– Но…
– Делай, как говорю!
Кай помедлил, но синие, холодные глаза ассасина не отпускали, глядя в упор. Рыцарь подчинился. Стоило ли спорить, объяснять, что нательный крест нельзя выставлять напоказ, что его принято носить именно так – под одеждой? По правде, их носили далеко не все: традиция, принесённая крестоносцами со Святой земли, ещё не получила широкого распространения среди христиан. Кай подчинился.
– Теперь сними капюшон.
Кай молча сделал, что велено, тотчас почувствовав утреннюю прохладу, которая едва ли продлится дольше, чем час: солнце стремительно поднималось в небо, скоро жара вновь начнёт терзать уставшее тело.
Сабир удовлетворённо кивнул, оглядывая крестоносца. Светлые волосы приходилось скрывать, пока они путешествовали по тёмной пустыне среди сарацинов, но здесь, по дороге в Тир, ярко выраженная европейская внешность крестоносца сыграет им на руку.
– Что ты делаешь?
Ассасин скинул с плеча первую перевязь метательных ножей, потянулся за второй. Кай слез с коня, морщась и стараясь ступать на здоровую ногу. Сабир расстегнул кожаный пояс, снимая его вместе с мечом, молча передал всё вооружение рыцарю. Подумал, полез за голенища сапог, достал кинжалы и подал их рукоятями вперёд.
– Спрячь в этот мешок. Меч повесь под седлом, – Сабир кивнул на навьюченного коня, принимаясь медленно развязывать широкий красный пояс, обхватывающий его талию и часть груди.
Кай выполнил требуемое; вопросительно глянул на ассасина в распрямлённом монашеском балахоне.
– На подходе к городу поменяемся местами, – бросил Сабир Каю, беря коня под уздцы. – Садись.
Главная дорога оказалась широкой, пыльной и шумной. К городу подходили торговые караваны, паломники и местные жители, стремившиеся как можно раньше пройти городские ворота. Когда им повстречался первый отряд крестоносцев, Сабир жестом велел Каю слезть с коня. Бросил ему уздцы, забрался в седло.
– Тебе не станут задавать лишних вопросов, – уже сверху пояснил ассасин. – Ты белый, ты не вызовешь подозрений. Про меня скажешь, что паломник, монах. Заплутал в пути, и ты вывел меня к городу.
Кай с сомнением посмотрел на ассасина, но признаваться ему про собственное неумение лгать не стал.
– Я попробую, – пообещал крестоносец, делая первый шаг.
Бедро отозвалось острой болью, но молодой рыцарь лишь плотнее сжал зубы, стараясь, чтобы физические муки слишком не искажали лицо: он, как никто другой, знал о подозрительности городской стражи.
– Что ты собираешься делать в Тире? – неожиданно поинтересовался Сабир, когда шествующая к распахнутым воротам толпа приостановилась: возникло утреннее столпотворение, когда каждый считал своим долгом первым попасть в город. – У тебя есть план? Как ты собираешься искать отца и своих друзей?
– Сомневаюсь, что отец направился бы в Тир, – вздохнув, признался молодой рыцарь. – Если он выжил…
Синие глаза Сабира заинтересованно вспыхнули; всего на миг, но этого хватило Каю, чтобы оставить свои соображения при себе. Он не мог бы объяснить, что именно насторожило его в поведении спутника, но что-то невысказанное не давало покоя. Что он знал о Сабире? Ничего, кроме того, что тот сам предпочёл открыть о себе.
– Куда бы твой отец ни направился, ты вряд ли сейчас в состоянии искать его самостоятельно, – рассудительно заметил араб, вглядываясь в толпу. Люди толкались, шумели, и очередь продвигалась не слишком быстро. – Тебе понадобится помощь.
– И ты… готов её предложить? – не поверил Кай.
Сабир пожал плечами и улыбнулся.
– Зависит от весомости твоих аргументов, – похлопал он по кожаному кошелю, изъятому у крестоносца.
Улыбка у него оказалась очень хорошей. Блеснули белые зубы, оттеняя смуглую кожу, в синих глазах вспыхнули и погасли весёлые огоньки.
