Уроженцев Свободных Королевств вроде него неизменно смешат библиотекарские придумки вроде вышеупомянутой физики, полнейшей, по их дружному мнению, чепухи. Я же склонен думать, что жители Свободных Королевств малость недооценивают Библиотекарей. Физика не то чтобы чепуха. Она просто не дает полной естественно-научной картины мира.
В основе магии и силиматических технологий Свободных Королевств лежит собственная логика. Взять хоть нашу стеклянную птицу. Ее приводило в движение некое устройство, именуемое силиматическим двигателем, в котором энергия взаимодействия разных типов песка и стекла превращается в механическую работу. Вот это, равно как и мои ботинки зацепера, называлось здесь технологией, и ею мог воспользоваться каждый. С другой стороны, таланты семейства Смедри и способности окуляторов в Свободных Королевствах считались магией, поскольку были доступны не многим.
Так вот, чем ближе я знакомился с уроженцами Свободных Королевств, тем менее убедительным представлялось мне подобное различение.
– Дедушка, – позвал я. – Говорил я тебе, что мне разок удалось зарядить ботинки зацепера энергией через простое прикосновение?
– Ух ты! – восхитился дед Смедри. – Это как?
– В смысле, мне удалось здорово повысить их мощность, – пояснил я. – Просто потрогал. Типа я сработал как пауэрбанк или зарядник.
Дедушка некоторое время молчал.
– Может, мы и с линзами что-то подобное проделываем? – продолжал я развивать свою мысль, потирая пальцем очки на переносице. – Что, если способности окулятора простираются дальше, чем мы привыкли считать? Вдруг мы вообще на любое стекло можем воздействовать?
– Ты, парень, заговорил прямо как твой отец! – воскликнул дед. – У него тоже есть теория о свойствах стекла и способностях окуляторов.
Аттика Смедри. Упоминание об отце заставило меня раздраженно закатить глаза. Потом я повернулся к деду и сфокусировал взгляд на его линзах ветродуя, сдерживающих встречный воздушный поток.
– Линзы ветродуя, – проговорил я. – Я… сломал ту пару, что ты мне дал.
– Ха! – отозвался дедушка. – Было бы чему удивляться, малыш. Вот оно, могущество твоего таланта в действии!
Все так. У каждого представителя рода Смедри есть какой-нибудь талант, даже у тех, кто получил нашу фамилию лишь в супружестве. Мой талант – фамильный талант Смедри – состоял в магической способности ломать все, что угодно. А например, дедушкин талант – всегда и всюду опаздывать. Соответственно, таланты одновременно являлись благословением и проклятием нашей семьи. Дедушкин талант временами его выручал из всяких бед, помогая опаздывать к разным неприятностям вроде смертоносных пуль или последних дней уплаты налогов, но он же и не дал ему помешать Библиотекарям украсть мое наследие: дед попросту не успел предотвратить злодеяние.
Сейчас он, пребывая в нехарактерной для себя молчаливой задумчивости, уставился на океан, находившийся (из-за перевернутого положения) как бы у нас над головой. «Ветроястреб» держал курс на запад, в страну Налхаллу, где я появился на свет, а после никогда не бывал.
Я первым прервал молчание:
– Что стряслось, дед?
– Мм? Что-то не так?.. Да нет же, все так! Мы отбили твоего отца у кураторов Александрийской библиотеки! И должен сказать, что по ходу дела ты проявил остроту ума, присущую истинным Смедри. Отличная работа, внучек! Мы одержали безоговорочную победу!
– Ну да. Если не считать того факта, что моя мать завладела парой линз переводчика, – сказал я.
– Ах да, – отозвался дедушка. – Есть такое дело, ты прав.
Пески Рашида, из-за которых, в сущности, и началась вся эта история, в свое время послужили материалом для линз, дарующих понимание любого языка, – линз переводчика. Моему отцу как-то удалось собрать эти уникальные Пески, после чего он разделил их пополам и прислал мне половину, годную для изготовления одной-единственной пары линз. Из второй половины он сделал такие же магические очки для себя. Так вот, моя мать, ставшая Библиотекарем, потерпела поражение в Александрии, но умудрилась похитить очки отца. (Мои, по счастью, так и остались при мне.)
Факт этой кражи означал следующее. Добыв себе в помощь окулятора, способного управиться с линзами, мать отныне могла разбирать забытый язык, постигая тайны древнего народа – инкарнатов. Могла вволю читать обо всех их технических и магических чудесах… равно как и о несравненном высокотехнологичном оружии.
Вот такая проблема. Драгоценные линзы переводчика оказались в руках у Библиотекаря.
