Выйдя на палубу, поежился от холодного ветра: свинцовые воды Средиземного моря гнали небольшие волны с белыми «барашками». Тиландер находился на мостике, закутанный в теплый тулуп. А ведь только самое начало осени, пожалуй Ната права, – вряд ли на египетском побережье райская температура. А если там на несколько месяцев выпадет снег и установятся холода, мы останемся без кормовой базы в виде животного мира. Животные не будут дожидаться ледникового периода и откочуют в более теплые края. Оставалась одна небольшая проблема – Тиландер был свидетелем слов Наты, а мне, даже перед другом не хотелось поспешно менять свое решение после ее аргументов.
Поднявшись на мостик, тронул увлеченного работой капитана за плечо:
– Герман, что скажешь о погоде?
– Честно говоря, ожидал, что в море будет теплее, чем на берегу в Макселе. Мы уже вторые сутки в море, но теплее не становится. Такие ощущения, что я нахожусь у канадских берегов в начале зимы.
– Я думаю в словах моей жены есть рациональное зерно, – выждав паузы, чтобы посмотреть на реакцию своего друга, продолжил, – возможно поселение в Южной Америке или в Африке ближе к экватору было бы логичней.
– Макс, кроме «Катти Сарк» вряд ли остальные наши суда смогут пересечь Атлантику, да еще с таким перегрузом. Первый же шторм утопит эти корыта.
– И «Пионер»?
– Он утонет первым, там столько недоделок. Для каботажного плавания сгодится, но в океан на нем рискованно. Как закончится уголь – это просто огромная шлюпка, игрушка для волн,– Тиландер на минуту отвлекся, давая указания рулевому.
– Герман, сколько нам плыть до Родоса?
– Если всем конвоем – около трех недель с учетом нашей черепашьей скорости.
– И еще минимум неделю до дельты Нила?
– Может даже больше, там встречные течения сильные, – подтвердил американец, пристально вглядываясь в мое лицо.
– Допустим мы через месяц доберемся до дельты Нила, а спустя еще месяц нас плотно накроют морозы. Сможем и успеем мы до замерзания моря выйти в Атлантику?
Тиландер молчал примерно минуту, я уже начинал терять терпение, когда капитан заговорил:
– Если там будет так же холодно как в Макселе, мы не успеем. Скорее всего корабли мы потеряем – второго ледового плена они вряд ли выдержат. Но ты наш лидер и мы пойдем туда, куда ты нам скажешь.
Теперь молчал я, в словах американца я видел немое согласие с Натой, что место для переселения мною выбрано неверно. Всегда трудно осознавать, что ты ошибся, еще тяжелее произнести это вслух.
– Сколько нам плыть до северного побережья Африки если сменить курс прямо сейчас?
– Дня четыре, может пять – осторожно произнес Тиландер, поворачивая голову в сторону названного мной континента.
– Передай приказ на корабли, что меняем курс. Дойдем до африканского берега и там решим окончательно.
Наблюдая, как ползут флажки вверх, передавая команду «все направо вдруг», почувствовал облегчение. Если мои опасения и страхи напрасные – ничто не мешает нам продолжить путь к Нилу. А если я ошибся – у нас будет время, чтобы выскочить в Атлантику и продолжить путь на юг. Жалко было тех, кто останется на Родосе и Кипре, но при всем желании я не мог спасти всех. Кроме того, оставалась надежда, что на островах будет немного теплее и люди, наученные первой холодной зимой, лучше подготовятся ко второй.
– Как далеко мы окажемся от Гибралтара, дойдя до берега?
– Мне надо посмотреть карту, – виновато произнес Тиландер, внимательно следивший за изменениями курса кораблей в кильватере.
– Это не к спеху, просто не забудь. Пойду проверю как там наши люди, встретимся за обедом, – оставив капитана на мостике, спустился в трюм, откуда неслось блеянье, хрюканье и ржанье. Домашними животными, что смогли пережить зиму, были забиты все трюмы. Запах сена, навоза и мочи стоял такой, что резало глаза. Лучше всего путешествие переносили свиньи и овцы. Лошади никак не могли привыкнуть к постоянной качке – они ржали, пуская пену в отчаянных попытках пытаясь развязаться. Подбодрив конюхов, пытающихся успокоить животных, прошелся по остальным отсекам. Овцы и козы преимущественно спали, сбившись группами и только свиньи весело хрюкали, поедая остатки человеческой пищи. На «Катти Сарк» был самый большой трюм – большая часть животных плыла на адмиральском паруснике.
– Макш,– из кучи сена показалась лохматая голова Санчо. Только приглядевшись, заметил рядом с ним молодую женщину, торопливо натягивающую платье.
