Большинство служителей пошли дальше, но с десяток людей остались проверить библиотеку. Может, и больше, но пока я насчитала столько пар ног.
Когда кто-то заворачивал к моей полке, я беззвучно скользила к другой. Потом к следующей и следующей, лавируя между книгами и служителями, словно тень. Я одновременно двигалась с ними, опережая их лишь на один удар сердца.
Ближайший служитель едва не засек меня, когда я, подтянувшись на руках, залезла на верхний ярус. Ему нужно было лишь поднять голову, но он не поднял и прошел прямо подо мной.
Прижавшись к подвесному ярусу, я проползла над шестью служителями, рыскающими туда-сюда как собаки. Меня никто не видел, не слышал.
Дверца передо мной скрипнула, и я тут же свесилась на руках и бесшумно спрыгнула поверх раскрытых книг на столе. Кто-то из служителей додумался подняться наверху, но когда он перегнулся через перила яруса и посмотрел вниз, я уже сидела под столом.
Кожаные штаны тихо скрипнули, когда я встала и незаметно пересекла зал между двумя мудрецами, стоявшими друг к другу спиной. Они не обратили внимания на смещение воздуха. Должно быть, решили, что это слабый сквозняк гуляет сквозь бывшие бойницы.
Завернув за колонну, я чуть не влетела доспехами в клетку. Вовремя отпрянув, я уставилась на это диво.
Передо мной была длинная кованая клетка, внутри которой стоял стол с резными узорами. На столе лежали три объёмные книги в золотых обложках, инкрустированных зелеными нефритами. По одной на каждую правящую династию, включая не особо пока толстую книгу под названием «Тинг». Тут покоилась вся жизнь королей: все их заслуги и тайны.
Шаги ищеек приближались, но я не могла отвести от книг взгляда.
Плохая идея, Кнарк. Очень плохая.
Когда ботинки служителя оказались в шаге от меня, и ему оставалось лишь повернуть за угол, я схватила первую попавшуюся книгу и швырнула в противоположную сторону с такой силой, что вонзившись в стеллаж, она повалила полки друг за другом, как домино.
Вместе с грохотом падающего дерева, криками служителей и топотом ног, я схватила того, кто, к своему несчастью, все же завернул за угол, и свернула ему шею. Служителю не было больно, он ничего не понял. Его глаза остекленели прежде, чем зрачки успели расшириться от ужаса.
Под нескончаемый грохот, я выбила решетку клетки с бесценными книгами, схватила одну под названием «Дагган», и оставшись абсолютно незамеченной, просочилась из библиотеки, словно меня никогда там и не было.
Стеллажи еще падали, а мои ноги уже пробежали по тенистой аллее, перепрыгнули через ограду и скрылись в грязных проулках Мудрого Города.
Постепенно крики стихли, как и звон колоколов. Когда я добежала до оживленного района, то уже слышала новые звуки: люди хулиганили в трактирах, стукались бокалами, лапали девок в подворотнях и бросали пошлые шуточки.
Подходя к центральной улице, я стянула чью-то сохнущую рубаху и обернула в нее драгоценную книгу. Меньше сияет – меньше внимания.
А людей близ таверн было много. Я аккуратно пробиралась между целующимися парочками, блюющими путниками, шутами в маскарадных костюмах и попрошайками, которые лишь прикидывались таковыми. На деле, они были искусными воришками. Ты давал им монетку, а в это время кто-то незаметно залезал в твой карман и утаскивал еще три.
Завернув в более узкий переулок, пришлось расталкивать людей локтями. Как пчелы в улье, и с таким же назойливым гулом.
Пока я продвигалась сквозь людскую кашу с ароматом пота и блевотины, почувствовала, как чья-то рука попыталась отвязать мешочек с золотом с моего пояса. Я не стала утруждать себя предупреждениями, просто сломала эту руку. Еще чьи-то пальцы хрустнули, когда попробовали выдернуть мою книгу, завернутую в рубаху. Ее владелец еще долго орал, когда я выбралась из тошнотворного переулка и скрылась в другом.
На мне будто остались следы сотен рук. Даже проведя две недели в лесу, я не чувствовала себя такой грязной. В больших городах всегда буянят, дерутся и воруют, но я надеялась, что хотя бы середина ночи разгонит людей по домам. Хотя может, они уже дома. Улица – их дом.
Тропы до моего ночлега стали чище. Чем дальше от главных дорог, тем меньше людей, меньше гомона, меньше вони. Последнее особо радовало. Обоняние Кнарка было слишком чувствительным для такого смрадного разнообразия.
На новой улочке мне встретился лишь один человек. Высокий и толстый, словно бочка, мужик подпирал стенку и неистово рыдал.
Я миновала его и направилась дальше, но жирная рука схватила меня за плечо и повернула обратно.
Занеся кулак, я отправила его в сердце незнакомца, но остановилась, едва коснувшись шерстяной жилетки, когда услышала:
– Мама проснется?