– И что нам со всем этим делать? – спросил я.
– Я пока не уверен, – откликнулся дедушка Смедри, – однако собираюсь вынести этот вопрос на Конклав Королей. Уж верно, им найдется что сказать по данному поводу, они точно примут правильное решение… – И он напустил на себя жизнерадостный вид. – В любом случае прямо сейчас нам не о чем беспокоиться. И ты уж точно спустился сюда ко мне не затем, чтобы выслушивать старческое брюзжание любимого деда?
«И единственного», – чуть не добавил я вслух, но вовремя задумался о новом круге проблем, связанных с наличием всего одного деда, и прикусил язык.
– Вообще-то, – заметил я, глядя себе под ноги, на глянцевую обшивку «Ветроястреба», – я собирался поговорить с тобой об отце.
– О чем именно, мой мальчик?
– О том, всегда ли он был таким… ну…
– Отстраненным?
Я кивнул. Дедушка Смедри ответил со вздохом:
– Твой отец – человек одержимый. Весьма склонный к фиксации на определенных идеях. Как ты помнишь, я был совсем не в восторге, когда он оставил тебя на воспитание в чужой семье в Тихоземье… Учтем, однако, что его призывали воистину великие дела и он в самом деле совершил в жизни кое-что выдающееся. Ученые тысячелетиями трудились над расшифровкой забытого языка! Даже я был убежден, что эта задача из области невозможного… Помимо прочего, никому из Смедри не удалось подчинить свой талант так, как сумел твой отец.
Сквозь стекло корпуса я различал тени и силуэты наших спутников. Был среди них и мой отец. Человек, о существовании которого я гадал все свое детство. Я ждал встречи с ним, уверенный, что он… он… ну хоть чуточку разволнуется, увидев меня. Даже притом что в начале жизни он меня бросил.
Дедушка Смедри положил руку мне на плечо:
– Не тужи, мальчик мой! Аховые Абрамсы, парень, ты же держишь путь в Налхаллу! Впервые едешь на родину, только подумай!.. А все остальное уж как-нибудь перемелется. Просто… посиди ровно, передохни. Последние несколько месяцев выдались напряженными…
– Долго еще нам лететь? – уточнил я.
Мы почти все утро мчались над океаном. А перед этим две недели стояли лагерем у входа в Александрийскую библиотеку, ожидая, когда мой дядя Каз доберется до Налхаллы и пришлет за нами летучий корабль. (Они с дедушкой Смедри решили, что Каз обернется быстрее, если пойдет один. Понимаете, его талант состоит в том, чтобы весьма зрелищно теряться, и он далеко не всегда предсказуем.)
– Не слишком долго, – заверил дедушка, указывая рукой на точку на горизонте. – Я бы даже сказал, мы совсем рядом…
Я обернулся, вглядываясь в океанскую даль, и… да вот же он! Отдаленный материк медленно проявлялся на горизонте. Я невольно шагнул вперед со своего опрокинутого насеста, щурясь. На берегу был уже различим город, утренний свет обрисовывал высокие силуэты строений.
– Замки, – прошептал я, глядя, как мощные дворцы вырастают впереди. – Там правда столько замков?
Их были многие десятки, если не сотни. Из них состоял весь город: к небу вздымались величественные башни и тонкие изящные шпили, увенчанные вьющимися флагами. На каждом замке – гербы и флаги с уникальным сочетанием цветов и рисунков, а все вместе охватывала могучая городская крепостная стена.
Взгляд выхватил три доминирующие постройки.
Вот черный замок в дальнем, южном углу города. Высокие отвесные стены и в целом ощущение мощи, как у горы, – этакий каменный культурист, прям Мистер Вселенная.
Ближе к центру города виднелся белый замок не очень понятной формы, смахивающий на пирамиду, дополненную башнями и балконами. Над ним реяло огромное ярко-красное знамя, отлично различимое с океана.
Однако самое удивительное сооружение высилось в северном конце города, по правую руку от меня. Оно напоминало гигантский грибообразный кристалл как минимум в сотню футов высотой и две в ширину[1 - Около 30,5 м и 0,7 м соответственно.]. Гриб вырастал из основания города, как пучок травы на поляне, его шляпка бросала широкую тень на скопище замков поменьше, а венчал строение еще один замок, более привычного вида, но игравший в солнечных лучах сплошными сверкающими бликами.
– Кристаллия? – спросил я, указывая на гриб.
– Так точно, – подтвердил дедушка.
