Титан: Возрождение
Ивар Рави
Когда извержение супервулкана накрывает древнюю Европу вечной ночью, а пепел душит последние надежды, Макс Са стоит перед невозможным выбором: погибнуть в ледяном мраке или повести свой народ через смертельные пустоши – в Африку, где, возможно, сохранился шанс выжить. Но путь через континенты, охваченные хаосом, оказывается лишь началом испытаний.
В новых землях Русов ждут не только голод и чужие враги, но и таинственный союзник, чьё прошлое окутано тайнами, а мотивы угрожают расколом даже среди своих. Каждая жертва, каждая потеря закаляют волю Макса, но чем ближе цель, тем страшнее вопрос: что останется от империи, когда рассеется пепел?
Ивар Рави
Титан: Возрождение
Глава 1. Птица Феникс
Феникс- мифологическая птица, обладающая способностью сжигать себя и затем возрождаться из пепла. Еще в школе, наткнулся на эту сказку, про такую уникальную птицу. В детском возрасте сказки воспринимаются проще – не надо искать логической связи, не надо проверять достоверность фактов. Говорят – это сказка, и ты просто веришь в нее.
Моя жизнь, особенно с того момента как на орбите заметил свечение, была похожа на сказку. Мне везло до такой степени, что, анализируя прожитые годы, не мог отделаться от мысли, что надо мной взяли шефство на небесах. Начиная с крайне удачной посадки моей спасательной капсулы в бухте, где я смог прожить время адаптации и до возврата своей империи, подло захваченной «христоверами», этим пренеприятным ответвлением христианской церкви. Будучи религиозными фанатиками, они произвели стагнацию моей империи, моего народа, пока кульбиты со временем отшвырнули меня на сто пятьдесят лет в будущее.
Я много раз избегал смерти, зачастую это было просто везение, порой – необъяснимые природные феномены. Солнечное затмение, землетрясение, молния в преследовавший меня корабль – все это выходило за рамки моего понимания, заставляя усомниться в существующем порядке вещей.
Я не знаю, на каком этапе развития находился бы с моим племенем, не появись так удачно американцы. У меня не было ненависти к этим представителям англосаксонского мира, а время сделало нас лучшими друзьями. Тиландер был настоящей кладезью в мореходном деле, его усилиями мы покорили море, расширяя границы своего влияния. Лайтфут, при его природной скромности, оказался еще более ценным – потомственный металлург, вместе мы прошли путь от первых клинков до изготовления патронов.
Империя Русов состояла из всех цветов кожи, разных ветвей эволюции человечества, представителей разных народов, так или иначе, попавших в эту Вселенную. Моя вторая жена Миа, была праправнучкой непокорного ирландца с парусника «Аталанта», а третья жена Алолихеп была потомком английского офицера с того же корабля. Первая и самая для меня дорогая Нел – была чистокровной кроманьонкой, из тех племен, что первыми покинули свою родину Африку. Была еще Лиа из местных, но с ней мы прожили мало, она исчезла во время моего отсутствия. Самой ужасной оказалась Сед, дочь профессора Александрова, но с ней я прожил не так много, чтобы разувериться в женском поле.
Один из моих приемных сынов был Бер – невероятный подросток из второй волны кроманьонской иммиграции стал моей опорой. А вторым приемным сыном был всеобщий любимчик – неандерталец Санчо, названный так в честь бессмертного произведения Сервантеса. Только мой Санчо был огромен, прожорлив и сексуально ненасытен. Его потомки, за время нашего отсутствия длиной в полтора сотни лет, стали целой общиной, но только его праправнук Панса обладал телепатией, передавшейся ему от предка.