Слов почти не разобрать: жалкий простолюдин безутешно всхлипывал и слизывал языком сопли, словно ребенок.
– Чего? – оторопела я, чудом успев остановить свой удар, который бы стоил ему сердечного приступа.
– Мама… – надрывался взрослый мужик, заливаясь слезами. – Моя мама когда проснется?
Аккуратно, безболезненно для него выбравшись из крепкой хватки, я развернулась и продолжила шествие.
– Так, ты пойди разбуди ее. – посоветовала я, не оборачиваясь.
– Я будил! – еще громче заскулил тот.
– Тогда подожди, пока протрезвеет. – напоследок бросила я и нырнула в последний проулок, ведущий прямо к моей таверне
– А когда протре… – стих крик взрослого детины.
Сжимая замотанную книгу, я шла быстрым шагом и гадала, на кой она мне сдалась. Но это была та же чуйка, которая попросила не попадаться служителям на глаза. Словно тихий шепот у самого уха. Может, это приказ Бадзун-Гра? Так Кнарки его слышат? Не различая, свои это мысли или чужие?
Трактир, где был мой ночлег, кишел назойливыми гостями. У скрипучей калитки топтались пьяные завсегдатаи, лапая не менее пьяных распутниц. Свет лампад из окон падал на грязную тропу, и я все больше сокращала дистанцию между нами.
Когда до линии света осталось три шага, раздался натужный скрип. Дверь впереди отворилась, преградив мне проход и заслонив собой свет.
Я не сбавляла шаг и была готова снести любого, кто выйдет из этой двери и встанет у меня на пути, будь то пьяница, вор или целая орда рыцарей.
Передо мной выросла Бетисса. Лоб в лоб. Мы были одного роста. Все те же распущенные белые волосы, коварный взгляд и искривленные в усмешке губы.
Опешив от неожиданности, я резко затормозила и едва не снесла ведьму своим телом. Грязь из-под моих зарывшихся в землю ног забрызгала подол ее балахона, но старуха не опустила взгляд и никак не изменилась в лице.
Я потеряла долю секунды. Одну лишь долю. Моя рука только дернулась, чтобы схватить ее за глотку, когда она молниеносно подняла ладонь перед моим лицом и дунула на нее.
Последнее, что я видела, это сухое лицо старухи и пунцовую пыль, летящую с ее ладони мне в нос.
Последнее, что слышала, когда упала на спину, это: «Я дам тебе имя, мерзкая тварь. Мой последний подарок».
И я утонула в омуте смазанных лиц, загадочных картинок, незнакомых мест, лживых слов и несбывшихся обещаний.
Искаженная память лопнула, как склянка, и ее колючие осколки вонзились в глаза изнутри. Заставили их видеть закрытыми.
Веки наполнились нестерпимой болью.
Уши заложило сплошным гвалтом смеха, криков, разговоров, причитаний и ругани.
И среди всего этого неописуемого хаоса я услышала свое имя.
Глава 5
Я лежу в изумрудной траве, укрытая полуденным солнцем. Меня не найти, если только не знать, где я. Но об этом месте почти никто не знает.
Так хорошо здесь. Шустрые рыбки плещутся на поверхности озера. Я их слышу. Должно быть, радуются, что я наконец вылезла из их вод.
Как жаль, что еще разок не поплавать. Не успею обсохнуть и конец: все догадаются, где я так подолгу пропадаю. Да, и домой пора возвращаться. Мамка, наверно, уже трезвонит коровьим колокольчиком, созывает нас всех готовиться к торжеству.
Тоже мне торжество! Вообще не понимаю, зачем они сюда приезжают. Сидели бы у себя в Дарнагаре и сидели. Нет, они все ездят сюда, будто им тут рады.
Фыркнула и подобрала льняное платье. Конечно же, им тут рады. Все, кроме меня. Мне они не нужны с их подарками странными. Я даже не знала, когда можно носить их щедрые подарки. Мамка запрещала касаться шелковых тканей и красивых украшений. Мамка говорила «Это на праздник, не трогай», а других праздников-то и не было, кроме их приездов. И то, нас не пускали в главный зал.
Волосы еще не высохли – пришлось спрятать под косынку, пока не залезу в проклятую ванну. Мамка слишком горячую воду делала. Я визжала, пока она натирала меня мыльнянкой. А мыльнянка-то, ой, как жжется, когда побегаешь по камням и набьешь себе ссадины на босых ногах.
Спустилась к изгороди, отодвинула дощечку и, как мышка, шмыгнула в заднюю дверь для слуг.
– Опять ты опаздываешь! – крикнула Рея, кухарка, когда я пробежала мимо кухни. – А ну, бегом мыться! Гости уже подъезжают.
– И пусть! – крикнула я, взбираясь по винтовым ступенькам и вдыхая ароматные пары из кастрюль. – Захочу, не пойду!
Рея посмеялась и посоветовала мамке это не говорить. А я и сама знаю, что не надо. Мамка по шее надает.
