Она была крайне внимательна к любым деталям, видя в них слабые предвестия значительных последствий.
Этот дар – все замечать и все слышать – усиливал ее внимательность на занятиях и впоследствии служил ей дополнительным преимуществом перед остальными.
Привыкшая к одиночеству, она посвящала свободное время чтению, постепенно превращая свою комнату в богатую редкими изданиями библиотеку. После экзаменов на аттестат зрелости, успешно сданных в 16 лет с общей оценкой «очень хорошо», она записалась на исторический факультет Сорбонны – престижное учебное заведение, где вдобавок преподавали ее родители и дед. Можно было бы начать подготовку к поступлению в одну из «высших школ», но ей ужасно хотелось вырваться из затхлости классов и начать жизнь обычной студентки, затерявшейся в многолюдной аудитории. Она надеялась, что теперь она сможет сама планировать время и общение. Она впервые стала снимать квартиру и сама за нее платила, зарабатывая преподаванием в частной школе.
Эжени с улыбкой вспомнила, что ее отец называл это «бегством из Египта» и «вступлением в Святую землю», как будто она повторила события библейского Исхода.
Со временем все устроилось.
Назад в действительность, в метро. На станции «Одеон» она делает пересадку. Двери вагона открываются: одни пассажиры гроздьями вываливаются наружу, другие так же, гроздьями, вваливаются внутрь. Ей удается сесть. Напротив нее сидят голубки, пара лет тридцати: держат друг дружку за руку, но другой рукой каждый держит перед собой смартфон, которому-то и достается вся ласка, вся страсть. Несмотря на переплетение пальцев, они, как кажется, не испытывают друг к другу никакого интереса.
Современная парочка.
Эжени закрывает глаза и вспоминает слова матери: «У тебя есть родственная душа. Стоит вам найти друг друга, и ты обретешь полноту. После этого твоя способность действовать вырастет вдесятеро».
Эта идея «родственной души» еще не вполне ей ясна. Любовь давно представляется ей источником проблем. Она видела во дворе Сорбонны пары, целовавшиеся взасос. Другие прятались по углам, вместе хихикали. Потом они могли вдрызг разругаться. Девушка рыдала и говорила подружкам, что ее парень – подонок; молодой человек ухмылялся и говорил приятелям, что связался с поехавшей. Столь плачевного завершения избегали только те, кто был суров с женихами. Тогда роли менялись: они сами бросали парней и зубоскалили с подругами, а их бывшие дружки кусали себе локти.
Как ни была Эжени увлечена учебой, однажды она сказала себе, что пора сделать решительный шаг хотя бы с целью определиться, к какому лагерю она принадлежит – рыдающих или зубоскалящих. К тому же с семнадцати лет она замечала, что привлекает внимание юношей, не прикладывая к этому никаких усилий.
Однажды, махнув рукой на свои предрассудки, она приняла приглашение на день рождения, отмечавшийся в ночном клубе. Там она поняла наконец, что такое «брачные игры», о которых рассказывали некоторые главы ее лицейского учебника биологии. Начать с того, что в клубе было темно. Это чтобы у дурнушек тоже был шанс, решила она. От ритмичной музыки можно было оглохнуть. Это чтобы не отпугнуть стесняющихся разговаривать – какой в таком грохоте разговор? Остальное довершал алкоголь. Когда не работают органы чувств, даже самые страшные и безмозглые могут показаться соблазнительными…
Первое погружение в мир современной молодежи охладило ее, но не полностью. Она приняла ухаживания некоего Ромуальда, такого же, как она, усердного студента, умевшего играть в гольф – что было, по критериям Эжени, шикарно, – и играть на саксофоне – это она сочла чувственным.
Воскресным днем, после нескольких поцелуев, она оказалась с ним в постели, голая. Сначала он долго возился с презервативом, потом несколько раз пытался совершить телесное соитие, в конечном счете удавшееся. Впрочем, любовник из Ромуальда вышел неважный: неуклюжий, торопливый. Эжени, начитавшаяся теоретических трактатов на эту тему, попыталась объяснить ему, как это делается, но он обиделся. Они повторили попытку, понемногу завязались отношения, которые она посчитала «удовлетворительными».
Как раз тогда она стала курить. Оказалось, что из всех физических аспектов любви ей больше всего нравится… сигарета «после».