– Ты неисправим, Санчо,– притворно погрозив ему пальцем, спешно стал подниматься – от запаха в трюме мутило. Но Санчо было все нипочем, я еще не успел подняться, как послышалось его довольное рычание и еле слышный визг его подружки.
Люди преимущественно расположились на палубу: обложившись мешками со скарбом они образовали временные жилища. Дети со смехом бегали, попадаясь под ноги матросам, выполнявшим свою работу. Взрослые большей частью отдыхали – предыдущие две недели были адскими. И теперь, улучив момент, уставшие Русы просто наслаждались тем, что могли просто отдыхать, несмотря на холодную погоду.
У самого носа парусника, на небольшом клочке свободного пространства, Бер и Мал фехтовали учебными мечами. Мал проигрывал, с его взрывным темпераментом он яростно бросался в атаку, но Бер ловко парировал и уворачивался, приводя в бешенство младшего брата.
– Макс Са,– увидев меня Бер остановился, чем не преминул воспользоваться Мал, нанеся сильный удар по плечу моего названного сына.
– Подойди сюда,– осознав, что поступил неправильно, Мал, подошел с поникшей головой.
– Мал, никогда не забывай, что Бер твой старший брат. И никогда не давай ярости завладеть твоим мозгом. Ты очень хороший воин, но ты всегда сражаешься сердцем, а не головой.
– Макс Са, мне не больно,– Бер приобнял Мала,– мы просто тренируемся. Все равно для нас нет работы, а за месяц, пока мы доплывем до берега, можно все забыть.
– Через несколько дней высадимся на берег, возможно, что мы отправимся туда, откуда ты родом, Бер.
Оба сына так и не решились спросить, с чем связано изменение маршрута. Оставив их тренироваться, пошел в каюту, где тихонько посапывала во сне Ната, пользуясь любой свободной минутой. Иван, сидел у изголовья матери, рассматривая книгу с картинками. Увидев меня, радостно вскрикнул, попытался подбежать, но потерял равновесие и упал. Не заплакал, но прыти поубавилось. Из-за постоянных драк с Кингом, сыном Труди, пришлось тех разместить на «Пионере». Труди, в отличии от Наты, не была собственницей: мои редкие приходы воспринимала с большой радостью и никогда не показывала ревности.
Ганс Мольтке также был на пароходе, он взял на себя обязанности по охране Кинга и его матери. Но главная причина была скорее в другом – Ганс был беззаветно влюблен в Нату, для которой он был всего лишь подчиненный ее мужа. Тем не менее, это не мешало мне частенько подкалывать жену, выводя ее из себя. Вероятно, Гансу было легче не быть рядом с Натой, в любом случае, я был спокоен за сына и Труди – Мольтке был человеком чести.
Богдану Лутову и его оставшимся троим братьям, серьезно мешала морская болезнь. Они периодически перегибались через борт, отрыгивая проглоченную пищу. И это при том, что волнение в море было довольно слабым.
Ната проснулась от моих игр с Иваном, и довольная потянулась:
– Ты пришел, сейчас придумаю что-нибудь на обед. И почему у тебя такое довольное лицо, Макс?
– Ты права насчет северного побережья, поэтому мы изменили курс. Мы не будем рисковать месяцем плавания, чтобы убедиться в возможности выжить в районе Нила. Сейчас мы поменяли курс и идем к побережью Африки – если климат заметно теплее, продолжим путь на восток. Если будут сомнения, поплывем на запад и двинемся на юг к экватору.
– Иди ко мне, ты император, как ты решил, так и будет,– жена откинула одеяло, призывно протягивая руки. Повторно себя просить я не дал, в конце концов я же император.
К обеду четвертого дня смены курса, вахтенный матрос увидел землю: по нашим расчетам это мог быть как берег Марокко, так и земли Ливии из моего старого мира. Температура была на пару градусов теплее, чем в Макселе, но ветер все равно был ощутимо холодным.
– Станем на якорь у берега, высадим небольшой отряд на берег, проведем ревизию,– Тиландер не стал уточнять, сразу принявшись исполнять поручение. Мне было важно высадиться на берег, чтобы получить ответ на один вопрос – мигрировали животные на юг или нет.
Глава 3. Начало пути
Шлюпка, усилиями гребцов, шла к берегу, преодолевая бурунчики волн. Порой ветром срывало пену с волн, бросая ее в нас, заставляя ежиться от холодных брызг. Кроме шести гребцов со мной плыли Санчо, Бер и Урр. Любитель рисковать Мал после женитьбы все чаще предпочитал общество своей жены Белояры таким вылазкам, что не могло меня не радовать. С его полным пренебрежением к опасности, мой сын являлся головной болью для всех.
