Анна Раф "Измена. Ты предал дважды!"

Покачнувшись, оступаюсь и облокачиваюсь на дверь. Несмазанные дверные петли, подло скрипнув, разоблачают моё присутствие.

Ольга поворачивает голову и, бросив в мою сторону хищный победоносный взгляд, произносит шепотом:

– Привет, сестрёнка. Кажется, ты немного опоздала. Гриша только-только закончил и уснул.

– Гриша… – обжигающие болью слёзы покатились по моим щекам.

– Что Гриша? – ухмыляется. – Твой муж любит меня! И всегда любил! А ты помешала нашему счастью!

Бросает в мою сторону ехидную улыбку.

– Уходи, пока он не проснулся! – произносит враждебным голосом и прямо на моих глазах начинает ласкать губами моего спящего мужа…

Глава 2

Больно, как же больно!

Я считала своего мужчину идеальным, а он… С моей родной сестрой у меня за спиной!

– Любимая, – сонным голосом протягивает Григорий и сгребает мерзавку в охапку.

Любимая?! Как он мог так со мной поступить?!

Хочется кричать, бить кулаками стену, но я не могу…

Меня словно парализует. Я застываю на месте, не в силах пошевелиться.

Руки сами собой опускаются на плоский живот, инстинктивно защищая малыша.

А ведь я хотела сделать своему мужу подарок на день рождения. Хотела спрятать снимок в коробочку и признаться, что спустя столько лет мы сумели побороть бесплодие, и что сейчас у меня под сердцем появился долгожданный малыш…

Обжигающая слеза скатывается по моей щеке и со звуком разбивается о паркетный пол.

– Мерзавец… – тихий, едкий голос срывается с моих губ.

– Уходи! – едва ли не во всё горло кричит Ольга с ехидной ухмылкой на лице.

Думала, что, услышав её истеричные вопли, Григорий проснётся, но нет. Он лишь немного дёрнулся и продолжил спать, как довольный кот после случки…

На подрагивающих ногах пячусь назад и, запнувшись об порог, с грохотом приземляюсь на пятую точку.

Казалось бы, жесткая посадка, однако боли я не чувствую. Сейчас никакая физическая боль не сумеет сравниться по своей силе с душевной болью от ран, оставленных предательством мужа.

Ольга, словно хищница, соскакивает с кровати, накидывает на себя полупрозрачный шёлковый халатик и бежит добивать свою жертву.

– Не сиди на полу, яичники застудишь! И всё, никогда уже не сможешь иметь детишек. Хотя, что это я, ты и так не можешь, – ухмыляется, нависая надо мной.

Собрав оставшиеся силы в кулак, встаю.

Глубоко вдыхаю и медленно прихожу в чувства.

Мне до сих пор не верится, что моя родная сестра могла так поступить со мной. Ольга была для меня самым родным человеком. Любимой сестрой, которой я могла доверить любую тайну.

Сердце с болью покалывает.

В голове всплывают кадры, как мы вместе идём в школу, как катаемся на велосипедах, как наряжаем новогоднюю ёлку. Я любила свою младшую сестрёнку всей душой. Она была для меня ближе всех на этом свете…

От неё я меньше всего ждала прямого удара в спину…

– Спасибо, что беспокоишься обо мне! – произношу сквозь зубы и бросаю взгляд на спящего без задних ног мужа.

Наверное, устал кататься на моей сестре. Всё-таки сорок лет – уже не такой молодой возраст, и физические нагрузки даются не так легко, как когда-то в молодости. Впрочем, мне в тридцать его не понять, а Ольге в свои двадцать пять и подавно.

– Ну ты же моя любимая старшая сестрёнка, как я могу не беспокоиться за своего самого дорогого в жизни человека? – язвительная ухмылка слетела с её губ. – Смотри, как забавно получилось. Сначала я за тобой блузки донашивала, потом с твоими старыми учебниками в школу ходила, а сейчас мне твой мужик достался. Как же здорово, что мы такие дружные и без задней мысли делимся друг с другом вещами.

Сердце пронзает острая боль. А ведь и правда. Ольге от меня доставались многие вещи. И далеко не все я отдавала добровольно… Многое у меня забирали без разрешения и едва ли не насильно, а затем отдавали своему любимому младшему ребёнку. Годы идут, а ничего не меняется…

– Как ты могла, Оля? – пытаюсь сдерживаться и не плакать, но выходит паршиво. Слёзы то и дело скатываются с моих щёк.