Зато Ромуальд всерьез в нее влюбился, завел речь о помолвке, о браке, о детях.
Это в семнадцать-то лет!.. Все равно что сразу начать планировать уход на пенсию, дом престарелых и совместный просмотр сериалов в столовой…
Она стала понемногу от него отдаляться. Но чем больше она давала ему понять, что они находятся на волнах разной длины, тем сильнее он за нее цеплялся. Пришлось расставить точки над i. Он плохо воспринял объяснение: умолял, угрожал, потом напился. В приступе бессильного гнева он поднял на нее руку. Ее спасло только то, что рядом оказались другие люди.
Она была так шокирована, что записалась в боксерский клуб, где приобрела навыки рукопашного боя, а также применения трости и палки в целях самообороны. Когда Ромуальд во второй раз проявил агрессию, она сама уложила его ударом в пах. Но на этом их история не завершилась. Он сделал попытку наложить на себя руки, сообщив сначала всем кому только мог, что в его несчастье виновата Эжени.
Тогда она и пришла к выводу, что любовь – источник проблем.
В дальнейшем у нее случались новые увлечения, но она уже сомневалась в своих чувствах и снова проявляла осторожность. Пока не встретила на занятиях по боксу Николя Ортегу. Он заразил ее соревновательным духом, вместе они добыли своему клубу несколько кубков в соответствующих весовых категориях. Эти победы их сблизили. Наконец-то появился мужчина, поощрявший ее одерживать победы.
Но Николя был не только отличным спортсменом, но еще и лидером группы хард-рока «Бешеные». Он изображал из себя революционера-романтика, подражая своему кумиру Че Геваре. На выступлениях не пел, а надрывался, выражая воплями свой гнев против капиталистического общества. Особенно Эжени трогало, когда с вопля он переходил на визг, плюясь ненавистью в буржуев.
Больше всего она ценила в нем активность и инициативу, ведь он не примирялся с миром, а хотел его переделать.
Они начали встречаться. В постели он был гораздо более пылким, чем прежние ее любовники. Но сильнее всего ее удивляла его политическая ангажированность: Николя мало было подражать Че Геваре внешне и выражать в музыке гнев против общества, он всерьез хотел совершить революцию. Он стал активистом новой ультралевой партии, которую много обсуждали в университетах, – НСП, Неосталинистской партии.
Однажды он позвал Эжени на собрание. Она отказалась: политика ее не интересовала. К тому же ей казалась странной новомодная тенденция крайних политических течений, что левых, что правых, а также религиозных, радикализироваться, то есть покончить с былыми комплексами в отношении самых одиозных фигур прошлого: у ультралевых – красных – это был Сталин, у ультраправых – черных – Гитлер, у ультрарелигиозных – зеленых – Хомейни.
Даже старые ультралевые, ультраправые и религиозные партии удивлялись этому экстремизму и в сравнении с ним слыли теперь сравнительно умеренными.
Но Николя настаивал, он просил Эжени не судить о неосталинистах наобум. Ей пришлось уступить и пойти с ним. Собрания всегда происходили в одном и том же месте – в кафе «Робеспьер» недалеко от Сорбонны, в его заднем зале, где можно было пить и курить. Там на главной стене висел портрет Сталина, которого его поклонники называли, как в эпоху триумфа сталинизма, «отцом народов».
Эжени почувствовала себя как в зоопарке, у вольера с животными на грани вымирания. К ее удивлению, там нашлась группа симпатичных студентов, в которую входили такие харизматичные особы, как Толстяк Луи, сыпавший шутками и грызший конфеты, неугомонная Морган – линялая блондинка в революционном облачении (драные джинсы, куртка с заклепками), лезшая из кожи вон, чтобы понравиться Николя, малышка Лола, старавшаяся выглядеть моложе своих лет. Они лакали пиво, курили более-менее легальные вещества и переделывали мир.
Первое собрание пришлось Эжени по душе. У нее не было ничего общего с политической ориентацией его участников, ее больше интересовал Николя, чем НСП, но так как партия объявляла себя защитницей народного дела и угнетенных, она в конце концов присоединилась к ее благотворительным инициативам. Хотела помогать бедным, исправлять несправедливости. И заодно проводить время в интересной компании.