– Но у меня больше нет денег, – развёл руками Кай, снизу вверх глядя на своего проводника.
– Зато наверняка есть у твоего отца, – задумчиво проговорил Сабир, поглаживая коня по крутой шее. – Я слышал в Акре, что лорд Ллойд – богатый человек…
– Это верно, – вынужденно согласился Кай. – Деньги у отца есть.
– Значит, если я доставлю тебя к нему, он не поскупится?
Кай вспыхнул, усмехнулся и отвёл глаза.
– Вероятно, что так… хотя… я не уверен…
– Как он отреагирует на проводника-убийцу? – Сабир опёрся локтём о седло, свесился вниз, ухмыльнулся, разглядывая смущённое лицо молодого рыцаря. – Не обязательно признаваться, кто я, крестоносец. Ты ведь помнишь, что я говорил в нашу вторую встречу? Я – простой гончар, мессир! – пролепетал араб, меняясь в лице. Теперь на Кая смотрел запуганный, простоватый ремесленник. – Всего несколько сотен монет за возвращение вашего блудного сына, мессир! О, будьте столь добры, оцените мой труд по достоинству! – униженно лопотал он, непрерывно кланяясь в седле. – Будьте милосердны, мессир! Прошу вас! Сотня монет, всего сотня, а лучше две… а три так и вовсе даруют вам прямой путь в Царство небесное! Бог да внемлет вашей несказанной щедрости и милосердию…
Кай не выдержал и рассмеялся. Сабир усмехнулся, выпрямляясь в седле, вновь становясь самим собой – тем, к которому молодой рыцарь уже успел привыкнуть.
– По рукам, крестоносец?
– Меня зовут Кай, – напомнил юный лорд. – И я был бы очень благодарен за твою помощь, Сабир.
– О, надеюсь, лорд Ллойд будет благодарен не меньше, а ещё лучше – если вместо долгих и бесполезных слов я услышу звон монет в увесистом мешке, – Сабир вдруг склонил голову так, чтобы капюшон скрыл часть лица от пронизывающих взглядов городской стражи, и сгорбился, пряча кисти рук в рукавах.
– Стой! – выхватил Кая из общего потока стражник, дёргая его за руку. – Кто такой?
– Рыцарь его величества короля Ричарда, – без запинки выговорил Кай, каменея лицом: воин ухватил его за больное плечо. – Сопровождаю монаха Странноприимного ордена во время его паломничества по Святой земле.
– А-а-а, госпитальеры! – махнул рукой второй стражник, мигом теряя к ним интерес. – Ещё двое! Заполонили весь город, всё прут и прут! Тут и без вас дышать тяжело!
– Пропускай! – прикрикнул его сосед, осматривая подозрительного торговца с огромным обозом, устроившим давку в проходе. – Эти, должно быть, отстали от своих! Пропускай!..
Кай дёрнул поводья коня, как только стражник отпустил его руку, устремляясь с общим людским потоком через городские ворота, и Сабир тут же вырвал у него узду, уводя коня в сторону. Кай, припадая на больную ногу, поспешил за ним, уходя в первый же переулок от шумной толпы, и спешившийся ассасин помог ему забраться в седло.
– У нас есть несколько часов, – проговорил он, беря коня под уздцы. – Прежде, чем я помогу тебе, мне нужно закончить свои дела.
– Дела? – уточнил Кай.
Сабир быстро глянул на крестоносца, отвернулся, пряча глаза.
– Работа, – коротко ответил ассасин, выводя коня на соседнюю улицу.
***
Когда-то большой город Тир считался неприступным. Покойному королю Балдуину удалось покорить его лишь благодаря раздорам среди магометан и при значительной поддержке венецианского флота. Богатый промышленный Тир, безусловно, был лакомым куском как для христиан, так и для мусульман, но даже осада искусного полководца Салах ад-Дина оказалась безуспешной – не менее талантливый христианский лидер Конрад де Монферрат отстоял город в тысяча сто восемьдесят седьмом году – целых пять лет назад.
