку, он спустился в квартиру, где жила Катя.
– Ты готова? Всё ли ты помнишь, что должна говорить?
Если что, вали всё на меня, – произнёс он.
Катя заверила его, что всё непременно будет хорошо.
Петров вернулся к себе. Уселся за стол и, хрустнув пальцами, прикоснувшись к клавишам печатной машинки, продолжил с того места, на котором остановился предыдущий Вершитель.
«Тяжело поднявшись с лавки, она подошла к подъезду. Взглянув на домофон, наугад набрала номер. Если откроют, не спросив, кто и к кому, то не поленится лично подняться к этому наркоману и выскажет ему всё. Или к проститутке. А если повезёт, то застанет обоих дома. Что из-за таких, как они в подъездах ссут, срут и жгут газеты в почтовых ящиках. А если спросят, то на этот случай у неё тоже есть варианты монолога. Не позволит она себе испортить утро…»
Петров не понимал, зачем такое писать и так портить людям жизнь. Что бы там ни задумал предыдущий Вершитель Судеб, он всё исправит. Даст Зинаиде Филипповне немного привычной ей свободы, а затем аккуратно вмешается. Да и Катя поможет со своей стороны.
Книга Судьбы. Зинаида Филипповна и Барсик
Зинаида Филипповна вышла из подъезда и, поморщившись от нового дня, присела на лавочку. В этот двор она перебралась лишь накануне, и всё здесь было ей чуждо.
Долго сын уговаривал её переехать к ним, и в конце концов она уступила его уговорам. Годы были уже не те. Хоть сноху она и не жаловала, но самой управляться становилось всё тяжелее. Она была уверена, что Машка, её внучка, была нагуляна невесткой на стороне. Не их порода. Душа не лежала, хоть та и тянулась к ней. Вот и с утра она успела поспорить со Светкой. На ровном месте, как считала Зинаида Филипповна, та вымотала ей все нервы с утра. Одно слово – сноха. Неродная кровь.
Сидя на лавочке и опираясь на трость, Зинаида Филипповна приготовилась к своему любимому занятию, к которому она привыкла ещё в родном дворе. Обсуждать вслух выходящих и входящих в подъезд людей, которых она считала проститутками и наркоманами. Жаль, что боевые подруги остались в родном дворе, и ей придётся импровизировать в одиночку. Зинаида Филипповна надеялась, что со временем обзаведётся здесь соратницами по оружию, острым на колкости языком. Но в её словарном запасе было достаточно и домашних заготовок.
– Да что же это за люди такие гадкие, – в сердцах плюнула она в голубя, который пытался подобраться к ней поближе в надежде, что ему перепадёт. Он давно заметил знакомый кулёк семечек, лежащий рядом с бабкой. – Ни одного человека. Ни на вход, ни на выход. Точно, наркоманы и проститутки здесь живут. Отсыпаются после ночных оргий, – она пробежалась взглядом по окнам.
Прошёл ещё примерно час, но во дворе так никто и не появился. Лишь оплёванный голубь вернулся, прихватив с собой ещё пару сородичей.
«Не иначе как в ад попала», – размышляла Зинаида Филипповна вслух. – «Хуже мук нет, чем молчать с самой собой. Но не на ту напали».
Тяжело поднявшись с лавки, она подошла к подъезду. Взглянув на домофон, наугад набрала номер. Если откроют, не спросив, кто и к кому, то не поленится лично подняться к этому наркоману и выскажет ему всё. Или к проститутке. А если повезёт, то застанет обоих дома. Что из-за таких, как они, в подъездах гадят и жгут газеты в почтовых ящиках. А если спросят, то на этот случай у неё тоже есть варианты монолога. Не позволит она себе испортить утро. Ткнув на домофоне номер квартиры, Зинаида Филипповна приготовилась, набрав воздуха в лёгкие. После нескольких гудков в динамике щёлкнуло и послышалось.
– Здравствуйте, – неожиданно вежливо прозвучало из домофона.
Приветливый и звонкий голос принадлежал определённо ребёнку. Девочке.
– Папка с мамкой дома? Позови, – пошла в атаку Зинаида Филипповна.
– А их сейчас нет. Они в другом месте, – беззаботно ответил звонкий голосок.
– Пьют, поди? С утра пораньше. А дитё сопливое без присмотра.
– Зачем вы так говорите? – невозмутимо ответила девочка. – У нас здесь никто не пьёт. Ни с утра, ни пораньше.
– Поучи меня ещё. Пигалица мелкая. Что знаю, то и говорю. Небось такая же. Оторви и выбрось, как Машка. Только одни шмотки да куклы на уме. Дай да дай! А как заработать на это дай, никого не волнует.
– Маша не такая, – возразил голосок. – Я с ней дружу… – тут же запнулся. – Дружила, – немного печально поправился.
– Вот-вот. Дружила. Вы же, дети, и дружить сейчас не умеете. Небось кукол своих не поделили, и дружба врозь.
Так ведь?
– А вы любите кошек? – не обращая внимания на колкости Зинаиды Филипповны, продолжил голос. – Маша любит, – тут же, не дожидаясь ответа, добавила девочка.
– От ваших кошек только вонь да подранная мебель. Вам, детям, дай волю, так вы зоопарк блохастый дома разведёте. А кормить? На вашем Вискасе только разориться можно. Ты хоть знаешь, сколько этот Вискас ваш стоит? Орут потом по ночам. Вам потеха, а взрослым забот полон рот.