Она сказала себе, что политическая активность позволит ей открыть неведомый прежде мир. К тому же, как твердил Николя, не поднявшись на ринг, никогда не узнаешь, что значит стоять на нем.
Короче говоря, отношения с «рокером-революционером» ей подходили. Ведь Николя так же страстно, как и она, переживал все происходившее вокруг.
Николя все еще жил у отца, поэтому они занимались любовью только у нее дома, слушая AC/DC, «Айрон Мейден», «Аэросмит» и «Металлику». Поначалу Нострадамус принял чужака враждебно, но со временем, не имея выбора, счел терпимой помехой – с тем условием, что хозяйка удвоит ему порцию сухого корма. Она кроме того решила регулярно покупать ему корм подороже, со вкусом лангустов, черной икры и фуа-гра.
Снова возвращаемся к действительности. Поезд прибывает на станцию.
Николя, что ли, – моя родственная душа?
Она видит на стене станции рекламу сайта знакомств, обещающую отыскать клиенту родственную душу благодаря применению никогда не ошибающегося искусственного интеллекта.
Скрип тормозов. Состав замирает.
«Кардинал-Лемуан». Ей сходить, эта станция ближе всего к больнице Института Кюри.
14.
Мелисса похожа сейчас на Белоснежку в Зачарованном лесу. Ее лицо совершенно безмятежно. Не будь капельниц и проводов от всевозможных датчиков, можно было бы подумать, что она мирно спит.
– Твоя мать – красавица, – говорит Рене. Отец уже здесь.
Ноги Мелиссы лежат на особых подушках, регулярно надувающихся и сдувающихся. Эжени вопросительно смотрит на отца.
– Это из-за искусственной комы. Чтобы кровь в ногах циркулировала, даже если она не шевелится.
Открывается дверь палаты, входит профессор Ганеш Капур, из его вежливой улыбки не следует никаких выводов.
– Добрый день, мадмуазель и месье. Медсестры сообщили мне, что вы здесь.
– Как она?
– Состояние мадам Толедано стабильно. Завтра утром будут готовы результаты дополнительных анализов. Я назначил на 10.30 мультидисциплинарный консилиум, на языке врачей МДК, для разработки оптимальной стратегии для болезни мадам Толедано.
– Какие есть варианты? – спрашивает Рене.
– При этом типе рака есть четыре возможности: операция, лучевая терапия, химиотерапия, иммунотерапия. Давайте присядем.
Эжени садится в кресло, профессор Капур опирается на стол у стены напротив койки.
– Хирургическое вмешательство – это резекция опухоли и окружающей ткани, то есть вырезание скальпелем части сердца вашей матери, уже пораженной опухолью. Но это сопряжено с риском. При лучевой терапии рентгеновские лучи сжигают клетки, как здоровые, так и опухолевые, хотя за последние годы мы существенно продвинулись в адресности облучения. При химиотерапии происходит пероральное, или внутривенное, введение препаратов, атакующих злокачественные клетки. Все это тяжелые для организма вмешательства с побочными последствиями: рвотой, выпадением волос, сухостью слизистых оболочек, снижением чувствительности конечностей, сильной диареей. Остается иммунотерапия: у больного берут раковые клетки и вводят их кролику. В организме животного образуются лейкоциты, запрограммированные на борьбу с раковыми клетками. Затем мы вводим эти лейкоциты больному, чтобы они атаковали опухоль. Это самый эффективный способ, имеющий то преимущество, что при нем идет борьба именно с раковыми клетками. При этом он самый новый, и нам пока неизвестна ни его долговременная эффективность, ни побочные действия.
Эжени и Рене внимательно слушают мудреные термины.
– Так или иначе, пока мадам Толедано в искусственной коме, опухоль не разрастается. Побудьте с ней, я сообщу вам результат МДК. – С этими словами профессор Ганеш Капур выходит из палаты.
– Ступай, милая, – говорит дочери Рене, глядя на часы. – Сегодня утром у вас выступление нового профессора, применяющего искусственный интеллект в исторических изысканиях. А я побуду с ней еще. Мне кажется, твоя мать чувствует, когда рядом с ней кто-то есть.
Эжени молча берет руку Мелиссы, целует и торопится на лекцию, о которой напомнил ей отец.
15.