Прозванный сеньором Тирским, Конрад успешно правил городом все эти годы, и правил мудро, насколько мог судить Кай – а судил молодой крестоносец лишь по отзывам своего отца, лорда Джона. Отец говорил, что маркграф Монферратский собирается сыграть красивую партию, не обольщаясь бестактностью короля Ричарда, при которой христианам едва ли удастся победить Салах ад-Дина, и наверняка вёл переговоры с последним – уж больно удачно войска Конрада избегали потерь от полчищ сарацинов и слишком гладко проходило его правление. Мрачнея, лорд Ллойд добавлял, что уж если он это понимает, то и для Ричарда поведение сеньора Тирского не остаётся загадкой.
Кай рассматривал незнакомые улицы с интересом, хотя смотреть, по правде, было не на что: Сабир завёл его в глухие, отдалённые от центра переулки, узкие и малолюдные.
– Здесь, – Сабир остановил коня, огляделся, открывая ворота одного из малоприметных домиков, ничем не отличавшегося от череды подобных ему глинистых жилищ. – Проходи.
Кай спрыгнул с коня, морщась от боли, прошёл через узкую калитку в крохотный дворик и огляделся. Дом показался ему чистым, ухоженным, но, несмотря на это, совершенно необжитым. Навстречу Каю вышел невысокий молодой араб в точно таком же, как у Сабира, белом балахоне. Скрестил руки на груди, молча рассматривая застывшего крестоносца, затем глянул поверх его плеча, тотчас меняясь в лице.
– Ты в своём уме, Сабир? – резко спросил он у ассасина на арабском. – Клянусь бородой Шейха, ты окончательно лишился рассудка!
Ассасин не ответил, перетаскивая за собой походные мешки с привязанного у ворот коня. Под гневным, горящим взглядом незнакомого араба Кай отступил на шаг назад, прислоняясь к забору, оглянулся, ища поддержки у своего проводника.
– Что он здесь делает? – продолжал допытываться араб, и сжатые кулаки не предвещали ничего хорошего. – Сабир?
Ассасин дёрнул щекой, положил ладонь на плечо крестоносца, кивнул арабу:
– Дай пройти. Он ранен, ему нужно отдохнуть с дороги.
И, не дожидаясь реакции ошарашенного товарища, оттолкнул того от двери, заводя Кая внутрь. Как и ожидал молодой рыцарь, тут оказалось необжито, но на удивление чисто: будто кто-то следил за порядком время от времени, но не оставался в доме надолго.
Здесь оказалось две комнаты: в одной, насколько мог видеть с порога Кай, находился оружейный склад, во второй – опочивальня с разбросанными прямо на полу подушками самой различной формы, мягкими одеялами и коврами. В углу стоял низкий столик с расставленными на нём кувшинами, засушенными фруктами и завёрнутым в тряпицу хлебом. Крестоносец вопросительно посмотрел на ассасина, ожидая дальнейших указаний.
– Останешься здесь, – велел тот. – Я вернусь через пару часов. Отдыхай, набирайся сил, они тебе скоро понадобятся.
– Куда ты?
– На площадь. Разузнаю, что смогу, о судьбе лорда Джона, – усмехнулся ассасин.
Кай опустил голову.
– Ты так уверен, что мой отец жив? – тихо поинтересовался он.
– Тот радушный бедуин трепался, будто некоторым из вашего отряда удалось уйти, – неохотно признался Сабир. – И что они так и не догнали главаря. Если бы я не был уверен, что лорд Джон ушёл от погони, я бы не ввязывался в это сомнительное путешествие.
Безумная надежда вспыхнула с новой силой: выходит, отец жив! Кай неуверенно улыбнулся, глядя на ассасина. Стоявший за его спиной араб, слушая их, фыркнул и отвернулся.
– А пока я навожу справки, оставайся в доме, – Сабир затянул пояс, закрепил меч, доставая перевязь метательных ножей из сумки. – Я не собираюсь искать тебя по всему Тиру. Если я вернусь и не застану тебя на месте, уйду один.
