Засмотревшись, сэр Джерольд пропустил момент, когда от толпы метнулась быстрая тень, и дикий крик прорезал тишину:
– Ассасин! Убийца!..
Тяжеловооруженные крестоносцы не успели оказаться на плахе, и потому первым, кого встретил убийца, прыгнувший на помост, был сэр Кай. Низкий капюшон всколыхнулся, человек на миг замер, и рыцарь сумел рассмотреть смуглое лицо с холодными синими глазами. Ассасин оттолкнул его, прыгнул вверх, подтянулся, забираясь на дыбу, и, почти не задерживаясь, метнулся вперёд и вверх, на балкон.
Кай резко обернулся, увидев, как узкое лезвие скользнуло по щеке Ричарда. Короля тотчас закрыл собой отец, и закованный в сталь кулак сэра Джона ударил по незащищённому лицу убийцы. Не удержавшись, тот взмахнул руками, падая вниз. Кай отступил на шаг, но ассасин перекатился, тут же поднимаясь на ноги, и метнулся в толпу. Крики и вопли горожан только усилились, когда вслед за ним устремился отряд крестоносцев. Сэр Кай отпустил судорожно сжатую рукоять меча и обернулся.
Отец заслонял собой короля Ричарда, глядя на сумасшествие, развернувшееся на месте казни. Король морщился, прижимая руку к рассечённой щеке.
– Заканчивайте, – бросил он палачу и покинул балкон.
Лорд Ллойд обернулся, встречая взгляд сына, и коротко кивнул. Сэр Кай тотчас заторопился, покидая помост. Он нужен там. Отец был прекрасно осведомлён о его умении снимать боль, и, конечно, королю Ричарду это сейчас очень бы пригодилось…
***
Он умирал, казалось, уже целую вечность, когда чья-то тень закрыла его от жестокого светила, и Кай невольно расслабился, поворачивая голову к благословенной тени.
Вода коснулась его губ, и Кай жадно распахнул их, принимая божественную влагу. Собственное горло отказалось служить – он не мог глотнуть, захлёбываясь, давясь, дрожа от жажды и невозможности её утолить.
– Ссох, ссох*, – сказал чей-то голос.
(*араб. – Тише, тише).
Кай безумно хотел увидеть говорящего, но не мог раскрыть глаз. Кто-то поддержал его голову, помогая воде просочиться в непослушное горло. Кажется, он сделал всего несколько глотков – а затем безжалостная рука отняла флягу от его губ.
– Будет больно, – предупредил тот же голос.
Кай едва расслышал его из-за адского звона в ушах. Плечо обожгла боль, но юный лорд даже вскрикнуть не сумел; лишь зажмурился, чувствуя, как по щеке скатилась одинокая слеза.
– Ещё.
Боль вспыхнула вновь, в левом бедре, и на этот раз от неожиданности Кай открыл глаза.
Солнце ударило слепящими лучами; серо-голубое небо и высокие горные хребты казались далёкими, невозможно чужими – и на их фоне смутно знакомое лицо человека, склонившегося над ним. На миг их взгляды встретились – блуждающий, ищущий Кая и острый, пронзительный незнакомца – а затем молодой рыцарь закрыл глаза, позволяя сознанию рухнуть в небытие.
***
…Во внутреннем дворике царили тишина и прохлада. Кай ожидал возвращения отца, отправившегося на встречу с информатором. Недавние беспорядки в городе требовали расследования; свидетельства соглядатаев пришлись бы кстати. Кто-то собирался отравить все источники воды в городе, а нынешней шаткой власти Ричарда это не могло не навредить. Кто бы мог подумать, что им не будут рады даже христиане, мирно сосуществовавшие с арабами в Акре до прихода крестоносцев. Отец ничего не говорил, но Кай видел сам – Ричард отменил все льготы, заставил мирное христианское население снабжать его армию провиантом и припасами, поставил их в состояние войны с соседями-арабами, и это, конечно, никому не нравилось. Отравление источников могло стать той последней каплей, которая переполняет чашу народного терпения.
Лорд Ллойд делился тайнами с младшим сыном неохотно, но достаточно спокойно, зная, что Кай, несмотря на юный возраст, не страдал пустословием. Сын не настаивал, не выпытывал, но лорд всё чаще делился с ним своими мыслями, планами и рассуждениями, которые скрывал от всех прочих. Младший сын оказался той бессловесной, но беззаветно преданной поддержкой, какую сэр Джон искал и не находил в других, порой гораздо более зрелых людях.
Блаженный покой – редкие минуты без муштры, тренировок, палящего чужого солнца и бесконечной агрессии. Сэр Кай прислонился спиной к колонне, откидываясь на каменной скамейке. Отец не позволял ему ходить безоружным и без доспехов, и Кай подчинялся беспрекословно. Бывали в Акре случаи, не раз и не два, когда расслабившихся крестоносцев резали, как собак, в подворотнях и на узких улицах, и молодой рыцарь считал требование отца справедливым.