Второе возвращение с орбиты, после попытки предстать перед Галактическим Советом с целью отстоять свою планету было трудным. Пришлось преодолеть огромное расстояние вместе с пилотом звездолета Натой, представительницей Славянского Союза, родившей мне сына Ивана, мое наследие в этом мире. С возвращением корабля с моими американскими друзьями, попавшими во временной карман, сделало меня сильней, а Нату озабоченной проблемой наследника империи. Даже на Труди, представительницу народа Дойчей, и рожденного ей сына Кинга, она реагировала проще, видя главную угрозу в Мале, сыне Мии.
После поражения «христоверов» и установления моей власти на всей территории моих земель, империя разрослась еще больше. Ганс Мольтке, король Дойчей, принял правильное решение, отдавшись в вассальную зависимость. Для меня это не было принципиально, и наши отношения скорее были дружеские и добрососедкие, хотя сын Труди Кинг, заранее был объявлен преемником Ганса на трон королевства Дойчей.
Несколько лет прошли спокойно – я навестил Торхепа, правнука моего сына Максхепа. Алолихеп оказалась необычайно умной – когда в Макселе начались загадочные смерти после моего исчезновения, она настояла на переезде в Родос, что был ей подарен мною в свое время. Вместе с местными Русами, она и ее потомки правили спокойно, без врагов и в изобилии.
Первый тревожный звоночек прозвучал в сообщении Ганса, просившего приехать в Регенсбург как можно скорее. Западную часть его фюрлянда занимали болота, на которых жило воинственное племя Шетов, лишь формально признававшим власть королей. Этот немногочисленный народец покинул болота, уходя в сторону Регенсбурга. Организовав экспедицию на болота, я убедился, что основания для страха были – под болотом набирал силу супервулкан. Многочисленные трупы неандертальцев в торфе и слое утрамбованного пепла, говорили о том, что ранее происходили извержения.
Поручив Мольтке отслеживать ситуацию на болотах, мы вернулись в Максель, где Тиландер заканчивал испытания парохода. Наше общество было готово перепрыгнуть в эпоху пара, и сделать качественный рывок в развитии. Трагедия случилась первого июля, в день удачной первой проверки нового судна. Извержение супервулкана продолжалось несколько месяцев, но уже через два месяца наступила вечная тьма, за которой пришел лютый холод.
Спасаясь от стихии, на юг следовали целые стада животных, переплывая Рону они уходили дальше. Вначале мы эвакуировали население фюрлянда, затем пришлось оставить Мехик и все поселения севернее Берлина. В одном Макселе насчитывалось больше пяти тысяч беженцев из земель Дойчей – сам Мольтке на время эвакуации оставался в Берлине, временно ставшем для Дойчей родным городом.
Пепел, выбрасываемый супервулканом выше зоны облаков, постепенно накрывал планету плотным светонепроницаемым одеялом. Солнечные лучи не могли пробиться через этот слой, планета стала остывать. Уже осенью, температура упала так низко, что находиться вне отапливаемых помещений было смертельно опасно. Такую вероятность я предвидел, в свое время насмотревшись передач про Йеллоустоунский супервулкан. Еще до начала извержения, мы начали заготовку продуктов, дров и угля.
Тем не менее, предвидеть масштаб природного катаклизма не смог: шли месяцы, становилось все холоднее. Выйти наружу на полчаса, даже укутавшись в шкуры – означало верную смерть. Нас спасало только то, что все находились внизу на первом этаже, перекрыв выходы наверх, чтобы тепло не рассеивалось. Даже при постоянно горящем огне, спать приходилось кутаясь в шкуры и прижимаясь к соседу.
Еще до наступления критических холодов, начало замерзать море, а спустя пару дней замерзла и Рона, замуровав во льду наши корабли. Ледовый плен кораблей лишал надежды на возможную эвакуацию. Еще в институте читал статью про путешественников на Северный Полюс – их корабли попадали в плен, заставляя людей идти пешком. Колоссальное давление льда, раздавливало суда путешественников, лишая их возможности вернуться домой весной. Тиландер разделял мои опасения, он в отличие от меня, слышал про такое от канадских рыбаков, поднимавшихся слишком высоко на север.