– Как ты могла-а-а, О-оля-я, – передразнивает точь-в-точь, как делала в детстве. – Никто не виноват, что Григорий хочет наследника, а ты не можешь подарить ему ребёнка! Ну ты сама подумай, зачем Цареградцеву такая бесполезная женщина, как ты?

Безжалостно срывает корочку с самой больной раны и бьёт прицельно.

– Год назад на прошлом дне рождения мы остались наедине. Между нами пробежала искра, страсть, которую я никогда не испытывала до того момента. В следующее мгновение я уже стонала от удовольствия, – от каждого сказанного мерзавкой слова хочется выть.

Такую боль, как сейчас, мне не причинял никто и никогда.

Мне хочется её ударить, да так, чтобы слетели накладные ресницы и лопнули накаченные губы. Но я не могу. У меня рука никогда не поднимется на родного человека…

Словно погрузившись в какое-то забвение, я стою и молча выслушиваю каждое сказанное с нескрываемым презрением слово.

– Такого мужчины, как Цареградцев, у меня никогда не было. Я влюбилась в беспамятстве, – ухмыльнувшись, прикусывает губу. – На следующий день он прибежал ко мне и сказал, что я намного лучше тебя.

– Молчи! – не выдержав, вскрикиваю.

– Нет, ты дослушай, сестрёнка! Я твоё тупое нытьё слушала, теперь ты меня слушай! Я ещё не сказала самого важного! – обходит меня по дуге и перекрывает собой лестницу, чтобы я не ушла. – Я беременна! Цареградцев сделал мне предложение! Вы разведётесь, и я займу твоё место! Теперь свободна! – отходит в сторону.

Руки начинают трястись с новой силой, боль внизу живота кратно усиливается, а голова идёт кругом.

Словно по взмаху волшебной палочки, мир вокруг меня начинает размываться и тускнеть. В следующее мгновение я проваливаюсь во тьму…

Глава 3

Солнечный свет, пробившись сквозь жалюзи, заставляет проснуться.

– Анастасия Ивановна, – моего слуха касается голос репродуктолога Ольги Владимировны.

Медленно поворачиваю голову в сторону источника звука и встречаюсь с осуждающим взглядом доктора.

Женщина, слегка качнув головой из стороны в сторону, широким шагом преодолевает разделяющее нас расстояние и присаживается на стул рядом с изголовьем кровати.

– Как вы себя чувствуете? – произносит она.

Прислушиваюсь к своим ощущениям. Боль внизу живота вроде отступила.

– Лучше, – на выдохе произношу я.

– Анастасия, Анастасия, я только сказала вам исключить все стрессы, как вас привезли на скорой без сознания, – в очередной раз осуждающе мотает головой. – Вам нельзя волноваться. Вы могли потерять ребёнка, но, благо, всё обошлось.

Сердце начинает нещадно колоть.

Я бы рада была не нервничать. Но когда застаёшь родную сестру в постели со своим мужем, не нервничать невозможно…

Я уничтожена изнутри… Сожжена до жалких угольков, которые ещё даже не успели как следует догореть.

Чувствую, как обжигающая предательством слеза скатывается с моей щеки. Одного лишь воспоминания об измене мужа было достаточно, чтобы на моей спине проступил липкий пот, а руки нервно задрожали.

Если бы я не увидела его, лежащего в постели с моей сестрой, никогда бы не поверила в то, что Григорий может мне изменять. Потому что знала, что он верный, любящий и надёжный! Вернее… Думала, что знала…

Ах, как же я ошиблась в нём!

Кажется, что солнце для меня погасло. Что в мире не осталось ни единой приятной эмоции… Предательство самых близких людей выбило землю из-под моих ног. Как жить дальше, я совершенно не представляю…

– Возьмите, – доктор протягивает мне салфетку.

Молча беру из её рук салфетку и смахиваю со своих глаз проступившие слёзы.

– А теперь давайте поговорим серьёзно, Анастасия Ивановна, – голос репродуктолога меняется словно по щелчку пальцев. – Вы ребёнка хотите?

Внутри меня всё мгновенно обрывается.

