– Да кому нужны ваши артиллерийские орудия? Они же продаются золотом по весу! Я знаком со светлейшим князем Воронцовым, лишь поэтому и не гоню вас в шею, – шипел на меня этот деловитый адмирал.
Мне понадобилось некоторое время, чтобы взять себя в рукии не наговорить глупостей. Первым порывом было вызвать губернатора на дуэль, но это было бы уже слишком. Память об убийстве, как некоторые считают, морского офицера на дуэли от моей руки ещё жива в Севастополе. Мне же нужно резюме соратника, а не противника.
– Значит ли это, что вы отказываетесь и от той помощи, которую я привёз в Севастополь? Как, впрочем, и от этих пушек, которые я вам предоставляю в пользование? – нарочито громко спрашивал я.
Здесь уже стоило бы взять себя в руки губернатору. Он не имел никакого права отказываться от такой помощи. Всё то, что Екатеринославская губерния безвозмездно передаёт Севастополю, Одессе, Николаеву – всё это согласовано на самом верху. Мало того, он должен отчитаться и в том, как благодарил меня. И вечером Севастополь ждет прием у губернатора.
Большие дяди договариваются между собой, я лишь выхожу как исполнитель, конечно же, при этом преследуя собственные цели. Дяди могут и не догадываться, что делают все то, что я бы сделал и без их присутствия как в роли покровителей, так и в роли вредителей.
По сути, все эти стройматериалы, тушёнка, металл, всё, что сейчас предоставляется в города Причерноморья – всё это плата за «договорняк» в Екатеринославской губернии. Клану Чернышёва никто уже не платит чистыми деньгами, а всё это выглядит как помощь его ведомствам, которая оказывается через Фонд Благочиния и Губернский банк. И как в таком случае откажется Берх, когда он сам после протекции того же Чернышёва является военным губернатором Севастополя, и только лишь меньше года?
– Давайте забудем разногласия. Перед нами стоит общая задача – защита Отечества, – сказал Мориц Борисович, и я с удовольствием пожал ему руку.
– И вы не вините меня, – сказал я в ответ.
– Я принимаю помощь и эти замечательные пушки, – провозгласил Мориц Борисович на всеуслышание.
И тут в рядах морских офицеров, которые наблюдали за испытанием новой пушки, я заметил форму английского командора. Я посмотрел на военного губернатора, после вновь в ту сторону, где мелькала английская форма. Нет, не показалось. На испытании перспективного новейшего оружия присутствовал подданный английского короля.
Я был, признаться, не столько удивлён, сколько раздосадован.
О том, что с визитом в Севастополь прибыл военный пароход из Великобритании, я знал. Именно по этой причине и были отложены испытания – на те необходимые два дня, чтобы этот корабль всё-таки отбыл в Керчь. Видимо, не все члены команды покинули закрытый для иностранцев город.
Да, сейчас царит общее воодушевление будущим англо-русским союзом, о котором не говорят только ленивые. Поэтому английские одиночные корабли, которые входят в Чёрное море, принимаются русским командованием, будто родные. С ними устраивают совместные стрельбы, посиделки, ходят к друг другу на корабли с экскурсиями. Братья навеки, ё-моё! Разрабатываются даже совместные планы на случай войны с Османской империей. Вот и выходит, что англичане знают всё о русском флоте – ну или почти все.
И мониторы они видели, просто не знают, что готовится большая партия таких корабликов, которые поступят во флот в тот момент, как Англия объявит о войне России.
Но, чёрт побери, я-то знаю, как именно англичане поступят! И не смотрю на них как на братьев – они для меня шпионы. Вот только никому не докажешь. Продолжи я кричать о том, что англичане нам враги, меня сочли бы сумасбродом –, и, скорее, именно меня выгнали бы из Крыма, чем подумали это сделать с англичанами.
Но здесь, на испытаниях, англичанин! И вот он, смотрит без стеснения…
– Ваше высокопревосходительство, здесь присутствуют иностранцы! – возмутился я.
– Это вы об англичанах? Они наши друзья, скоро мы вместе, плечом к плечу с ними будем принимать последний и решительный бой с Османской империей, – подбоченившись, горделиво приподняв подбородок, изрёк Мориц Борисович Берх.
Я медленно выдохнул. Что бы я ни сказал, всё зря. Англичане теперь не просто услышали разговоры о новом оружии, которые привёз некий вице-губернатор Екатеринославской губернии, они воочию увидели пушки, сами смогли оценить возможности оружия. И хорошо ещё, что испытания проходили в урезанном виде, а документацию я не показывал еще даже губернатору Севастополя.