Решение, как ни странно, предложил Богдан. По его совету, перед самым замерзанием Роны, мы обложили корпуса кораблей мешками, туго набив их соломой. Как бы не давил лед, солома будет препятствовать прямому воздействию на обшивку кораблей.
В апреле, даже страшный холод устал пытаться нас убить – с середины месяца установилась довольно теплая погода в районе сорока с хвостиком ниже нуля. Поисковые отряды нашли и привели во дворец около трех сотен выживших. Еще какая-то часть людей имела небольшие запасы топлива и еды. Они отказались следовать за спасателями, решив дожидаться потепления в своих домах.
Первого июля, ровно в годовщину начала извержения вулкана, когда на улице стало еще чуть теплее, произошло знаковое событие. Я собирался выпить чаю, когда услышал оглушительный грохот, идущий с неба. Выскочив наружу, увидел, как огненный шар ушел в сторону запада, обрушив на нас звуковую волну. Именно Ната первой заметила, как на востоке освободился кусочек неба, через которую на сумрачную темную планету прорывались солнечные лучи. Этот день стал поворотным в нашей истории, дав надежду на Возрождение!
* * *
– Я согласна с тем, что говорит Герман, надо перебираться в более теплые края, в Южную Америку или Африку,– Ната высказавшись, опустилась на свое место. Прошло два месяца с момента появление метеорита или астероида, прорвавшего черную блокаду планеты. Рваный лоскут чистого неба не становился больше, несмотря на все наши ожидания. Более девяноста процентов видимого небосвода, по-прежнему оставались под черным колпаком. Те несколько часов, пока солнечные лучи попадали на планету через появившийся просвет, дали свой результат – температура в начале августа прогрелась до появления первой капели.
Пользуясь возможностью передвигаться без риска замерзания насмерть, осмотрели город и его окрестности. Из почти семитысячного населения города, не считая нескольких тысяч беженцев Дойчей, выжило всего чуть больше тысячи. Что случилось с Будилихой и остальными городками, я не знал. Первая дальняя экспедиция была направлена в Берлин, возглавил ее Бер, захватив с собой большое количество продуктов и шкур. Перейдя по все еще скованной льдом Роне, вместе с двадцатью санями, Бер ушел на север, чтобы привезти выживших из Берлина.
В последнее общение с Терсом, указал ему на необходимость спасти в первую очередь мастеровых, ремесленников, кузнецов, ткачей. Основная промышленная база была размещена именно в Берлине, так как именно здесь поселились мастеровые Дойчей. К огромному сожалению, выжило в Берлине немного. Бер вернулся через десять дней – на санях лежали обессиленные люди, спотыкаясь и падая шагала небольшая колонна. Вместе с Бером пришло всего двести семьдесят три человека – в основном это были те, кто укрылся во дворце Терса и моей императорской резиденции. Оставалась надежда, что в Портбоу, общине Сан-Техе и поселениях южнее Макселя, должно было выжить больше людей.
Если Русы понесли тяжелейшие потери, то Дойчи, как отдельный народ, практически перестали существовать. Вместе с беженцами, что были в Макселе, выживший и сильно исхудавший Ганс имел в подчинении всего сто тридцать семь человек. Санчо связался с Панса, который после долго молчания сообщил, что они ушли «туда, где жарче и перед ними вода». По всем прикидкам, получалось, что неандертальцы в районе Гибралтара. Не обошлось без потерь и у них, со слов Панса, его людей «стало сильно меньше».
Первый пепел, смешанный с дождем, стал падать на землю десятого сентября. Пока это были наиболее крупные и тяжелые частицы – небо по-прежнему оставалось темным, за исключением одного лоскута, не увеличивающегося в размерах. Двадцатого сентября пошел снег, смешанный с пеплом, окончательно похоронив наши надежды на потепление. Температура снова стала падать, и я созвал экстренное совещание, чтобы определиться с дальнейшими планами.