Итак, передо мной была Кристаллия, цитадель рыцарей Кристаллии, издавна присягавших и поклявшихся ценой жизни защищать клан Смедри и правящие дома Свободных Королевств. Я вновь посмотрел на наш «Ветроястреб». Бастилия ожидала внутри – наказание за утрату меча в Тихоземье еще не было с нее снято. Возвращение домой вряд ли окажется для нее таким же радостным, как для меня.
Правду сказать, в те минуты сосредоточиться на участи Бастилии я просто не мог. Вот-вот я окажусь дома. Сейчас я не в состоянии передать вам чувства, охватившие меня, когда наконец-то воочию увидел Налхаллу. Нет, не то чтобы я прямо ликовал, сходя с ума от восторга. Ощущение было скорее обратное – на меня снизошло умиротворение. С чем бы сравнить… Представьте: вы просыпаетесь поутру, чувствуя себя бодрым и свежим после прекрасного сна. Все как-то настолько правильно… настолько безмятежно…
В общем, нечто было просто обязано тут же пойти кувырком!
Глава 2
Терпеть не могу взрывы.
Мало того что в общем и целом они вредны для здоровья, так они еще и внимание на себя перетягивают. «Бабах!!!» – и, чем бы вы ни занимались, такое мимо ушей не пропустите. В этом плане я даже сравнил бы взрыв с вашей младшей сестренкой, безостановочно вопящей в кроватке.
По счастью, здесь я не собираюсь рассказывать о том, как взорвался «Ветроястреб». Вовсе нет: я поведу речь кое о чем совсем из другой области, а именно – о рыбных палочках. (Привыкайте, читатель. Я такое проделываю на постоянной основе!)
Так вот. Рыбные палочки, без сомнения, омерзительнейший продукт из всех когда-либо созданных человеком. Обычная-то рыба и так уже достаточно гадкая штука, но палочки из нее… Поистине, они выводят понятие «отвратительный» на новый, недосягаемый уровень! Кажется, рыбные палочки существуют конкретно затем, чтобы вынудить нас, литераторов, искать новые описательные формулировки, поскольку привычные слова весь ужас передать не способны! Как вам, к примеру, такой неологизм – «мерзопакожуть»?
Даю определение. Мерзопакожуть[2 - Данное слово следует применять для описания конкретно рыбных палочек и более ничего, поскольку предметов, близких к оным по степени вызванного отвращения, в природе не обнаружено. Оспорить степень может только нечистое, заплесневелое и захламленное пространство у Брендона Сандерсона под кроватью. – Примеч. автора.] – существительное, неодушевленное, женский род, третье склонение. Используется для обозначения предмета, омерзительного в той же мере, что и рыбные палочки.
Так, а с чего это я взялся здесь о рыбных палочках рассуждать? А с того, что, будучи гнусным изъяном на лике земли, они еще и все одинаковые. Если вам не нравится один какой-то их вид, будьте уверены – вам, скорее всего, не понравятся и все остальные.
Фишка в том, что я подметил: люди склонны поступать с книгами, как с рыбными палочками. Откроют одну – и воображают, будто постигли их все.
Так вот, книги – это вам не рыбные палочки.
Конечно, не все книги так потрясают величием, как тот экземпляр, что вы держите сейчас в руках, но все же им присуще разнообразие, вызывающее некоторое беспокойство. Книги, даже принадлежащие к одному жанру, могут разительно отличаться. Мы в дальнейшем еще вернемся к этому вопросу, а пока… просто прекращайте обращаться с книгами, точно с рыбными палочками!
(А если будете вынуждены выбирать, что из этого проглотить – книгу или рыбные палочки, – смело выбирайте книгу! Уж поверьте мне на слово…)
* * *
…Взрыв разнес весь правый борт «Ветроястреба». Подбитое судно кувыркнулось в воздухе, осколки стекла разлетелись сверкающим градом. Прямо рядом со мной отвалилась и улетела прочь огромная лапа механической птицы. Мир качнулся, завертелся, превратился в размазанные полосы – я словно оседлал карусель под управлением сумасшедшего.
В этот миг, даже сквозь нахлынувшую панику, мой разум зарегистрировал, что кусок стеклянной обшивки корпуса у меня под ногами – тот, к которому все еще были прикреплены мои ботинки зацепера, – успел отвалиться от корпуса «Ветроястреба». Крылатый корабль еще продолжал кое-как по инерции лететь, цепляться за воздух, а вот я – уже нет. Разве что мы назовем полетом свободное падение навстречу гибели на скорости в сотню миль в час!