– Держи, держи его!!!
Кай оторвал голову от колонны, вслушиваясь в крики на улице. Шум погони прокатился мимо двора, дальше по кварталу, и рыцарь вновь расслабился, складывая руки на коленях. Не осталось сил даже молиться, поэтому подниматься юный лорд не спешил.
Молитва – то единственное, что не мог ему запретить даже отец. Порой сэр Кай ловил себя на мысли, что скучает по жизни в монастыре, куда его отправил сэр Джон в неполные семь лет, и он где провёл почти столько же – семь лет, наполненные молитвой, постом и долгими тренировками под руководством сэра Кеннета, монашествующего рыцаря, заменившего ему в те годы семью. Кай скучал по любимому брату Роланду, скучал даже по лорду Ллойду, но там, в монастыре, в каждой молитве, на каждой службе он чувствовал такую бесконечную Божественную любовь, такую близость к Господу, какую ни разу не ощутил здесь, на Святой земле. Быть может, это оттого, что он стал недостаточно усерден в молитве, делал себе попущения в постные дни, и лишь один раз сумел попасть на службу – уже здесь, в Акре, приняв Святое Причастие…
– Куда он делся?!
– Проверь соседнюю улицу! Живее, живее!
Кай, не отрываясь от колонны, повернул голову в сторону улицы. По проулку сновали стражники и горожане, спешившие по своим делам и опасливо обходившие крестоносцев стороной.
Отделившийся от людского потока человек, припадая на одну ногу, проковылял через арку, проходя во внутренний двор. Сэр Кай тотчас насторожился. Человек был одет в простую одежду – такую здесь носили ремесленники и мастера – а на голове торчал грязный тюрбан, ткань с которого свисала на лоб, закрывая пол-лица, но тружеником он всё равно не казался.
– Стой, – потребовал сэр Кай, поднимаясь. – Кто такой? Здесь проход запрещён.
– Я гончар, мессир, – пробормотал мужчина, пытаясь обойти крестоносца. – Работаю тут недалеко… простите, мессир! Думал сократить путь… я уйду, мессир, простите! Да благословит вас Бог…
– Постой, – напряжённо велел Кай, делая шаг навстречу. – Твоё лицо… кажется знакомым. Я тебя знаю?
– Что вы, мессир, что вы! – всплеснул руками человек, продолжая делать осторожные шаги. – Откуда? Никто из благородных не удостаивал меня августейшим вниманием! Я делаю простую глиняную посуду, мессир… всего лишь скромный ремесленник…
– Ремесленник, – медленно повторил Кай, опуская глаза на смуглые руки гончара. – Ремесленник…
Мысль сформировалась быстро.
У гончаров не бывает такой гладкой, чистой кожи. И свежую кровь на сбитых костяшках у них не часто встретишь.
Кай вскинул глаза, встречаясь взглядом с мужчиной, и мгновенно выхватил из ножен меч. Потому что уже видел однажды эти синие, как море, глаза на умном – слишком умном для простолюдина – лице.
– Я видел тебя! На площади, во время казни! Ассасин! Убийца…
Синие глаза блеснули, и мужчина сразу стал другим. Да, теперь Кай бы не ошибся. У ряженого гончара даже осанка изменилась, и рыцарь безошибочно определил, что уже через секунду они сцепятся в смертельной схватке. Но в следующий миг со стороны улицы раздались злые голоса, бряцание кольчуг и доспехов, и на лице загнанного в каменную ловушку убийцы отразилась дикая, холодная ярость. Ассасин подался вперёд, и Кай понял, что теперь, прижатый к стенке, он не уйдёт, не забрав с собой хотя бы одну жизнь. Даже если его самого защитит стража – здесь и сейчас разразится бойня, и погибнут люди…
– Готовься к смерти, крестоносец, – раздался незнакомый, так непохожий на блеяние гончара, злой и насмешливый голос.
…А ещё он почувствовал отражение чужой боли, так явственно, так остро… Взгляд выхватил окровавленную штанину, полускрытую длинной рабочей рубахой, и Кай одним движением убрал меч в ножны.
– Сюда, – он не позволял себе думать, иначе вся решимость могла испариться. – Уходи через эту дверь. Она ведёт на ту сторону квартала, тебя не догонят. Я захлопну створку сразу за тобой.
Ассасин замер, и на смуглом лице мелькнуло удивление. Рыцарь не трусил – в любой миг во двор могли ворваться стражники, и всё, что ему нужно сделать – просто позвать на помощь…
– Быстрее, – позвал Кай, – уходи!