Все четверо братьев Лутовых так тяжело переносили морское путешествие, что я категорически приказал оставаться на борту парусника. Берег выглядел пустынным, здесь не было сплошного леса, растительность напоминала саванну с редкими кустарниками и густой травой.
– Санчо, что ты чувствуешь?
На мой вопрос неандерталец закрыл глаза, на некоторое время впадая в полусонное состояние.
– Ничего Макш,– прошелестело в мозгу, больно кольнув в висках.
– Говори со мной не так,– попросил сына, любившего телепатические сеансы.
– Ха(опасности нет),– Санчо вздрогнул, выходя из транса.
– Люди есть? Животные есть?
– Ха, дац (ничего нет),– потеряв интерес к высадке, неандерталец сунул руку за пазуху и вытащил солидный кусок окорока. Есть и любить женщин Санчо мог в любое время суток, что и делал, пользуясь всеобщей любовью.
Нос лодки мягко вошел в песок, один из гребцов выскочив подтянул шлюпку. После пяти дней пребывания на палубе, было приятно ощущать под ногами твердую землю.
– Двое гребцов остаются у лодки, Бер бери с собой еще двоих и Урра, обследуйте ту группу кустарников, – рукой указал на восточное направление. На расстоянии около трехсот метров начинался кустарник, росший группами.
– Я, Санчо и остальными матросами, проверим тот холм и осмотримся с него, – на расстоянии под километр высился невысокий холм с деревом на самой верхушке.
– Дальше не уходить, если встретите дикарей в контакт не вступать. Нас интересуют животные, есть ли они здесь. Если их нет, найдите навоз, помет, главное понять, как давно здесь нет травоядных. Встречаемся у шлюпки, долго не задерживайтесь, нам надо вернуться на корабль до темноты.
Вскинув ружье на плечо, сопровождаемый неандертальцем и матросами, зашагал в направлении холма. Как всегда, моя оценка расстояния оказалась неверной – мы почти полчаса шли до возвышения. Сам по себе холм оказался невысоким, высотой с двадцатиэтажной дом с довольно пологими склонами. Немного запыхавшись, добрались до верхушки в полном молчании: Санчо продолжал периодически жевать, а матросы не нарушали тишины, зорко поглядывая по сторонам.
– Кто-нибудь видит буйволов, антилоп или прочих животных? – Сам я не видел ни единого живого существа. Это еще ничего не значило, теоретически в этом месте могло не оказаться живности.
– Не вижу.
– И я не вижу, – вразнобой ответили матросы. Санчо вообще не удостоил меня ответом, он еще в шлюпке сообщил, что животных поблизости нет.
– Идем назад, скоро начнет темнеть, – я зашагал обратно, передав ружье одному из матросов. Как не твердил Мургу о необходимости уменьшить вес ружей, все равно вес был ощутимый. Или может праздная жизнь императора меня расслабила.
Оставалась слабая надежда, что поисковая группа Бера и Урра видела животных. Они уже ждали нас у шлюпки, пройдя гораздо меньшее расстояние. Еще на подходе, по их лицам понял – обнаружить животных им не удалось.
– Макс Са, не встретили ничего, только в одном месте удалось наткнуться на навоз буйволов. Но он старый, наверное с прошлого года, животные ушли давно, – уточнил Бер, едва мы приблизились.
– Возвращаемся на корабль, больше нет смысла здесь искать следы, – подавая пример первым запрыгнул в шлюпку. Столкнув ее в воду, один за другим вся команда устроилась внутри, а матросы сразу налегли на весла. В средиземном море приливы и отливы несущественные, но плыть в океан все равно было легче: отлив еще не закончился.
Нашего возвращения ждали с нетерпением: Тиландер еще на расстоянии пятидесяти метров задал, мучавший всех вопрос:
– Макс, на восток или на запад?
– На запад,– для убедительности я махнул в сторону предполагаемого заката. Солнце мы не видели уже второй год, порой его наличие определялось на небе более светлым участком серой непроглядной тьмы.
– Ночуем здесь, с первыми проблесками двинемся в путь, – Герман подал мне руку, страхуя при подъеме на борт.
– Почему нельзя плыть сейчас? – Я не заметил, как подошла Ната, помогая своим сыновьям попасть на борт.
– Звезд не видно, ориентироваться трудно. Это вдоль наших родных берегов можно плавать с закрытыми глазами, а здесь можно сесть на мель или напороться на риф,– Тиландер всегда давал исчерпывающие ответы, когда дело касалось моря или корабля.