Сабир накинул вторую перевязь на плечо, обернулся и кивнул умолкшему во время их разговора арабу. Тот вышел из дому, и ассасин вновь повернулся к Каю.
– Обещай, что не покинешь дом до моего прихода.
– Ты поверишь моему слову? – улыбнулся крестоносец.
– Нет, – ухмыльнулся в ответ ассасин. – Но зато ему поверишь ты сам.
– Сабир! – позвал с улицы араб.
– Не переживай из-за него, – проследив за его взглядом, добавил ассасин. – Али не доверяет чужакам.
– Наверняка у него есть на то причины, – мягко согласился Кай.
Синие глаза сощурились, меряя крестоносца долгим взглядом. Сабир чему-то усмехнулся, разворачиваясь, чтобы уйти, и вышедший вслед за ним Кай успел увидеть, как ассасин подтягивается, забираясь на забор, и прыгает вслед за своим товарищем на соседнюю крышу. Кай прислонился к дверному косяку, слушая воцарившуюся в переулке тишину, нарушаемую лишь всхрапами добравшегося до поилки привязанного снаружи коня.
Выждав некоторое время, крестоносец покинул двор, плотно закрыв за собой калитку, и отвязал коня, с трудом забираясь в седло. Возможно, Сабир был прав, и стоило поберечь силы, но оставаться на месте Кай просто не мог. Что-то не давало молодому рыцарю покоя, не позволяя полностью довериться странному проводнику, и юный лорд не стал спорить с собственной совестью, покидая тихий переулок.
Если в этом городе ничего не слышали о лорде Джоне Ллойде, следовало, не теряя времени, отправиться в Иерусалим на встречу с тамплиером – отец не простил бы ему промедления. Где-то там их ждала утерянная часть Животворящего Креста – и если только вернуть её христианам, то поход можно считать успешным. Конечно, так считали далеко не все, но Кай предпочитал не думать об этом. Политические дрязги и распри оказались не худшим злом, которое приняли на себя крестоносцы, придя с оружием на Святую землю.
Кай выехал на одну из основных улиц, направив коня к возвышавшейся над городом храмовой колокольне. Усталый, в грязном арабском балахоне, пропитанном потом и кровью, он сторонился людского потока, тщательно выбирая дорогу. К храму франкской епархии Кай подъехал к концу Литургии, когда многие пришедшие на службу христиане уже покидали здание. Спешившись едва ли не у самых ворот и привязав коня, крестоносец вошёл в храм, остановившись у входа: в таком виде, запятнанный своей и чужой кровью, Кай не решился бы пройти дальше. Прислонившись к стене и постаравшись стать по возможности незаметным, рыцарь принялся внимательно разглядывать прихожан: не мелькнёт ли знакомое лицо?
– Ева, – рыкнул чей-то грубый голос. – Сюда.
Кай поневоле задержал взгляд на огромном бородатом мужчине, выставившем свой локоть подобно щиту; второй рукой он удерживал предплечье шедшей рядом с ним девушки, явно покидавшей храм без всякого удовольствия.
– Гуго, – позвала она, – но как же благодарственные молитвы по Причащении? Мы не останемся?
– Дома прочтёшь, – прогрохотал мужчина, зыркая по сторонам.
Он был одет в просторную рясу-каппу из чёрной ткани с белым крестом на груди – отличительный знак Странноприимного ордена, или, как их называли в народе, ордена госпитальеров. Ряса оказалась подпоясана белым шнуром, и левая часть подола была подобрана за ножнами так, чтобы оружие, длинный франкский меч, можно было легко выхватить в случае опасности.
Спешившие по делам после утренней службы прихожане покидали храм, и быстро уйти у странной пары не получалось: в широких храмовых дверях образовалось такое столпотворение, что протиснуться, не потеряв пары-тройки лоскутов от собственных одеяний, у них бы не вышло – зато это дало Каю возможность рассмотреть их как следует.
Девушка оказалась небесной красоты – по крайней мере, именно такой женский идеал представлял себе Кай, когда в далёком детстве Роланд читал ему сказания о героизме рыцарей и красоте прекрасных дам, воодушевлявших тех на невероятные подвиги.
