– Без фокусов, – прошипела она.
– Плохая идея, – спокойно ответила Джоан, не обращая внимания на стальные пальцы на шее.
Женщина процедила что-то неразборчивое, но очевидно мерзкое.
– Очень плохая идея, – повторила Джоан. – Вы должны были слышать, что у сапожника был при себе нож. И что он совершенно ему не помог.
Пальцы исчезли с ее горла, темная фигура отступила на шаг. Воцарилась тишина.
– Я считаю до трех, – тихо продолжила Джоан. – На счет три вы будете сидеть в своем углу тихо, как мышки. Даже еще тише. Мне уже надоела ваша вечная возня по ночам. Так что в угол – и спать. Быстро. Раз…
Остальные отпустили девушку и отступили на пару шагов, пытаясь в темноте разглядеть Джоан.
– Два… Я не шучу. Я сейчас встану.
Они замерли.
– Три, – сказала Джоан, поднимаясь на ноги и делая шаг вперед. – Я предупреждала.
Они ломанулись к противоположной стене, спотыкаясь о спящие тела. Кто-то проснулся, кто-то громко выругался. После этого снова все затихли, слышно было только учащенное дыхание тех троих в углу, да судорожные рыдания девушки на полу. Джоан немного постояла, потом пожала плечами и вернулась на свое место на полу.
Камера снова погрузилась в тишину.
– Спасибо, – вдруг тихо сказала девушка.
Джоан посмотрела на рыжую, в блестящие голубые глаза, пытающиеся отыскать ее в темноте.
– Всегда пожалуйста, – ответила она тихо.
И улыбнулась.
* * *
Утром рыжая сама подошла к Джоан и села рядом. Джоан сделала вид, что не заметила этого, но по большому счету не возражала. Во всяком случае, так рыжую точно больше никто не тронет.
Джоан отдала ей свою еду. Какой смысл есть еду, если она тебе совершенно не нужна и при этом отвратна на вкус? Джоан было противно от одной мысли, что чудовище внутри нее нужно еще и кормить.
Девушка была очень голодной. Она съела все.
Джоан рассчитывала, что оставшиеся два дня до суда пройдут в тишине. Она не жалела, что встала на защиту рыжей, но окружающий мир по-прежнему не представлял для нее никакого интереса. Она все еще не видела никакого смысла в том, чтобы с кем-либо о чем-либо говорить. Она хотела снова погрузиться в равнодушное созерцание, из которого ночью ее так бесцеремонно вырвали – и потому невольно начала раздражаться, когда рыжая решила, вероятно, в порыве благодарности, сойтись с ней поближе.
– Спасибо еще раз.
Джоан кивнула.
– И за еду тоже.
Джоан никак не отреагировала.
– Кстати, меня зовут Джил. Джил Гаттер.
Джоан прикрыла глаза.
– А как зовут тебя?
Джоан помедлила.
– Джо, – наконец ответила она, не открывая глаз.
– Джо? Странное имя для девушки. А дальше как?
Джоан слегка сжала зубы.
– Никак.
– Но ты же что-то сказала им при составлении протокола?
– Я сказала им, что меня зовут Джо Дрейк, но это совершенно не означает, что это правда.
– Лучше, чем ничего.
– Сомневаюсь.
Джил ничего не ответила, и Джоан начала надеяться, что ее любопытство иссякло. Но она всегда думала о людях лучше, чем они того заслуживали.
– А чем ты занимаешься?
Джоан промолчала.
– Хей! Ну, расскажи мне, Джо, что ты умеешь.
– Убивать, – ответила Джоан спокойно, поворачиваясь к Джил и глядя ей прямо в глаза.
К ее удивлению, Джил не отвела взгляда.
– А я умею воровать лошадей, – невозмутимо сообщила она.
– Хорошо умеешь? – подняла брови Джоан.
– Судя по тому, что я здесь, – усмехнулась Джил, – не очень.
* * *
В день суда всех начали по очереди выводить из камеры. Обратно уже никто не возвращался, поэтому узнать, как проходит суд, не было никакой возможности. Джоан заметила, что теперь исход суда стал представлять для нее интерес. Ей вдруг пришло в голову, что мысль о смертной казни не нравится ей вовсе не потому, что это освободит дракона. Джоан просто-напросто не хотелось умирать, а полное превращение, она знала, было равносильно этому.
Она не хотела задавать вопросов Джил, боясь проявить к девушке чересчур большой интерес и тем самым снова дать повод поговорить по душам. Но любопытство в конце концов пересилило.
– Какой приговор обычно выносит суд?
Джил ответила не сразу.
– По-разному.
– Зависит от преступления?
– В основном.
Джоан подождала, что девушка скажет ей что-нибудь еще, но та молчала.
– Я просто хочу понять, какова вероятность того, что меня повесят, – спокойной заметила Джоан.
Джил как-то странно на нее посмотрела.
– Очень небольшая. Крошечная, я бы сказала.
– Почему? Мне казалось, это обычное наказание для убийц.
– Здесь, в Дельте, никогда не станут убивать человека, если из него можно извлечь выгоду.
Джоан открыла рот, но тут замок громко лязгнул, и в камеру вошли двое стражников.
– Джо Дрейк. На выход.
Джоан встала и послушно подставила руки под наручники, от которых тянулась длинная цепь. Выходя, она кинула вопросительный взгляд на Джил, но та не смотрела на нее.