– Что там, Макс? – Ната поежилась после очередного холодного порыва ветра. Было примерно три часа дня, но видимость была ограничена десятком метров.
– Там ничего нет, – я притянул к себе жену, дрожащую от холода, – ни людей, ни животных. И такую температуру я не помню в этих краях даже зимой, а ведь у нас только начало осени. Недаром говорят, умная жена счастье для мужа, твоя настойчивость возможно спасла нас от многих бед.
Ната зарделась от похвалы и потянула меня в каюту, приговаривая, что все стынет и мне надо с холода поесть горячего. Проходя по палубе, кинул взгляд – сигнальные фонари остальных судов были видны неплохо, следуя указаниям Тиландера, все корабли заякорились в две шеренги.
Когда я предполагал, что мы высадились в районе границы Марокко и Ливия, то был довольно далек от истины. Мы шли седьмой день на запад, держась в паре километров от африканского побережья. Седьмой день со средней скоростью 7 узлов, а Гибралтар не показывался. Даже по самым скромным подсчетам, за сутки преодолевалась дистанция больше двухсот километров. Получалось, что к берегу мы приставали намного восточнее, в районе Туниса.
Гибралтар показался утром восьмого дня, я еще находился в каюте, когда пришел матрос от Тиландера с этим известием. Закутавшись в шубу, температура продолжала падать, вышел на палубу, где стоял галдеж: обрадованные пассажиры считали, что мы почти у конечной цели путешествия. Все эти дни в каюте, изучал книги из библиотеки Дойчей, большинство из которых было датировано 1930-1940гг нашей эры. Пристальное внимание уделял береговой линии Африки, местом временного жилище единогласно было выбрано побережье Гвинейского залива.
В моей прежней жизни там располагались государства Либерия, Гана, Того и прочие. Свой выбор мы остановили на Гане, судоходная река Вольта и наличие крупных островов в дельте, явились главным критерием. По моему глубокому убеждению, малый ледниковый период или точнее ледниковые зимы, не могли продлиться больше нескольких лет. Год из этого периода мы прожили, еще год или два, скорее всего температура на планете придет в норму, позволяя вернуться домой.
Я не собирался обосновываться в Африке надолго, помимо большой плотности дикарей, были и другие опасности: дикие звери, ядовитые змеи, мухи це-це и комары, переносящие особо опасные инфекции. Перелопатив кучу книг, ознакомившись с работами европейских исследователей, инженеров, путешественников, пришел к выводу, что Гана самое подходящее для нас место. На картах Африканского побережья, в самой дельте реки Вольта у выхода в океан, располагались острова, пара из которых были довольно крупными. Именно на этих островах я решил обосноваться, мои доводы были поддержаны ближайшим окружением.
Выбор места поселения был продиктован прежде всего вопросами безопасности: дикари не могли до нас добраться вплавь. А если они и имели плавсредства, держать оборону на острове куда проще, при этом не надо строить стены и башни, ограждаясь от остального мира. Но до места, где я наметил основать временное поселение, было больше пяти тысяч километров даже от Гибралтара.
– Они радуются, словно мы у конечной цели,– Тиландер вырвал меня из раздумий. – А нам придется плыть почти месяц.
– Почти месяц, так долго? – я рассчитывал на срок чуть ли не вдвое меньше.
– Мы будем плыть по незнакомым водам, придется приставать к берегу, чтобы наготовить дров для парохода, угля точно не хватит. Будут встречные ветры, возможно придется укрываться в бухтах, пережидая шторм.
В голосе американца сквозили нотки сожаления, словно эти природные обстоятельства зависели от него.
– Большинство людей на кораблях впервые в море, Лутовы пластом лежат. Если не дать людям отдыха, они просто не выдержать, – вслух проговорил свои мысли. Не дожидаясь ответа от собеседника, принял решение:
– Пристаем к берегу, задержимся на день или два. Если повезет- добудем свежих животных, своих будем резать лишь в крайнем случае. Да и люди немного оправятся, они двенадцатый день в море.
– К какому берегу пристанем?
– Давай к нашему, может Панса со своим племенем недалеко, попробую уговорить его,– бросив последний взгляд на запад, вернулся в каюту. Прошлая моя попытка уговорить Пансу со своим племенем, окончилась безрезультатно. Неандертальцы категорически не любили воду, а сама мысль провести на кораблях много дней, вызывала у них ужас.
Тиландер прокричал рулевому держать курс на северный берег Гибралтара: громкие крики радости встретили его слова. Люди в нетерпении, что скоро высадятся на берег, развели кипучую деятельность: топот ног по палубе слышался даже в каюте.