– Барсик не драл мебель. И в лоток всегда ходил. Мы с Машей ему домики строили. Даже пеленать себя разрешал. А как он за бантиком прыгал. Вы бы только видели, – девочка тяжело вздохнула. – Но он убежал.
– И правильно сделал. Сама, поди, виновата. Нечего животину было мучить.
– Мы его не мучили. Мы на дачу собрались, а он выпрыгнул из машины и убежал, – голос снова тяжко вздохнул. – Я его: «кис-кис», «Барсик-Барсик», а его нет уже. Папа ждать не стал. Говорил, что никуда Барсик не денется. Вернёмся, а он здесь нас ждать будет. Сказал, что если время упустим, то в пробки попадём. Теперь винит себя, что Барсик пропал, а время всё равно упустили.
– Делов-то. Таких Барсиков на помойке, как блох на собаке.
– Не, – не согласилась девочка. – Барсик особенный. Я знаю, что он недалеко убежал. Вы его покормите, как увидите?
– Делать мне больше нечего, – Зинаида Филипповна начала уставать от разговора. С ребёнком ругаться не так интересно. – Каждого плешивого не накормишь.
– Подождите, – голос как будто почувствовал, что разговор заканчивается. – Вы Машу обнимите за меня. Она вас, кстати, очень любит. Она как узнала, что вы к ней переезжаете, так все уши мне прожужжала, что у неё теперь бабушка будет. Вот у меня бабушки не было, – голос опять вздохнул. – А у Маши теперь есть. И тётя Света вас любит. И дядя Саша. Правда-правда, – тараторил голосок. – Вы же добрая. Вы попробуйте быть бабушкой. Это очень здорово.
– Да никто меня не любит, – с горечью произнесла Зинаида Филипповна. – Квартиру мою хотят. Думают, что раз приютили, так отпишу им. Шиш им с маслом, – она даже показала фигу в домофон. – Да и откуда тебе-то знать?
Мала ещё советы давать.
– Я всё знаю, – раздался голос в домофоне. – Честно-честно. И про Барсика не забудьте. Маша обрадуется, если он найдётся. А он найдётся. Он такой красивый и в полоску. И ухо одно без кончика. И Маша – ваша внучка. Это точно. Дедушка Боря так и сказал. И я тоже знаю, что она самая настоящая ваша внучка, а вы самая настоящая её бабушка.
Голос замолчал.
– Эй! – крикнула Зинаида Филипповна в домофон. – Ты ещё тут? Как тебя звать-то? Какой ещё дедушка Боря?
Домофон молчал в ответ. Зинаида Филипповна даже подула в него, как в телефонную трубку.
– Вам открыть?
Зинаида Филипповна обернулась на голос.
Двор подозрительно ожил, как будто кто-то повернул выключатель. По тротуару прогуливались мамы с колясками. Шли люди по своим делам. Позади неё стоял молодой человек в бейсболке. Зинаида Филипповна даже успела признать в нём потенциального наркомана и собралась уже выдать одну из своих речей, как язык как будто перестал слушаться её. Вместо этого она спросила:
– А что это за девчушка живёт в 245-й квартире? Шустрая такая.
– Вы же Зинаида Филипповна? – вместо ответа спросил парень. – Мама Саши из 194-й? Я видел, как вы вчера приехали. Я Сергей. Из 230-й. А в 245-й сейчас никто не живёт. Месяц назад вся семья в аварию попала. Насмерть. Серёга с Ленкой и Катя. Дочка их. Вы Маше только ничего не говорите. У меня у самого дочь. Даша. Они дружили. Не знаем, как сказать теперь им, что Кати нет. Думают, что она на даче.
Зинаида Филипповна на ватных ногах дошла до лавочки и присела.
– С вами всё в порядке? – Сергей сел возле неё.
– Благодарю, Серёж, – Зинаида Филипповна нашарила в кармане кофты платок. – Всё в порядке, благодарю.
– Машка вас очень ждала, – Сергей поднялся и улыбнулся. – Все уши Даше с Катькой прожужжала, что у неё будет настоящая бабушка. Вам точно помощь не нужна?
Зинаида Филипповна ещё раз поблагодарила молодого человека, и тот удалился.
На лавочке голуби бесцеремонно клевали семечки прямо из кулька. Зинаида Филипповна подняла голову и посмотрела вверх.
– Дедушка Боря, – негромко повторила она. – Ты, что ли? Ты уж прости меня. Не дала тебе возможности нормально с внучкой пообщаться при жизни. Не знаю, что на меня нашло тогда. Да уж и поздно оправдываться.
В этот момент Зинаида Филипповна почувствовала, как что-то появилось рядом на лавочке. Голуби, взмахнув крыльями, сметая остатки семечек, тотчас же сорвались. Она обернулась на это что-то. На скамейке по правую руку от неё сидел кот. Полосатый и с надкушенным ухом. Тощий такой, что рёбра выпирали из боков.
Зинаида Филипповна подняла руку и осторожно протянула её в его сторону. Ладонь неуверенно зависла над его головой. Кот сам встал и, выгнувшись, потёрся макушкой об шершавую и сморщенную ладонь. От самых кончиков пальцев до глубины души прошла какая-то тёплая волна. Зинаида Филипповна провела рукой от макушки по костлявому хребту до хвоста.
– Барсик? – неуверенно обратилась она к коту.
Тот только ещё раз уткнулся лбом в её ладонь и утвердительно заурчал.
– Ну, пойдём домой, что ли? – Зинаида Филипповна аккуратно сгребла кота в охапку. – Ты хоть знаешь, сколько твой Вискас стоит?