Когда я вбежала в комнату, увидела Алику. Она уже искупалась и прикладывала зеленый шелк к разгоряченному лицу.
– Тебе нравится? – спросила она, когда я стянула платье и прыгнула в приготовленную для меня воду. – Зеленый мне лучше красного, да?
Алика пыталась говорить, как высокородная леди. И руками так же водила, бесила меня. Я брызнула на ее платье водой.
Поднялся визг и, как обычно, началась драка. Мамка вбежала, разняла нас и дала подзатыльники.
– Это все она! – выла насквозь мокрая Алика, пытаясь вытереть капли с зеленой материи. Только хуже делала: платье тоже насквозь.
– Тихо! – шикнула мама. – Обе! Они уже здесь! А ну быстро намывайся, несносная! Где опять шлендала?
– Гуляла. – коротко ответила я и показала сестре язык.
Алика показала в ответ и выбрала новое платье, фиолетовое. Оно хоть и лучше зеленого и прошлого красного, которому я изорвала весь подол, но все равно ей не подходит. Алика совсем некрасивая. Ей ничего не идет, кроме колпака на всю голову.
Я хихикнула от своей шутки, бурля водой из-под носа.
Когда мамка вышла, сестра тут же скривилась:
– Я выйду замуж за благородного красавца, а ты нет!
– Больно надо. – сказала я, натягивая серое платье из хлопка с коричневым поясом.
– Мамка сказала, чтоб ты желтое надела.
– Сама надевай желтое.
– Козявка!
– Брюзга!
– Слабачка! – победно произнесла Алика, и я свалила ее с ног.
Никто не смеет называть меня слабой! Никто!
Мамка снова влетела в комнату и снова нас разняла.
Хоть она и старшая, в драках побеждала я. Всегда.
Ревущую Алику вывели из комнаты, а я получила пощечину.
– Сдурела?! – орала мать. – Что ни праздник, ты мне выходки свои показываешь! Хоть раз можно без них?
Я молча терпела, пока меня переодевали в желтое платье. Чистый шелк, поговаривала мамка. Дорогая ткань. Вышивка самой Хозяйки.
Фыркнула еще раз. Еще раз получила оплеуху.
Пушистые волосы заплели в настолько тугую косу, что аж виски онемели.
Меня вывели ко всем остальным в обеденный зал. Поставили рядом с Аликой и другими детьми прислуги.
Обеденные столы уже ломились от еды. Столько мяса, овощей, фруктов, вина… А запахи! От них голова шла кругом! Невольно сглотнула слюну и услышала урчание животика. Почему в обычные дни нельзя так есть?
Бархатные флаги висели на каменных стенах. На гигантской подвесной люстре горели все свечи до единой. Они еле заметно колыхались от сквозняка из узкой трещины в большом витражном окне. Я до сих пор обожала разглядывать скачущих оленей, хитрых лис и певчих птичек на этом цветном стекле, когда кушала.
За столы уселись гости. Все нарядные, в дорогих шелках и мерцающих украшениях. А я выгляжу как конюшонок, и даже атласный наряд не спасает.
Вижу Юю. Она помахала мне и показала, что мое платье ужасно. Я прыснула со смеху и получила толчок в ребра.
Руру сидел рядом с ней и пытался не заржать. Он показывал мне на соседнее место. Видимо, думал, что я как-то смогу быстрее сбежать и присоединиться к столу хозяйских детей. А я уверена, что сегодня мне не разрешат туда сесть. В обычные дни я всегда с ними кушаю, но сегодня необычный день.
– Это Алика, старшая дочь нашей талантливой портнихи. – представил Хозяин в красивом темно-бирюзовом камзоле, который сшила наша мама.
– О, я наслышан об умелице. – сказал высокий дядя. – Говорят, ее руки творят чудеса?
– Это так! Благодарю! – поклонился гордый Хозяин.
Его высокий гость выглядел иначе. Не похож на хозяина. Дядя был одет в черный парчовый кафтан с твердым высоким воротом. В жизни не видела такой красивой вышивки желтыми нитками! А на груди дорогущего кафтана висели золотые цепи, переплетенные словно качели. Вот бы маме это увидеть так же близко, как мне… Мама любила шить модные вещи. Попрошу ее сшить мне такой! Где же только достать такую негибкую ткань?
Нам впервые разрешили поглазеть. Раньше, когда эти приезжали, нас запирали в душной комнате. Алика умирала, как хотела увидеть нарядных персон. А я тоже умирала, но от скуки. Ни погулять, ни покупаться, ни подраться с мальчишками на палках.
– А кто эта юная красавица? – дядя обратился ко мне, раскрыв ладонь.
Я не дала ему свою руку. Грозно посмотрела, чтоб он понял, какая я смелая.
– Да, тут настоящая бунтарка. – улыбнулся он и отошел в сторону, пропустив какого-то мальчика вперед. – Думаю, тебе будет приятней познакомиться с ним. – предложил он, подталкивая мальчонку в спину. – Это мой сын. Вы как раз одного возраста. И оба бунтари.