Мои опасения основывались на все тех же теоретических данных ученых, прогнозировавших катастрофу в случае извержения Йеллоустоунского супервулкана. По их выкладкам, если затянутое пеленой небо не освободится в течении первого года, вторая зима может стать еще холодней. Обосновывалось такое утверждение тем, что, если первая зима относительно мягкая, потому что планета прогрелась и медленно отдает тепло, компенсируя перепад температур, вторая будет катастрофической. Именно по этой причине не тают льды Антарктиды – за короткое лето воздух не прогревается настолько, чтобы растопить льды. А до почвы тепло не доходит и вовсе.
Мою озабоченность поняли не все: Лайтфут, Бер, Терс, Ганс считали, что худшее позади.
– Переживем вторую зиму. За это время небо расчистится и станет теплее. У нас здесь все – города, порты, могилы, – убежденно доказывал Ганс, вновь обретя былую уверенность. Вопрос о его правлении ушел навсегда – едва окрепнув, вместе с остатком своего народа, Мольтке попросился в Русы. Такое прощение было одобрено сразу и бесповоротно, не откладывая в долгий ящик. Дойчи были толковыми людьми – Терс выполнил мое указание, позаботившись о ремесленниках и мастеровых.
Герман настаивал на немедленном переселении в более теплые места. Корабли по-прежнему были в ледовом плену, но у нас имелся порох, руки и смекалка. Море промерзло на несколько сот метров от берега, дальше начинали встречаться участки чистой воды. А чем южнее – тем их будет больше. Предложение Тиландера поддержали Ната и Богдан. Баск и Гуран, также присутствовавшие на Совете уклончиво ответили, что последуют за мной, и им неважно, где быть рядом – здесь в Макселе или в другом месте. Мои сыновья Мал и Урр, также перевели стрелки на меня – дескать ты наш отец, наше дело повиноваться.
Принимать решение следовало мне: было очень жаль оставлять насиженное место, после такого развития инфрастуктуры. Но если вторая зима окажется холоднее, а температура в начале сентября уже опускалась ниже нуля – мы просто не выживем.
– Мы уйдем из Макселя, уйдем на время, чтобы вернуться, – шум в тронном зале моментально стих.– Мы вернемся, потому что здесь наш дом, потому что многие годы мы создавали это место. Мне трудно принять такое решение, но, если вторая зима будет такой же холодной – у нас просто не хватит сил. У нас погибло очень много людей, запасы овощей и семян не хватит на вторую зиму, а нам еще их надо сажать.
– Макс Са,– подал голос Ганс,– куда мы пойдем?
– Раньше я рассматривал два варианта – Южную Америку и Африку, это далеко и там очень жарко, – добавил я, видя, что эти названия ничего не говорят большинству. Из всех присутствующих, только Ната и американцы знали расположение этих континентов. – Африка перенаселена, там сейчас бум рождения и нам придется сражаться каждый день. А люди там не знают страха. Бер родом оттуда, может даже помнит жизнь на том месте.
– Помню, – улыбнулся Бер,– все время сражались племена между собой.
– Америка в этом плане предпочтительнее, но она находится далеко. Если мы уйдем туда, что само по себе нелегко, мы уже не вернемся назад. Поэтому, у меня появился третий вариант – мы пересечем море на юго-восток, высадимся южнее Плажа ближе к Нилу. Найдем такое место, чтобы сам Нил преграждал путь кроманьонцам, может даже подадимся в Междуречье.
– Оттуда можно вернуться? – Ганс не вытерпел.
– Можно, это не так далеко, да и места относительно знакомые. Где-то там еще обитают родичи твоей матери,– улыбнулся Малу, вспомнив виденное племя с красным цветом волос недалеко от Мертвого Моря. Изначально я поступил неправильно, поддавшись уговорам Александрова и решив основать империю в Западной Европе. Ведь знал же прекрасно, что древнейшие цивилизации зародились между реками Тигр и Ефрат, в дельте Нила, но этот сладкоголосый профессор меня переубедил.