Видно, так тому и быть. Может, потому англичане и стали обещать русскому императору военно-политический союз – чтобы провести тщательную разведку на местности. Уверен, оно и в первой, так сказать, версии так было, только без моих пушечек. Крым они знали, где высаживаться – определили без проблем. У врага даже было опредлённое понимание того, как поведёт себя русское командование.
Мне, как человеку военному, понятно, что успешные действия в начале войны в Крыму – это залог тщательной разведки и упорной работы английского и французского генеральных штабов. Эти всякого рода путешественники, что на Кавказе, что в Крыму, в Одессе – это не кто иные, как шпионы.
И что мне делать в связи с этим? Я представил, как выслеживаю каждого и методично отстреливаю. Эх! От одной картинки на душе полегчало.
Вечером в доме военного губернатора Севастополя состоялся приём. Как бы мне хотелось, чтобы он был приурочен принятию Черноморским флотом и военными контрактами с Екатеринославской оружейной компанией, которую возглавляет директор Луганского завода Фелькнер. Собрались достопочтенные жители города и флотское руководство, чтобы поблагодарить меня за подарок. Скорее даже, чтобы просто провести время за счет губернатора.
И было за что меня благодарить. На многочисленных подводах, ещё до конца даже и не прибывших в Севастополь, везли более одного миллиона кирпичей, двенадцать тысяч мешков с цементом, брус из морёного дуба, а также листы железа. По общей стоимости Севастополю передавалось строительных материалов и продовольствия на сумму в семьсот пятьдесят тысяч рублей. Деньги, собранные благодаря завышенным ценам на производимую в Екатеринославской губернии продукцию, тратились сейчас неимоверно щедро.
Но я шёл к своей цели. Четыре года я работал для того, чтобы прямо сейчас обеспечивать прибрежные русские города дополнительными материалами. Чтобы, когда русская армия неминуемо проспит высадку интервентов в Крыму и Севастополе, была бы система, которая позволила бы ещё лучше подготовить города, создать в них мощные продовольственные и оружейные запасы. Ведь о победе в грядущей войне думаю сейчас исключительно я!
И обрушившаяся в мой адрес на приёме лесть немного отогревала душу от обиды и накопившейся усталости. Притомился я пробивать стены косного сопротивления!.
– Господин Шабарин, а правда, что это вам принадлежит часть всех заводов, пароходов, что есть в Екатеринославской губернии? Некоторые шепчутся, что вы уже давно миллионщик, – ворковала со мной баронесса Катарина Изенштадт.
– Милая баронесса, не всё о то, о чём говорят люди, можно принимать как чистой воды бриллиант, какой красуется на вашей шее, – уклончиво отвечал я.
Баронесса прилипла ко мне, как банный лист. Когда шла официальная часть приёма, она находилась рядом, но хотя бы в сторонке, и я успел поговорить с другими приглашенными. Но как только я захотел уединиться и немного поразмышлять, отдохнуть от условностей света, Катарина была тут как тут.
Кто она такая на самом деле, я не знал. Их здесь много – незнакомых мне дам и мужчин, блещущих нарядами, статью и дорогими запонками. Не похож был Севастополь на тот город, которому суждено было овеять себя славой обороны в грядущей войне. Слишком много здесь стало светского, и все меньше военного. Недаром, пусть и в иной реальности, когда произошла высадка англо-французского десанта в Крыму, дамы выходили с зонтиками и с шампанским, чтобы посмотреть, насладиться зрелищем, как быстро сбросят в море наглых англов и франков. Можно сказать, смотрели с попкорном – вероятно, предполагая, что уже вечером будут флиртовать с англичанами и французами на балу, вспоминая нелепый инцидент.
– Поздно уже. Не желаете ли вы проводить меня до дома? – спросила баронесса Изенштадт.
Я даже не потрудился скрыть свое удивление и преувеличенно заметно поднял бровь. Так, чтобы было с чем сравнивать… Это как в будущем дама на какой-нибудь красной дорожке вдруг предложила бы уединиться в туалете, не стоит объяснять, для чего именно. То есть… Да нет же, в этом времени просьба проводить в темное время суток – даже и более неприлична, чем предложение разврата в туалете в будущем.
– Пожалуй, что нет, – грубо отказал я.
– Я совсем не пришлась вам по вкусу? – голосом, полным обиды, спросила тогда Катарина.
– Я глубоко женатый человек, милое создание, – я развел руками в жесте сожаления.