– Что там, Макс? – Ната играла с Иваном, сын побежал навстречу, словно меня не было несколько дней.
– Ты же слышала матроса, мы подошли к Гибралтару, пристанем к северному берегу на пару дней, дадим людям отдохнуть.
– Это поэтому такая суета наверху?– Ната улыбнулась, – бедные не знают, что нам плыть еще пару недель.
– Почти месяц,– проинформировал жену,– усаживаясь за стол. – Давай перекусим, прежде чем высадимся, этот холод разбудил мой аппетит. Заканчивал поздний завтрак, когда понял, что якорь спустили. Немного порыскав, парусник замер, и почти сразу послышался звук талей, спускающих шлюпки. Методика высадки была отработана: первой шла шлюпка с вооруженными воинами. Высадившись, они оцепляли периметр, чтобы обезопасить людей.
Облокотившись о фальшборт, я наблюдал как одна за другой уходили шлюпки, полные людей. Глубины здесь были приличные, «Катти Сарк» стояла на якоре меньше чем в ста метрах от берега. Остальные суда также приступили к высадке людей. После возвращения Тиландера и остальных в Максель, американец приступил к немедленной муштровке остальных капитанов и экипажей судов. Верховенство Тиландера признали сразу, для капитана Балта и других матросов, мой товарищ был легендарной личностью. Сто пятьдесят лет не такой большой срок, чтобы о хороших людях молва забывалась.
– Почему мы высаживаемся последними?– Укутанная Ната держала Ивана за руку: малыш с любопытством озирался вокруг. Он уже уверенно ходил, старался бегать, но вот говорить пока не начал. Были отдельные слова, но сын больше гугукал и говорил на никому непонятном речевом диапазоне.
– А куда торопиться? Бер с остальными сыновьями установят для нас шатер, разожгут костры. Сейчас холодновато, пусть шатер прогреется и будет ждать нас с комфортной температурой.
Ната согласно кивнула и увела сына в тепло каюты, сообразив, что долго придется стоять на холодном воздухе. Мы совсем недавно наладили выпуск шатров-палаток: получился гибрид армейской палатки и восточного шатра. Преимущество нововведения воины оценили сразу – не приходилось тратить много времени на рубку жердей и лапника, чтобы соорудить временную хижину.
Успехи в нашем технологическом развитии радовали и одновременно пугали. Для подавляющего большинства населения планеты еще только бронзовый век на подходе, а мы замахиваемся на эпоху пара. И пусть пароход был всего один, но неунывающий Лайтфут уже грезил паровыми станками, даже заикался про электричество. Такие сжатые сроки прогрессорства меня пугали – этносы или популяции людей должны плавно двигаться по пути прогресса. Если дикарей с уровнем развития соотносительно каменного века перенести в современность, то большинство достижений науки и техники для них остается чудом. Они могут привыкнуть к этому, даже пользоваться какое-то время. Но стоит сломаться или выйти из рабочего состояния агрегату или механизму, их знаний недостаточно для ремонта.
Такое случалось в моем прежнем мире – аборигены Австралии так не смогли стать равноправными гражданами страны. Вся их прежняя жизнь была сосредоточена на поиске пропитания. Получив от государства поддержку, условия для комфортного пропитания, они не стали частью общества. Вместо этого они стали рабами пороков, ударившись в пьянство и наркоманию. И это был не единственный пример,– похожим образом вели себя и коренные жители Америки, по-крайней мере большая часть из них.
Именно поэтому, я много внимания уделял учебе, но все равно мало преуспел. Большинство Русов, научившись читать и считать, считали свою миссию выполненной. Только единицы людей за все это время проявили желание узнать больше, стать грамотнее и лучше разбираться в процессах. Одним из таких был Зик, ставший моим оплотом еще в Плаже. Вторым талантом стал Мург, поднаторевший в производстве оружия и сталелитейном деле настолько, что даже Лайтфут не гнушался его советов. Были еще с десяток Русов, достигших определенных навыков в той или иной отрасли. Оставались еще «христоверы», но большая их часть отселилась южнее после взятия мной Макселя. Часть не перенесла холодов, наиболее адекватная часть влилась в ряды моих друзей и помощников.
Но и «христоверы» были изначально консервативным обществом – все эти патриархи не приветствовали обучение грамоте простых людей. В конечном итоге, потомки «христоверов» хоть и были более развиты, но сильно далеко не ушли от моих коренных Русов. Надо формировать новое крепкое ядро, на случай если меня не станет. Было бы жаль потерять все чего мы добились за эти десятилетия.