В Макселе было холоднее, чем в Плаже и на Кипре, но я повелся на эти разговоры, что в Европе еще несколько тысяч лет не будет сильных племенных союзов. Теперь я знал наверняка почему за десять-двенадцать тысяч лет до нашей эры в Европе было так малолюдно. Потому что этот проклятый супервулкан вызвал настоящий малый ледниковый период. Третий день с неба шел снег, серо-грязного цвета с примесью вулканического пепла. И только на Востоке, туда куда я теперь стремился всей душой – проглядывал небольшой кусочек голубого неба.
С учетом того, что наше новое предполагаемое место жительства находится на десять градусов южнее Макселя – однозначно там не может быть такой суровой зимы, даже с учетом извержения. Да и голубой кусочек неба давал надежду на то, что небо там может быть куда чище. Даст Бог, если через пару лет все придет в норму – вернемся на свои обжитые места, но рисковать всем народом оставаясь здесь, было слишком глупо и самонадеянно. Я еще точно не определился, куда именно податься, имея в планах обследовать участок побережья между Плажом и Нилом. От мысли поселиться в Марокко или Алжире отказался сразу – там по прямой от Макселя меньше тысячи километров, а Панса, находясь на Гибралтаре говорил про «очень холодно».
– Решено, с утра начинаем подготовку к отплытию. Герман, возьми всех, кого посчитаешь нужным, пусть долбят лед, освобождая путь кораблям в море. Бер, Богдан, Терс и Гуран – за вами охота. Баск, ты со своими людьми обыщи все оставшиеся дома и хранилища – меня интересует ячмень, пшеница, бульба и все остальное, что можно сажать в землю. Ната, на тебе культурное наследие – все рукописи, чертежи, схемы – все, что может иметь ценность на новом месте. Время пошло, у нас около двух недель, чтобы успеть отплыть, прежде чем большая часть моря снова покроется льдом.
То, чему суждено жить – будет жить, какие бы удары не наносила судьба. Как легендарная птица Феникс, Русы возродятся и обретут еще больше могущества в этом первобытном мире. Никогда я не был так у верен в этом как сейчас, когда мы снова оказались перед лицом гибели.
Глава 2. Две недели ада
Стоя на палубе «Катти Сарк», я бросал последние взгляды на дельту Роны – мы вышли в море на пяти судах. Впереди, дымя своей единственной трубой, гордо шел «Русь», единственный пароход каменного века. Еще три парусника шли в кильватере «Катти Сарк». Не все из уцелевших изъявили желание следовать за нами – несмотря на уговоры Мольтке, половина бывших Дойчей выразила желание остаться в Макселе. Остались и жители Будилихи, в свое время изгнанные из общины «христоверов». Но даже согласись все эвакуироваться, наши корабли были перегружены, своим категорическим отказом люди освобождали меня от ответственности.
Главная причина, что побудила меня сняться с насиженного места, было сохранение семенного фонда. Ячмень, пшеница, картофель и другие овощи вряд ли бы сохранили способность прорасти после двух или трехлетнего хранения. После того, как мы привыкли к такому разнообразию, не было никакого желания снова питаться мясом и рыбой. Была еще одна причина – отсутствие солнечного света в течении года, уже отразилось на людях. Несколько родившихся детей были слабыми, с признаками рахита. Люди простужались и умирали от банального воспаления легких. Мой самодельный пенициллин оказался беспомощным перед пневмонией – спасти удавалось только самых крепких и выносливых.
Мы не могли надеяться, что вторая зима окажется мягче. После тщательной ревизии Макселя, удалось найти большое количество замерзших животных, пролежавших в снежном плену. Огромная куча угля и большое количество погибших деревьев, дали бы необходимое тепло для обогрева. У нас уже был опыт выживания при низких температурах. Тем не менее, я принял решение временно покинуть столицу и территорию своего народа, чтобы сохранить генофонд нации, если нас можно было назвать нацией. Отбор тех, кому предстояло следовать за мной, был тщательный: предпочтение отдавалось молодым и крепким, мастеровым, специалистам по той или иной профессии.