Городская тюрьма соединялась со зданием ратуши длинным подземным переходом. В конце перехода было небольшое караульное помещение, одна из дверей в котором вела прямо в зал для суда. Стражники убедились, что из зала уже увели предыдущего обвиняемого, после чего вошли туда вместе с Джоан.
Судья сидел в высоком резном кресле, обитом ярко-красной тканью. Вид у него был усталый и почти обреченный. Перед ним стоял большой стол, за одним концом которого сидел писарь, усиленно что-то строчивший. Когда Джоан подвели к судье, тот нехотя поднял глаза и смерил ее взглядом.
– Имя?
– Джо Дрейк, – ответил один из стражников.
Писарь быстро подсунул судье протокол допроса и показания свидетелей.
– Так-так, – покачал судья головой, пробегая глазами по тексту. – Убийство, значит. Обвиняемая Джо Дрейк, признаете ли вы вашу вину?
– Да, господин судья.
Писарь перестал писать и уставился на нее. Судья поперхнулся и закашлялся. Один из стражников задержал дыхание, второй, наоборот, с шумом выдохнул.
– Что вы сказали? – переспросил судья, наконец откашлявшись.
– Я сказала, что признаю свою вину, – несколько недоуменно ответила Джоан.
– Любопытно, любопытно… – пробормотал судья, глядя в протокол. Потом снова с нескрываемым интересом посмотрел на Джоан. Увидев ее растерянное выражение лица, он слегка улыбнулся.
– Видите ли… Я – судья Дельты вот уже почти двадцать три года. И еще ни разу ни один обвиняемый не признавал своей вины.
– Ну что ж… – продолжил он задумчиво, – раз вы такая… сознательная… и убийство непредумышленное…
Он выпрямился в кресле, кивнул писарю, и тот снова застрочил.
– Властью, данной мне людьми города Дельта, я приговариваю Джо Дрейк к пяти годам рабства. Средства, полученные с продажи подсудимой, идут в счет компенсации семье убитого.
Судья стукнул молотком и махнул рукой стражникам. Когда она уже выходила из зала, она увидела, что в другую дверь заводят Джил. Та вопросительно на нее посмотрела, и Джоан показала одну руку, растопырив все пальцы. Джил удивленно подняла брови, но Джоан уже выпихнули за дверь.
Ее отвели в небольшую комнатку, в которой – о чудо! – Джоан ждали вода и мыло. Там ей выдали новую одежду – бесформенную шерстяную тунику грязно-серого цвета и такие же штаны, завязывающиеся веревкой на поясе. Старую одежду забрали, оставив только сапоги, что, впрочем, было уже неплохо. Арестантская форма была ей непомерно велика, но Джоан это мало волновало.
Когда она оделась, ей снова сковали руки и повели по каким-то коридорам. Свернув пару раз, они вышли на длинную галерею, идущую с задней стороны ратуши. На галерею вело много комнат, и, присмотревшись, Джоан поняла, что это камеры. Некоторые из них были уже заполнены арестантами, но комната, в которую привели Джоан, пока что пустовала. Она села на пол у стены и прикрыла глаза. Можно было снова на некоторое время погрузиться в полную апатию, и она сидела так не думая, почти не дыша, пока снова не лязгнул замок, и в комнату не ввели Джил. Ей тоже выдали комплект формы и забрали ее одежду. Джил села у стены напротив.
– Сколько? – спросила Джоан.
– Семь. Как получилось, что ты отделалась пятью?
Джоан пожала плечами.
– Я умею произвести хорошее впечатление. Что теперь?
– Теперь они загонят сюда еще несколько десятков таких же везунчиков, как мы, и завтра устроят торги.
– И кто обычно на этих торгах покупает? – после некоторого молчания спросила Джоан.
– По-разному. В основном скупают крестьяне, ремесленники, иногда купцы. Берут на всякую черную подсобную работу, где можно легко на цепь посадить. Если человек умеет что-нибудь особенное, глашатай это объявляет, и тогда его могут на место получше купить. Недавно у нас был один беглый монашек, который пытался курицу стянуть, так он писать умел. Его купила городская управа писарем. Пять лет штаны протирал, а как освободили – повышение получил. Сейчас второй секретарь в Городском совете, – Джил усмехнулась.
– А кто покупает девушек?
Джил напряглась.
– Смотря каких. Тех, кто в хозяйстве сведущ, кухарить умеет или шить – тех чаще всего берут в большие дома. Этим неплохо живется, порой не хуже, чем в родительском доме, разве что на цепи.
– А тех, кто не сведущ?
– Красивых, – тихо сказала Джил, – покупает госпожа Бонтони. Несколько раз приезжал какой-то не то барон, не то маркиз, и отбил у нее одну девку. Ее отец задолжал всему городу, и отдал свою дочь… в уплату долгов. Кажется, ему тогда со всеми расплатиться удалось. И лошадь у нас купить, – прибавила она еще тише.
– Откуда ты все это знаешь? – не удержалась Джоан.
– Так ведь торг на ярмарке всегда проходит – и зрителей много, и покупателей. А мы с отцом ни одной ярмарки не пропускали. Пока я мелкая была, он мне давал горсть монет и отсылал гулять, чтоб под ногами не путалась.
– И ты смотрела на торг рабов? – удивленно спросила Джоан. Она не могла представить, как такое зрелище может доставлять удовольствие.
– Я не смотрела, – сказала Джил, поднимая глаза. – Просто глашатай кричит всегда громко. На всю ярмарку слышно.
* * *