На входе в университет двое охранников с нашивками «SЕCURITЕ»[7 - «Служба безопасности» (фр.).] требуют, чтобы Эжени предъявила студенческий билет.
Она бегом пересекает университетский двор и влетает в битком набитую аудиторию «Ришелье». Почти все студенты принесли на лекцию ноутбуки или планшеты.
Она находит бородатого зеленоглазого Николя в красной футболке с черной звездой и садится рядом с ним. На ее поцелуй в губы он почти не обращает внимания.
– Как фамилия нового профессора? – небрежно спрашивает она.
– Герц, Рафаэль Герц. Как компания по аренде машин.
С наступлением назначенного времени лекции дверь аудитории открывается, появляется молодой человек. Он не идет, а бежит на лекторское место, отточенными движениями, не поднимая головы, достает из портфеля компьютер и, водрузив его на пюпитр, произносит:
– Здравствуйте все. Позвольте представиться: я Рафаэль Герц, буду преподавать вам новый предмет.
Он пишет на доске:
ИСКУССТВЕННЫЙ ИНТЕЛЛЕКТ В ИСТОРИЧЕСКОЙ НАУКЕ
Он поворачивается лицом к аудитории, и Эжени думает:
Как молодо он выглядит! Ему не дашь больше тридцати.
Лектор – шатен среднего роста, в очках с синей оправой. Он обводит взглядом собравшихся и уверенно начинает:
– Как узнать, что на самом деле переживали наши предки? По мере прогресса науки ставится под вопрос то, в чем мы раньше не сомневались. По той простой причине, что мы обзаводимся все более совершенными инструментами познания. Возьмем пример из астрономии: вчера опорой этой науке служили наблюдения в земные телескопы, а теперь их сменили новые приборы на земной орбите. И, кстати, чем дальше мы заглядываем в космос, тем глубже мы проникаем во время, то есть в прошлое. Говоря об истории, именно чтобы перегруппировать все сведения о прошлом и оценить степень их достоверности не интуитивно, а по-научному, я написал программу «5W», позволяющую проверять все источники, начиная с самых незначительных и кончая теми, что ставят под вопрос данные, ранее считавшиеся надежными. «5W» – это пять задаваемых по-английски вопросов: «WHAT, WHERE, WHEN, WHO, WHY», то есть «ЧТО, ГДЕ, КОГДА, КТО, ПОЧЕМУ». Я писал программу при помощи алгоритма ChatGPT компании Open AI. Я усовершенствовал его, чтобы нейросеть отвечала моей задаче провести историческую экспертизу. Я включил в программу все области исследований, способные помочь понять прошлое, а именно археологию, письменные документы, астрономию, метеорологию, энтомологию, ботанику, антропологию, медицину, геологию, историю одежды и оружия… Есть, конечно, и другие дисциплины, которые я забыл назвать. Все эти темы могут показаться периферийными, но, на мой взгляд, они являются составными частями истории. Свой вклад может внести, например, стоматология. Изучение зубного камня первобытных людей позволило понять, чем они питались; таким способом я выяснил, что одни народы Европы были каннибалами, другие – вегетарианцами, раньше это было неизвестно. Моя программа «5W» – современный инструмент, который позволит историкам четче отвечать на все вопросы.
В амфитеатре поднимается ропот, студентам подозрителен этот профессор, банально рекламирующий свой продукт. Что касается Эжени, то чем дольше она за ним наблюдает, тем сильнее у нее впечатление, что она с ним знакома. То же самое она испытала, когда впервые увидела Николя. Правда, к тому ее сразу потянуло, здесь же гамма ее чувств оказалась сложнее.
Рафаэль Герц продолжает презентацию, не обращая внимания на шум.
– Я выяснил, что напрасно обвиняли карфагенян в том, что они приносили детей в жертву богу Ваалу. Это клевета купленных Римом историков, оправдывавшая истребление населения Карфагена. Но эту ложь трудно было разоблачить, ведь римляне методично уничтожали улики, предавая огню библиотеки Карфагена. Я также выяснил, можете считать это результатом моей маниакальности…
Он сам посмеивается над своей попыткой подольститься к аудитории.
– Что же я выяснил? Что и майя не занимались человеческими жертвоприношениями. Это тоже клевета, клеветники – испанские конквистадоры. Всякий раз, когда один народ уничтожает другой, он не довольствуется убийством, а идет на вымысел для оправдания своего преступления.