Эти две недели, что мы готовились к отплытию, были адскими: круглосуточно шла работа. Необходимо было забить под завязку бункера «Пионера» углем, перенести весь семенной фонд на корабли, перевести выживших животных, оружие, инструменты, рукописи и многое другое. Труднее всего оказалось освободить из ледяного плена корабли – несмотря на предосторожности, борта одной из шхун не выдержали и два шпангоута было сломано. Герман и его команда, долбили, пилили, взрывали лед, освобождая место для выхода в море.
За десять дней, они смогли разбить ледяной поле на триста метров, добравшись до чистой воды. Но море снова стягивало тонкой коркой льда, приходилось повторно разбивать тонкую корку льда, прежде чем она окончательно заледенеет.
– Запасов угля может не хватить, чтобы «Пионер» дошел до восточного побережья Средиземного моря»,– шумно дуя на чай, Тиландер пил напиток, пытаясь согреться. От его расстегнутой шубы из медвежьей шкуры валил пар и несло запахом недельного пота.
– Что предлагаешь? – Я ежечасно выслушал доклады, работающих групп: большинство докладов были неутешительные – мы не успевали по времени, а погода становилась холоднее. Небо, как назло, не желало проясниться. Голубой кусочек на востоке стал размером с футбольное поле и на этом прекратил всякое движение.
– Пополним запасы угля на Родосе, или будем рубить деревья на островах по пути и топить дровами, – Герман допил чай и протянул кружку Нате, – налей еще Ната.
– Это не скажется на КПД паровой машины если топить дровами? – я тоже подвинул кружку Нате,– налей мне тоже.
– Скорость и мощность упадут вдвое, будем плестись как черепаха, – американец осторожно принял чай из рук моей жены, – но двигаться точно будем.
– У нас нет выбора, Герман, что со льдом?
– Через пару дней дойдем до участка чистой воды,– Тиландер отхлебнул и продолжил,– но уже стало холоднее, если задержимся на неделю, люди просто не будут успевать держать проход в море без льда.
– А что с поврежденной шхуной? Есть вариант ее подлатать до выхода в море?
– Исключено Макс, там работы на недели две, и нужен сухой док, а он сейчас весь в ледяных торосах.
– Жаль, мы могли бы взять больше людей, – вздохнув, начал отхлебывать чай, поданный Натой.
– Многие сами хотят остаться, Баск занимается списками, у него даже тысяча не набралась, – закончив чаепитие Тиландер блаженно улыбнулся,– наши корабли загружены по самую ватерлинию, а ведь на них еще нужно посадить пассажиров.
– Не пытайся меня напугать,– парировал своего адмирала,– корабли в пресной воде, в море плотность воды выше, не утонем.
– Это точно,– невозмутимо ответил Тиландер,– но нам еще много чего предстоит погрузить. Уильям не собирается оставлять ни единой железной или чугунной чушки, его металл забил уже проходы на палубах, а животные успели испоганить все трюмы.
Американец ушел через полчаса, заставив меня вновь усомниться в правильности принятого решения.
– Ты все делаешь правильно, нам не пережить вторую зиму,– Ната обняла меня сзади, щекоча ухо своим горячим дыханием. – Вспомни, как мы почти целый год провели в заключении, боясь высунуться наружу. Сколько людей и животных погибло, погибли все наши посевы и, если бы не твоя предусмотрительность насчет неприкосновенного запаса, мы остались бы без всех овощей и злаков.
С того разговора минуло ровно четыре дня – в назначенный мною день отплытия, корабли тронулись в путь. Остающиеся в Макселе Терс и Гуран, вместе с остальными Русами, провожали нас в порту. Баск передал мне все записи, он в последний момент не решился плыть с нами, предпочтя остаться в городе, где родился и вырос. По записям Баска, на пяти кораблях было девятьсот тринадцать человек, около пяти сотен изъявили желание остаться.