У неё оказались длинные, до пояса, волнистые светлые пряди, собранные у висков в незамысловатую причёску, и удивительные серые глаза – словно расплавленное серебро на нежном, одухотворённом молодом лице. Она казалась одновременно земной и неземной, женщиной и ангелом – воплощенная мечта, прекрасный сон, настоящее смятение для монашествующего рыцаря: никогда прежде он не встречал подобной красоты.
– Вполне могли бы остаться, Гуго, – вновь недовольно заметила она, оглядываясь. Голос её, несмотря на грубый франкский диалект, звучал нежно и женственно. – Пока мы здесь ждём очереди, там прочтут весь молебен.
– Сейчас, – рыкнул Гуго, напирая всем своим внушительным весом на толпу прихожан. – Сейчас прорвёмся…
Кай вздрогнул, переводя на него взгляд: как ни прекрасна была незнакомка, Гуго привлекал куда больше внимания. Мужчина возвышался над толпой на целую голову и, в отличие от девушки, оказался вызывающе, ужасно некрасив. Словно, сосредоточившись на высечении гранита его тела, природа начисто забыла о художественной ценности внешности.
Черты лица ваял не резец скульптора – здесь поработало зубило и топор. Крупный нос с подвижными ноздрями и грубые надбровные дуги, под которыми, словно два зверька в норе, блестели янтарные, настороженные глаза, давали почти полное впечатление о его внешности. Следующим немаловажным штрихом к портрету служило количество волос. Гуго носил бакенбарды – но с таким же успехом можно было сказать, что те боролись за последние участки свободной кожи на скулах и подбородке. Пышные и густые, они словно бы бросали вызов всему живому, привнося в облик незнакомца сходство с тигром, чему лишь способствовала грива жёстких, огненно-рыжих волос.
Толпа ухнула, поддаваясь зверскому напору сзади; Ева, понукаемая своим огромным спутником, болезненно поморщилась, следуя за ним в образовавшийся проход. Кай очнулся, вздрогнул, подался вперёд, но поздно: оба скрылись в открытых дверях, и их тотчас поглотили чужие спины.
– Сын мой, – подошедший священник тронул его за плечо, и крестоносец с сожалением повернулся, похоронив в себе последнюю надежду когда-либо увидеть прекрасную незнакомку вновь. – Ты весь в крови…
– Я знаю, – торопливо мотнул головой Кай, опуская глаза. – Я не проходил в храм, оставался на притворе. Простите, ваше преосвященство…
– Я не о том, – мягко перебил его священник. – Тебе нужна помощь?
Крестоносец поднял голову, вглядываясь в его лицо. Это оказался смуглый, морщинистый старик довольно преклонных лет, с цепким взглядом лучистых светлых глаз.
– Я ищу своего отца, – сказал Кай. – Мы разминулись по дороге, но я точно знаю, что если он заходил Тир, то обязательно посетил бы храм. Его зовут лорд Джон Ллойд, он рыцарь короля Ричарда… высокий черноволосый мужчина средних лет… Быть может, вы встречали его? Здесь, в храме?
Священник покачал головой.
– Человека, описываемого тобой, я не встречал ни здесь, ни на улицах города. В последнее время к нам приходит много паломников и охраняющих их госпитальеров, но в основном это франки, не англичане. Я знаю и слышу много, сын мой. Вряд ли ты найдёшь здесь своего отца.
Кай медленно кивнул. Силы разом покинули его; он даже на ногах едва удержался. Слова священника прозвучали как приговор. Значит, придётся идти в Иерусалим одному и возможно, даже без проводника – вряд ли Сабир согласится вести его, если не найдётся, кому заплатить за сопровождение.
– Не отчаивайся, – тёплая рука старого священника легла поверх его плеча. – Ты обязательно найдёшь, что ищешь. Быть может, тебе стоит отдохнуть с дороги? Наши братья-госпитальеры приветливо обходятся с каждым христианином, которого не пощадила судьба по прибытии на Святую землю. Их орден находится недалеко, на соседней улице. У них есть пища, вода, лекарства…