Я боролась долгие годы, чтобы наконец забеременеть, а она спрашивает такие вещи…

– Три года, Ольга Владимировна, три года мы с мужем боролись с б-бесплодием, – на последнем слоге мой голос обрывается.

Пока я боролась, пока проходила бесчисленные обследования, пока лила слёзы, когда из раза в раз видела одну проклятую полоску на тесте, мой муж развлекался с другой… С моей родной младшей сестрой, с самым дорогим человеком, которого я безумно любила.

– Вы ребёнка хотите? – повторяет вопрос, от которого кровь стынет в жилах.

Молча киваю в ответ.

– А почему тогда позволяете себе так сильно нервничать? Знаете, малыш вам спасибо не скажет, – произносит достаточно жестко, с нескрываемым упрёком.

Не в силах что-то ответить, помалкиваю. Врач задала мне этот прямой вопрос с одной лишь целью – отрезвить меня и у неё это получилось. Я не могу подвергать малыша такому стрессу. Он ни в чём не виноват, а я…

Я как-нибудь справлюсь. И поплачу потом. После того, как рожу своего ребёнка.

– Сегодня вам, Анастасия Ивановна, без какого-либо преувеличения повезло. Увы, но если подобное повторится, ребёнка спасти не получится. Вам категорически нельзя нервничать. Избавьте себя от любого источника стресса, – не сглаживая углы, произносит доктор.

Сердце от боли обливается кровью. Я прекрасно понимаю, что мне нельзя нервничать. Понимаю, но никуда не могу деться от стресса. Ведь я в самом страшном сне даже представить не могла, что мне предстоит пережить подобное…

– Я понимаю. Буду стараться сдерживать свои эмоции, – произношу, прикусив губу.

Ради жизни моего долгожданного малыша я должна, нет, я просто обязана оградить себя от стресса. И выход я вижу только один: свести на нет общение с предателем. Сегодня же я подам заявление на развод и уеду к родителям в Подмосковье.

Я не из тех девушек, которые готовы терпеть измены мужа. Я никогда не придерживалась позиции «сходит налево – вернётся».

Своим предательством Цареградцев перечеркнул все светлые моменты, которые мы пережили вместе. Отныне не существует нас. Есть просто он и есть просто я.

– Хорошо. Я звонила вашему мужу, он не взял трубку. Вас есть кому забрать?

Ещё бы он взял трубку. Царегородцеву сейчас не до меня. Ольга ждёт от него ребёнка, и сейчас он носится вокруг неё.

– Меня заберёт отец, – произношу в ответ.

После я собираюсь и ухожу в комнату ожидания, где и набираю отцу:

– Пап, привет, не не сильно занят?

– Привет. Да не особо, а что?

– Ты можешь забрать меня из больницы? – с болью прикусываю язык и добавляю: – И можно я поживу у вас некоторое время?

Сбегать от Цареградцева в родительский дом – не самая лучшая затея. Ведь Ольга с самого детства была любимым ребёнком. Но сейчас у меня нет другого выхода.

Возвращаться в дом предателя я не буду, а денег, на которые я бы могла снять себе жильё, не так много. Вот и выходит, что проситься к родителям – единственный выход, по крайней мере до тех самых пор, пока я не найду себе работу.

– Жить у нас? – переспрашивает с какой-то непонятной для меня ухмылкой в голосе. – А Цареградцев что? С тобой приедет?

– Долго объяснять. Я дома всё расскажу. Забери меня, пожалуйста, из больницы. Адрес я сейчас скину, – тараторю на одном дыхании и кладу трубку.

Честно признаться, откровенничать по телефону, а вдобавок в присутствии других пациентов и сотрудников клиники нет никакого желания. Вечером за чашкой чая расскажу родителям, какую дочь они воспитали на самом деле. Открою им глаза их любимицу, с которой они пылинки сдували.

Через час отец приехал за мной, а через два мы уже сидели за столом в гостиной.

– Настюш, может быть, ты наконец расскажешь, что произошло и где Григорий? – спрашивает мама, буравя меня слегка недовольным взглядом.

– Он мне изменил… – на выдохе произношу горькие на вкус слова.

– И что думаешь делать? – безэмоционально произносит в ответ и равнодушным взглядом смотрит на отца.