Девушка наморщила носик, будто собиралась плакать. Любопытно… Если бы не разговоры о том, как я богат, то мог бы черт знает что подумать. Мало ли… Может, против меня работают шпионы? Подсылают красоток… А тот англичанин, между прочим, был приглашен на прием и даже представлен мне, как командор Ричард Крафт. Он пробовал завести со мной разговор, улыбался так, что я боялся, как бы рот не порвался у наглеца. Но я увильнул от такого общения – и вот тогда-то и предпринял попытку уединиться.
Неприятно, знаете ли, понимать, что присутствие англичан – это что-то немыслимое для меня, но более чем понятно и принято для всех других. Я бы лучше пообщался с вице-адмиралом Павлом Степановичем Нахимовым, которому даже был представлен. Однако легендарный, пусть пока только для меня, Нахимов оказался человеком не общительным, пребывающим в себе. Сложно представить его отдающим команды в бою – таким он казался философом и отшельником. А может быть, Павел Степанович тяготился приемом, или уже накапливал энергию перед скорой победой у Синопа.
Что бы ему подсказать? Наверное, это тот самый случай, когда что-то менять – только портить. Пусть Синоп обойдется без меня – почти. Ведь кроме строительных материалов я привез еще и некоторое количество бомб. Может так случиться, что какая-нибудь из бомб поспособствует еще более великой победе Нахимова. Дай то Бог!
– Что ж… – после долгой паузы, перепробовав на мне разные свои женские штучки, и с некоторым раздражением отбросив и состояние «сейчас заплачу», снова заговорила баронесса. – Мне придется просить помощи у кого-нибудь другого. Только беспокоюсь я лишь за вас. Что же подумают офицеры, когда узнают, что вы меня не проводили?
– Не играйте словами. Не заставляйте грубить в ваш адрес! – еще более жестко отреагировал я.
Девушка смазливая, не без этого. Но и я не парнишка с дымящимися от напряжения штанами. Любовь к Лизе – это ли меня сдерживало? Скорее, я испытывал уважение к своей супруге. Но никого лучше ее я и вправду пока не встретил, и не стремлюсь встречать. Чего размениваться на баронесс, когда дома ожидает царица?
– Вот и сидите тут, в одиночестве! – сказала, будто напугала меня, баронесса. – А! Вы очень хотите побыть один? Так дальше в саду есть беседка. Не бойтесь, я не приду туда к вам, но вид… На море!
– Благодарю вас, я, возможно, воспользуюсь вашим советом, – быстро солгал я.
Как же, не придёт – для того и советует, чтоб подкараулить и вцепиться тонкими пальчиками. А свет – дело тонкое.
На самом деле, я уже собирался вовсе уходить с приема, который превращался в множественные кружки по интересам, когда образовались более десяти компашек, нашедших свои темы для разговоров и тостов. Между прочим, пили французское. Быть в Крыму, когда уже здесь хватает Воронцовских виноградников, а при этом пить вино потенциального врага! Это же с англичанами у нас дружба, а с французами уже началось напряжение. Уже поднимается проблема, связанная с ключами от храмов на Святой Земле.
– Ваше высокопревосходительство, прошу простить меня, но намерен откланяться. Если вы не будете против, то я навещу вас завтра, после полудня, нужно подписать еще некоторые документы по приемке вами помощи, – сказал я военному губернатору Берху.
Нужно было попрощаться, а я ничего не хотел делать «по-английски», даже если это означало просто уйти. Мы, русские, не сбегаем, мы прощаемся и закрываем все вопросы еще перед тем, как отбыть.
– Да, конечно, Алексей Петрович, – поспешно сказал Мориц Борисович Берх, вероятно, стремившийся вернуться в компанию, из которой я его выдернул.
– Мсье Шабарин, вы словно меня избегаете, – все с той же улыбкой ко мне подошел англичанин, говорящий на французском. – Уже покидаете чудный прием?
Нет, он здесь точно неспроста. Так настойчиво пробовать завязать со мной отношения могут лишь те, кто получил четкий приказ это сделать.
– Нет, не избегаю. Я действительно слишком занят для светских дел, а иных у нас с вами нет и не будет. А что до того, кого я избегаю… – я усмехнулся, или даже показал оскал. – Я приду к вам. Не сейчас, через год, наверное. Будем ли мы тогда приятелями? Как знать.
Я говорил и пристально смотрел на реакцию англичанина. Но тщетно. Он либо не знает о намерениях своего командования вступить в войну с Россией, либо обладает непревзойдёнными актерскими способностями, мастерски скрывая свое удивление. Так что скрытые угрозы не вызвали теперь никакой реакции у моего настойчивого собеседника.