Ассасин не заставил упрашивать себя трижды. Метнувшись к указанной двери, он дёрнул створку за себя и оглянулся.
– Ступай с миром, – сказал Кай. – И не возвращайся.
– Я запомню твою доброту, – отозвался ассасин, и глубокий голос эхом отразился от каменных стен подземного коридора. – И отблагодарю. Мы ещё встретимся, крестоносец!
Кай захлопнул дверь, уронил тяжёлый засов, бегом возвращаясь к своей скамейке. Никогда он не сможет оправдать себя, никогда! Правильно ли он поступил, подарив жизнь тому, кто забирал её безжалостно и безразлично, за назначенную меру золота? Кай не знал.
Как и не знал он, что сказать отцу, когда тот, вернувшись в окружении рыцарей, зло мерил внутренний двор быстрыми, порывистыми шагами. Лорд Ллойд нашёл своего информатора мёртвым. В нескольких кварталах от внутреннего дворика, где отдыхал его сын, и где скрылся спасённый им от погони ассасин.
***
Каю снился сон. Они снова были вместе – отец, Роланд и он. Сэр Джон улыбался Каю ласково и тепло – как никогда в жизни – а старший брат держал его за руку и просил за что-то прощения. Кай попытался вслушаться, понять, но отец вдруг рассердился, и они с Роландом развязали ссору – одну из многих, виденных им с детства. Кай обращался то к одному, то к другому, но они не слушали, а голоса становились всё громче, громче…
И Кай вдруг понял, что уже не спит, а голоса – мужские, незнакомые – оттого непонятны, что говорят на чужом языке. Он уже неплохо понимал и говорил на арабском, но этот диалект слышал впервые. Приоткрыв глаза, рыцарь увидел недавнего спасителя и пожилого араба-бедуина, которые спорили о нём, о Кае. Он понял это инстинктивно и с болезненным вздохом приподнялся, чтобы прекратить препирательства. Сознание всё ещё помнило отца с Роландом, а их ссор Кай просто не выносил.
– Ты ещё слаб. Лежи, – спаситель опустился на корточки, и рыцарь с запозданием понял, что покоится на шкурах в шатре, а неприветливый бедуин сидит у выхода, буравя их мрачным взглядом. – Что?
– Спасибо… я хотел сказать… спасибо, – с большим трудом, коверкая арабские слова, произнёс Кай.
Человек не отозвался, разглядывая его, и Кай не мог отделаться от ощущения, что они уже встречались раньше. Он носил светлый арабский балахон с монашеским капюшоном, на ногах красовались мягкие кожаные сапоги, за голенищами которых Кай разглядел рукояти небольших кинжалов. У пояса висел длинный меч, полускрытый широким красным поясом, грудь охватывали кожаные ремни, удерживающие ряд метательных ножей. На вид ему было около тридцати, хотя он мог оказаться как старше, так и младше. Мужчины, достигшие такого возраста здесь, на Востоке, почти поголовно носили бороды, но лицо незнакомца было гладко выбрито, хотя на щеках и подбородке кожа казалась намного темнее – растительность, хоть и уступала бритвенному ножу снаружи, изнутри портила цвет и без того смуглого лица. Лишь глаза, синие, как море, выдавали в мужчине далёкую примесь европейской белой крови.
Кай всё-таки сел, покачиваясь и опираясь правой рукой о каменистый пол. Повязка на левом плече была грубой и неудобной, а ногой Кай и вовсе не мог пошевелить.
– Я же сказал – мы ещё встретимся, – усмехнулся спаситель.
И тут Кай понял, где видел этого человека. Как он мог забыть!
– Ассасин! Ты – ассасин…
Помедлив, тот кивнул.
– Мы уйдём отсюда до заката, – проговорил он. – Здесь оставаться небезопасно. Тебе нужно набраться сил перед переходом. Вот, поешь.
Он поставил перед Каем глиняный кувшин с водой и плоскую тарелку, на которой лежал кусок подсохшего хлеба и горсть фиников. Кай не отозвался, в растерянности глядя на своего спасителя, – да и спасителя ли? Судя по всему, они находятся глубоко в тылу у сарацинов; вот и араб-бедуин глядит от входа искоса и недобро – но молчит пока…
– Ешь, – повторил ассасин. – Ты очень слаб, а мы должны проделать большой путь до утра.
– Куда? – ещё больше растерялся сэр Кай, подтягивая к себе кувшин.
– Подальше отсюда, – усмехнулся ассасин, глядя, как крестоносец неловко поднимает кувшин одной рукой и делает первый судорожный глоток. – Такие, как ты, тут не ходят. После появления вашего отряда сарацины переполошились; шагу не ступить. Ты не выберешься отсюда в одиночку.