Я почти ничего не видел кругом. Большой обломок стекла у меня под ногами крутился и метался на бешеном ветру, как бумажка. «Разбейся!» – послал я мысленный приказ, отправляя ударную дозу энергии своего таланта через ноги к ступням. Разлетелись и ботинки, и кусок обшивки под ними. Я оказался в туче осколков… однако, по крайней мере, перестал беспорядочно вращаться.
Извернувшись, я посмотрел вниз, на волны. При мне не имелось никаких линз, способных спасти ситуацию, кроме линз переводчика и стандартных линз окулятора. Все остальные очки я либо сломал, либо отдал, либо вернул дедушке Смедри.
Стало быть, у меня оставался только мой талант.
В ушах свистел ветер. Я раскинул руки и задумался: что способен сломать мой талант, дай я ему такую возможность? А вдруг мне удастся…
Я зажмурился, собирая воедино всю свою мощь. А потом испустил ее в воздух из рук, повелевая: «Сломайся!..»
Ничего не произошло.
Я в ужасе распахнул веки. Волны стремительно неслись мне навстречу. И опять неслись мне навстречу. Неслись навстречу…
«Что-то долго длится мой полет к неминуемой смерти», – подумал я невольно.
Я падал и падал… Вот только волны как будто ничуть не делались ближе. Тогда я перевел взгляд вверх. Оттуда прямехонько на меня летел дедушка Смедри. Его смокинг развевался и фалды беспомощно трепыхались на ветру, а на лице застыло выражение крайнего сосредоточения – он тянул ко мне руку с растопыренными пальцами.
«Да ведь он пытается заставить меня опоздать к падению в воду», – сообразил я. Несколько раз мне удавалось принудить свой талант сработать на расстоянии, но это давалось мне с трудом, а результат был весьма плохо предсказуем.
– Дедушка!.. – заорал я что было сил.
Ровно в этот момент он врезался в меня головой – и мы вместе рухнули в океан.
Вода оказалась холодной, а мой невольный вскрик изумления быстро перешел в бульканье. Я вынырнул, отплевываясь. По счастью, «бодрящая» вода была относительно спокойной, волны не хлестали в лицо. Я поправил линзы, чудом удержавшиеся на носу, и стал озираться, ища взглядом дедушку. Он показался на поверхности несколькими секундами позже. Обвисшие усы, лысина в обрамлении мокрых волос…
– Бесполезные Вестерфельды! – крикнул он. – Во мы попали, а, парень?
Я дрожал и ничего не мог ответить.
– В общем, готовься, – предупредил дедушка Смедри. Вид у него был непривычный, измотанный.
– К чему? – удивился я.
– Попытаюсь устроить нам частичное опоздание к этому падению, но совсем отменить его не смогу, – последовал ответ. – И кажется, я долго не удержу удар о…
– Ты имеешь в виду… – начал было я, и тут-то меня накрыло.
Ощущение было такое, словно я по второму разу бухнулся в океан, да так, что воздух вышибло из легких. Дезориентированный, я провалился в стылую глубину, однако тут же заставил себя продираться наверх, к свету и воздуху. Вырвавшись на поверхность, я жадно глотнул воздуха, перевел дух… и падение догнало меня по новой.
Можно сказать, дедушка разбил наш смертельный полет на несколько маленьких этапов, но каждый из них все равно оставался опасным для жизни. Заново погружаясь, я еле успел рассмотреть деда – он пытался удержаться на плаву, но получалось у него ничуть не лучше, чем у меня. Я остро почувствовал свою бесполезность: ну почему я с помощью своего таланта ничего подобного сотворить не мог? Мне всю жизнь говорили, как велика была моя способность ломать вещи, и действительно, порой я добивался выдающихся результатов. Однако по части управления талантом мне было далеко до деда и двоюродных братьев. В свое оправдание могу сказать, что я узнал о своем месте в семье Смедри всего месяца четыре назад. Хотя, когда тонешь, это оправдание не спасет и уж точно не способствует повышению самооценки…
Во время очередного наката случилось неизбежное: я потерял сознание. Когда же очнулся, то обнаружил, что еще жив, и часть меня осталась этим обстоятельством недовольна. Чувствовал я себя так, словно побывал внутри боксерской груши на тренировке, а потом еще и в блендере. Я застонал, открывая глаза…
Рядом со мной на коленях стояла стройная девушка. У нее были длинные серебристые волосы и мундир вроде военного. Она сердито смотрела исподлобья… в принципе, как и всегда.
– Ты это сделал нарочно! – прокурорским тоном заявила Бастилия.
Я приподнялся, сел, потянулся рукой к голове.
– Точно, Бастилия. Без конца пытаюсь угробиться, только чтобы тебе насолить…