Рафаэль Герц опять лезет в свой кожаный портфель, достает фляжку, делает глоток, поправляет очки и продолжает:
– Политика и религия – не источники информации, настоящим ее источником служит наука. В частности, новые программы искусственного интеллекта, используемые историками. Проблема в том, что люди предпочитают верить, а не знать. Верить в Бога, в политические партии, даже, хотя теперь это редкость, в обещания властей. Повторять чужие слова и идеи проще, чем самим экспериментировать с современными инструментами и делать новые открытия, ставящие под вопрос наши прежние традиции и убеждения. Толпой легко манипулировать, достаточно бросить лозунг, повысить голос – и ты уже нравишься большинству. Чем лучше я знаю настоящую историю, тем больше убеждаюсь в эффективности известного правила: распространенность заблуждения не означает его правоту. «5W» сверяет наши часы, напоминая, кто что делал, когда, как, с кем и с какими именно последствиями в дальнейшем. Короче говоря, эта программа противостоит пропаганде, цель которой – создание карикатур или переписывание истории ради изображения властей предержащих героями. Вопросы?
Николя вскидывает руку. Профессор жестом дает ему слово.
– Вообще-то у меня не вопрос, а замечание. Простите, профессор, но, по-моему, ваши слова – абсурд. У нас здесь не курсы информатики. Это один из старейших и престижнейших университетов, где преподают историю и занимаются наукой.
Одобрительный ропот аудитории.
– Не обессудьте, месье, но в исторической науке не место программам искусственного интеллекта, хоть они сейчас и в моде. В ней требуется человеческая мысль. Вы черните политику и религию, называя их простыми способами манипуляции толпой, в то время как именно они, политики и церковники, – творцы Истории, которых должны изучать историки.
Присутствующие определенно на стороне Николя, но профессору, кажется, нет до этого дела.
– Разумеется, я ждал такой реакции, – отвечает он. – Но порой нужно уметь менять способы анализа, делать выбор в пользу самой современной технологии, позволяющей нам…
Внезапно звучит сигнал пожарной тревоги. Все знают, что делать в этой ситуации, и сохраняют спокойствие. Герц не успевает договорить: студенты встают и дисциплинированно покидают аудиторию.
Тревога объявлена не впервые, поэтому, по мнению Эжени, это опять тренировка или проказы какого-то шутника, которому нравится устраивать панику, поднося горящую сигарету к датчику дыма.
Остальные студенты разделяют, видимо, ее мнение и тоже не паникуют. И правильно делают: раздается тройной звонок, указывающий на ложность тревоги. Впрочем, аудитория уже почти пуста, а значит, лекцию не возобновить.
Рафаэль Герц ждет, пока амфитеатр совсем опустеет, и уныло убирает в портфель свой ноутбук.
Эжени собирает вещи в рюкзак, но остается на месте, издали наблюдая за лектором.
– Нечего тратить время на этого шута, – презрительно фыркает Николя, закидывая на плечо сумку. – Ты идешь?
Она не шевелится.
– Как знаешь. Жду тебя в «Робеспьере». Поторопись, через полчаса еженедельное собрание ячейки НСП. Сегодня будет интересно.
Но девушка пропускает его слова мимо ушей. Она во все глаза смотрит на нового преподавателя.
16.
– Я хочу сама испытать вашу программу «5W», – говорит Эжени Герцу, не представляясь. – Это возможно?
Рафаэль Герц поднимает голову и смотрит на студентку.
– С какой целью?
– Есть серия рисунков, я бы хотела уточнить, где и когда они созданы, – объясняет она. – Мне интересно, не относятся ли они к реально имевшему место важному событию.
Герц смотрит на нее с недоуменным видом: его сбил с толку вопрос Эжени, но не она сама.
– Рисунки, говорите?
– Я сама их сделала цветными карандашами. И они очень точные… Я их вам покажу, так будет проще всего.
Эжени достает из рюкзака свой блокнот и протягивает его Рафаэлю. Тот поправляет очки в синей оправе, открывает блокнот, разглядывает рисунки. Чем дальше он их перелистывает, тем сильнее его удивление. Звездное небо на странице приводит его в ступор.