Рыцарь вновь бросил тревожный взгляд на притихшего бедуина, тряхнул головой, отгоняя остатки тошнотворной слабости.
– Не беспокойся о нём, – мотнул головой Сабир. – Тебя не тронут, пока ты – гость, таков их закон. Но как только ты шагнёшь за пределы шатра, могут запросто перерезать горло.
– Как я здесь оказался? Ты меня сюда принёс? Почему? Почему ты помогаешь мне?
– Ты жив, тебе этого не достаточно?
Сэр Кай молча покачал головой, продолжая глядеть на нежданного спасителя. Ассасин вздохнул, не размыкая губ, провёл рукой по лицу.
– Ты помог мне, – сказал он наконец. – Теперь я помогу тебе. Моя благодарность – это мой долг, крестоносец.
Рыцарь помолчал, не веря услышанному. Долг? Благодарность… убийцы?
– Кай, – решившись, проронил он наконец. – Меня зовут сэр Кай.
– Позже, – опередив вопрос, нетерпеливо оборвал его ассасин. – Поговорим позже, если выживем, крестоносец.
Сэр Кай не стал спорить. Воду он выпил едва ли не залпом, осушив глиняный кувшин до дна, и отломил кусок пресного хлеба, привычно осеняя себя крестным знамением перед едой. И только проглотив пищу, поднял глаза на арабов. Ассасин сидел, скрестив ноги, и наблюдал за ним с усмешкой, в открытую; а бедуин так и вовсе побелел от ярости, глухо выкрикнул что-то себе в бороду, взмахнул руками и выбежал из шатра.
– Я чем-то обидел его? – запоздало спросил Кай. – Мне… не следовало…
– Тебе не следовало, – подтвердил ассасин, – осквернять его жилище нечестивыми знаками неверных.
– Я не подумал, – виновато признался молодой рыцарь.
– И не думай, – пожал плечами спаситель, поднимаясь на ноги. – У каждого из вас своя правда. Хотя на самом деле вы оба заблуждаетесь.
– Такого не может быть. Кто-то обязательно прав, – вяло возразил Кай, откидываясь назад: ослабевшее тело всё ещё плохо ему подчинялось.
– Так вас учат думать, – хмуро кивнул ассасин. – На самом деле ничто не истинно, и всё дозволено. Возможно, и ты когда-нибудь убедишься в этом.
Слова убийцы показались Каю бессвязными, но переспрашивать он не стал.
– Отдохни, рыцарь, – велел ассасин. – Скоро выступаем.
Откинув край полога, он вышел прочь, оставив Кая в полном одиночестве.
***
Они покинули шатёр, когда вечерние сумерки спустились на землю. Ассасин разбудил его, помог подняться и накинуть поверх рубахи и штанов длинный серый балахон, похожий на тот, который носил нерадушный бедуин. Хозяин шатра так и не появился, чтобы проститься с ними, но у входа их ждал вороной скакун, привязанный около жилища. Соседствующий с ним верблюд равнодушно причмокивал губами, не обращая внимания ни на незнакомцев, ни на пригарцовывающего товарища.
– Где мы?
Ассасин проследил за растерянным взглядом рыцаря. Пустыня и каменистые холмы ничего не говорили чужеземцу. Один, без соратников, на вражеской земле, он бы ни за что не выжил тогда, на горячих песках, истекающий кровью, умирающий от жажды. Вряд ли бы добрался до своих и теперь, не слыша шёпота пустыни, помогающего найти дорогу.
– К востоку от Сайды, – отозвался он, поддержав пошатнувшегося крестоносца. – Я направлялся в Тир, когда встретил тебя.
Кай неловко переставил забинтованную ногу, тревожно глянул сперва на темнеющее небо, затем на странного спасителя. О судьбе собственного вооружения юный лорд спрашивать не стал: кольчуга наверняка пришла в негодное состояние, как и кожаные поножи. Зато меч, тот самый, пожалованный Ричардом отцу, с королевским гербом на рукояти, и который лорд подарил сыну на день рождения, висел в ножнах вместе с походными мешками, переброшенными через седло скакуна. Ещё у пояса ассасина молодой рыцарь заметил свой кожаный кошель – сумма золотых, находившихся при нём, была довольно внушительной: отец доверял ему хранение личных средств, зная, что Кай не возьмёт ни единой монеты без разрешения. Но этот человек спас ему жизнь. Он имел право взять свою мзду в качестве вознаграждения. Просить убийцу вернуть имущество Кай не стал – если отец погиб, это золото вряд ли пригодится, а если нет, то у лорда Ллойда найдутся деньги для продолжения ставшего таким опасным похода.
– Мне очень повезло, что ты оказался рядом, – сказал Кай. – Правда, спасибо тебе.
Ассасин качнул головой, отводя глаза, кивнул на коня.