Четверо братьев Лутовых остались верны своей клятве – не колеблясь объявили, что следуют за мной. Вся моя старая команда в лице моих детей, друзей и гарема Санчо, также была на кораблях. Мне удалось связаться с Пансо, потомком своего приемного сына Санчо. Неадертальцы лучше переносили холод, но даже для них эти температуры были крайне смертельны. Панчо с остатком своих людей находился где-то в районе Гибралтара – мыслеообраз, переданный им показывал безжизненную землю с редкой оставшейся растительностью. Все мои попытки связаться с гигантом Данком, оказались безуспешны. Либо Данка не было в живых, либо он просто блокировал телепатическую связь.
Еще до отплытия, появилась информация о жителях Портбоу – городок выжил, но в живых осталась только четверть населения. Самый сильный урон был нанесен Дойчам, ставшими Русами – их погибло больше девяноста процентов. Во время извержения супервулкана, эвакуироваться успела всего лишь треть народа. И даже эвакуировавшиеся мерзли первыми – все -таки «что хорошо русскому, то немцу смерть». Я мысленно поблагодарил самого себя, что своевременно перевел в Берлин, а потом в Максель Труди и своего сына Кинга. Ната в конце концов сдружилась с Труди, а два моих малолетних сына постоянно ссорились, царапая друг друга. Иван был старше на год, но Кинг оказался не робкого десятка, давая отпор маленькими ноготками.
– Макс, а может лучше было бы поселиться в Африке в районе экватора? – голос Наты вырвал меня из раздумий.
– Мы это уже обсуждали,– меня раздражала ее привычка возвращаться к старым темам,– в Африке нас ждут бесконечные стычки с местными племенами, а нам надо посеять и преумножить наш семенной фонд. Без растений мы снова вернемся к прежнему типу питания, а я не хочу отказываться от выпечки и разных блюд.
– Я тоже,– поддакнул Тиландер, облокотившись о спинку стула.
– Дело в том, что мы изучали историю Земли, и было несколько периодов оледенения, когда люди выживали только вблизи экватора. Я нисколько не возражаю против твоего решения, это были просто мысли вслух, – Ната ожесточенно стала вытирать кружки, всем своим видом показывая несогласие со мной. Предвидя семейную ссору, Тиландер спешно попрощался, сославшись на необходимость управлять парусником.
– Макс, поверь моей интуиции, расстояние от вулкана до побережья Африки слишком малое, мы рискуем замерзнуть, – в ее голосе звучала такая убежденность, что я даже опешил.
– И даже если не замерзнем, солнечного света будет так мало, что наши семена могут не прорасти, – закончив фразу, Ната выжидательно смотрела на мою реакцию. У меня самого сомнения на этот счет, но, возможно, я тешил себя ложными надеждами. Что если Ната окажется права и египетское побережье зимой станет ледяной ловушкой? Придется бросать корабли и пешком уходить на юг, сквозь многочисленные племена кроманьонцев, диких животных и прочие трудности. Видя, что я колеблюсь, Ната добавила:
– Вместо того, чтобы идти на восток, мы могли бы прямо сейчас повернуть на юг, дойти до африканского побережья.
– И основать поселение на территории Марокко?
– Если там значительно теплее, чем здесь, – обрадовалась жена моим словам, – а если разницы в погоде нет, значит и зимой большой разницы не будет. В таком случае, можно еще успеть выйти в океан и дойти до экватора.
В ее словах была логика – куда легче выскочить из Средиземного моря в Атлантику, находясь недалеко от Гибралтара, чем пересекать все море с востока на запад.
– Это стоит обдумать, – поднявшись чмокнул ее в щеку, – иногда ты говоришь умные вещи.
– Иногда? – притворно обиделась Ната, ловко увиливая от шлепка по попе.