Насчет же встречи с англичанином… Я бы встретился с ним раньше. Может, и завтра. Нужно все же вдумчиво поговорить с командором. Однако нельзя просто взять и выкрасть англичанина. А вот если он поедет куда-нибудь, например, в Керчь через Феодосию и другие города и деревни на южном побережье Таврии… вот тогда и принять голубчика и крылышки ощипать.
Верно. Будет задача для Тараса.
– Уезжаем? – спросил меня Мирон, бывший и за извозчика, и за командира моих телохранителей.
– Да! – сказал я и вольготно расположился в открытой коляске.
Экипаж двинулся. Следом ехали еще четыре моих бойца на однотипной коляске, изготовленной на фабрике в Александровске, в будущем этот город будут называть Запорожьем. Между прочим, в Александровске также немало сделано для войны.
Легкий солоноватый ветерок приносил бодрящую прохладу с моря. Настроение было уже неплохое, в принципе, я пришел к выводу, что и флотские, и армия ещё распробуют орудия, что я презентовал. А когда получится бездымный порох, так и вовсе оружие станет фантастическим.
Летящую навстречу открытую коляску я заметил сразу же, как только она вынырнула из-за поворота.
– Приготовиться! Атака! – кричал я, понимая, что поздней ночью на малолюдной даже и днем дороге не может быть таких случайностей.
– Бах! Бах! Бах! – первыми открыли стрельбу наши оппоненты.
Мирон, быстро встав в полный рост, теперь заваливается на меня. Дурак! Прикрыл своим телом, но я же нагнулся! Между тем стрельба продолжалась, и против нас работали револьверами.
Глава 4
– Живьём брать! – кричу я, выцеливая одного из нападавших.
Успеваю рассмотреть, что в коляске, выехавшей нам навстречу, расположились четверо. Как минимум, численный перевес должен был быть на нашей стороне. Впрочем, Мирон уже лежал неподалёку и хрипел. Он явно не боец. Не потерять бы достойного парня!
– Бах! – стреляю я.
Один из нападающих заваливается, и я сразу же меняю позицию, удаляюсь чуть в сторону от кареты, в направлении своей группы поддержки.
– Их четверо, у них минус один трехсотым. Смотреть на три часа, – сообщил я бойцам и поспешил дополнить: – Мирон – триста тоже, тяжёлый. Первый, третий: работайте, четвёртый – к Мирону оказать первую помощь. Второй у меня на прикрытии.
Вскорости стало ясно, что напавшие на нас здраво оценили обстановку и поняли, что свой шанс выскочить неожиданно и с первых выстрелов убить меня они не использовали. Из-за случившегося затора и раненой мной одним из выстрелов лошади, запряжённой во вражескую коляску, уйти быстро у нападавших не получалось. Только если на своих двоих.
– Первый, третий, четвёртый – взять живыми или подранками. Выявить у них вожака. Он мне нужен. Второму обеспечить первую помощь Мирону, – откорректировал я свой приказ.
Вот так часто случается, что охотник превращается в дичь. Убить меня не получилось, несомненно именно это было целью засады. И теперь у нападавших нет шансов уйти. Я знаю, на что способны мои бойцы. Мне удалось вырастить за четыре года из подростков-казачков матёрых волков, с уникальной по нынешним временам физической и боевой подготовкой. Некоторые из них были не хуже, как бы не лучше меня самого. Они и десять километров пробегут в усиленном темпе, а я сомневаюсь, что нападавшие способны на такое.
– Я к коляске! – когда большая часть бойцов отправилась в погоню, сообщил я.
Нужно было осмотреть вражеское средство передвижения, может, чьих это дело рук – точно ли англичанина.
– Бах! Бах! – метрах в трехстах послышались выстрелы.
Я мог отличить звук выстрелов револьверов нашей выделки от тех, которыми пользовались нападавшие. Стреляли теперь мои бойцы. Уверен, что они уже кого-то «заминусили». Прорву патронов спалили мы на учениях, особенно я не жалел боеприпасов при подготовке своих ближних бойцов. Так что навыки у телохранителей были на высоте.
В это время, осторожно, высматривая – может быть, где-то притаился ещё один нападающий – я подходил к чужой коляске. Если бы у меня стояла задача организовать засаду на самого же себя, то обязательно были бы поставлены ещё двое где-нибудь в зарослях ближайших холмов. Пока мои подручные заняты погоней, меня можно было бы подловить на беспечности.
Но вся эта атака казалась мне теперь каким-то поспешным актом безумия. Нападавшие, вероятно, даже не ожидали, что мои бойцы будут вооружены сразу двумя револьверами. Так много ставили на первый выстрел? Может быть. Однако они не учли ещё одного – преданности и верности моих людей. Мирон ведь прикрыл меня своим телом.
Обследование брошенной коляски особых результатов не принесло. Было бы глупо надеяться на то, что там я найду документы или английскую форму. Разве что добротный нож валялся в коляске и пачка ассигнаций. Жаль, что не фунты. Эх, были бы у меня самого фунты стерлингов, подложил бы сюда. Повертелся бы тогда этот джентльмен!
Прошло минут пять, и только тогда я услышал приближающиеся шаги. Наверняка, пожаловали правоохранители. Эту роль в Севастополе выполняли сами же моряки Черноморского флота.
Одновременно с подходом патруля на одном из холмов я увидел своего человека, кивнул ему. Уже горели две керосиновых лампы, один факел. Мой боец также освещал своё лицо небольшим факелом. Так что я смог разглядеть, что именно спрашивает отправленный в погоню телохранитель, а он должен был увидеть мой разрешающий кивок. Возможно, и не стоило показывать патрулю мои методы работы. Но… часто виновные назначаются в первые же минуты после произошедшего инцидента. Казалось бы, а как ещё это трактовать, как не попытку покушения на меня? Но я уже всякое видал, могут и меня нарушителем объявить.
– Мичман Колосовский! – представился мне командир патруля.
– Статский советник Шабарин, – представился я в ответ.
– Господин Шабарин, не сочтите за труд, поведайте, что здесь происходит, – вежливым, но настойчивым тоном сказал мичман.
Я рассказал всё, не утаивая никаких подробностей. Поспешил также рассказать о том, что за нападавшими была отправлена погоня. Мои бойцы уже волокли двоих бандитов, а третий, наверное, лежит за холмом. Мичман Колосовский, заметив появление вооружённой группы лиц, растерялся и начал явно нервничать. Так что ему нужно было срочно дать информацию, что беспокоиться не о чем, это мои люди сработали.
– Что сказали? – спросил я у своих бойцов, когда они приволокли и уронили к моим ногам двух изрядно побитых мужиков.
Казачки замялись, и я нахмурился. Что такое? Обычно бойцы выполняют мои приказы беспрекословно.
– Говори, как есть! – потребовал я, недоумевая, почему казаки не докладывают.
– Они имели дело с каким-то флотским офицером. Были наняты ещё более двух недель тому назад. Сами не местные, прибыли из Одессы. Ждали вас, командир, – доложил один из бойцов.
– Поклёп! – ожидаемо отреагировал мичман. – Ни один офицер не может участвовать в столь гнусном деле.
Я пнул одного из лежащих нападавших ногой в ребро, и болезненно.
– Не смейте! – отреагировал на моё действие мичман.
– Не мешайте! – грубо отшил я молодого офицера, после ещё раз пнул лежащего и задал вопрос: – Молодая девица баронесса Изенштадт должна была меня вывести на вас?
Ужимки баронессы то и дело вспоминались мне, едва закончилась перестрелка и началась погоня за нападавшими. Что же? Деньги мои нужны были ей? Быть такого не может, чтобы в высшем обществе находилась именно проститутка. А вот допустить на приём к военному губернатору девицу, целью которой было бы вывести меня на убийц, задержать, указать – это вполне возможно, если о том никто не знает. Вот о проститутке знали бы.
– Да, она, – тоном обречённого человека отвечал нападавший.
Я даже улыбнулся. Потешил самолюбие – и будет. Уж было подумал, что столь привлекателен и интересен для разного рода девиц, раз меня так настойчиво звали то уединиться подальше от дома губернатора, то пройтись по тёмным улицам Севастополя. Катарина должна была вывести меня на засаду. В преувеличенно пылких объятьях баронессы меня бы и убили. И позор, и смерть. Лучшего удара по мне, а через меня и по всем моим начинаниям, и придумать сложно.
– Мичман Колосовский, я прошу вас вместе со мной отправиться к дому баронессы Изенштадт, дабы допросить девицу и арестовать её, – решительно сказал я.
Мичман находился в растерянных чувствах. Согласен, что ситуация нетипичная. Никто или почти никто в Российской империи не борется со шпионами. Да, в Третьем Отделении есть люди, ответственные за контрразведку, но что могут сделать полтора десятка человек, тем более, когда вероятный враг такие ходы? Так нынче никто ещё не делает.
– Богдан, отправляйся в расположение полка и поднимай его по тревоге, но – чтобы без лишнего шума. Контроль дорог – вот задача. Ищем английского флотского офицера, – так, чтобы не слышал мичман, приказал я одному из своих бойцов.
