– Мне холодно… – щебечет, едва шевеля языком, бухтит как паровоз, однако вовсе не прикрывается, будто не узнает.
Знатно выругавшись, я поднимаюсь и начинаю шарить по шкафчикам. Ну хоть что-то же должно быть в этой хате, хоть какая таблетка чертова!
Не найдя ни хрена в комнате, иду на кухню. Самая обычная, простая даже. Открыв шкафы в поисках аптечки, замечаю, что они пустые. Реально нет в них ни хрена! На всякий случай проверяю холодильник и кладовку. Одна полупустая банка варенья. Все. Чем, блядь, она питается? Святым воздухом?!
Зарплату же выдали, не обидел. Ладно, разберемся.
Откапываю, наконец, маленькую коробку лекарств. Есть нужные таблетки от температуры. Отлично, только почему она не взяла их, докторша будущая, мать ее!
Беру стакан воды и таблетки. Иду в спальню. Малая снова под одеяла забралась, к стене подлезла, одну только голову видно.
– Ангел, иди сюда.
Достаю ее из этих одеял. Горячая, дрожит вся, аж подкидывает ее.
– Х… холодно. Мне. Мам, это ты? Не уходи…
И бухтит снова, держась маленькими ладонями за шею и грудь. Блядь, она же ребенок еще совсем. Маму зовет. Черт возьми.
Чертыхаюсь и сажусь на корточки. Поднимаю ее, придерживаю голову.
– М-м-м… Нет…
Кукла пытается махать руками, но я, конечно, сильнее. Спина напрягается оттого, что к малой не я мог зайти, а кто угодно, и она в таком состоянии ни хрена бы не смогла сделать, вот реально, ни хрена!
– Нет… Пусти!
Махает руками, приходится их поймать одной своей и тут же стиснуть зубы, ощутив нежность ее кожи.
– Пей! Открывай рот! Давай. У тебя температура. Запивай водой.
Заталкиваю эту таблетку с трудом в ее сухие губы, но кукла ее все же выпивает.
Сажусь на край кровати, однако тут же жалею. Видно, чувствуя тепло, Ангел ко мне подлезает и облепляет меня руками за шею. К плечу прижимается, а я не шевелюсь. Каменным словно становлюсь, охреневаю просто от этого ее закидона.
Черт возьми, ну какого черта я вообще сюда поплелся? Однако не отталкиваю ее. Не трогаю Ангела, вообще не касаюсь, хотя руки горят. Так сильно мне хочется прижать ее к себе, вдохнуть запах волос, коснуться тела.
Словно находясь в бреду, девочка начинает реветь. По-настоящему, притом с силой меня руками обхватив, сила, оказывается, у нее все же есть.
– Мне страшно… так страшно! – шепчет, и я чувствую, что от ее слез у меня уже кофта мокрой стала.
– Не бойся ничего.
Осторожно руку прикладываю к ее худым лопаткам через майку. Никого в жизни не успокаивал, и тут на тебе, дожил, блядь.
– Я боюсь попасть в детдом. Я осталась одна. Никому я не нужна. Никому.
– Ну все. Успокойся.
Поднимаю руку, глажу ее по волосам. Кукла не узнает меня, лепечет себе под нос и, кажется, даже не понимает, что это я сейчас рядом с ней и она обнимает меня, рыдая мне куда-то в плечо.
В груди что-то жжет. Эта доморощенная девочка слишком рано осталась одна, не окрепла еще, строит только самостоятельную из себя, не пойми на кой хрен. А на деле ведь ребенок еще самый настоящий!
– Михаил Александрович… Хоть вы и бандит, вы хороший. Очень! – щебечет Ангел, и я не удерживаюсь, целую ее в висок, после чего медленно убираю ее полусонную от себя. Перекладываю на кровать. Укрываю.
Кажется, температура ей в голову все же ударила.
Малая спит еще час, после чего распахивает глаза и, кажется, на этот раз узнает, судя по тому, как истошно она орет при виде меня, сидящего в кресле напротив.
Глава 20
– Михаил Александрович? Что вы здесь делаете?!
Видя меня, Ангел спохватывается и заворачивается в одеяло до самого подбородка, хотя я и так ее уже полуголую видел.
– Какого хера ты не запираешь дверь? Совсем уже?
– Я забыла…
Опускает глаза, к стене жмется, вижу, боится. Щеки уже чуть порозовели, но не сильно. Температуру только сбил. Бредить и реветь наконец перестала.
– Ты на работу не вышла. Причина?
Подхожу ближе, замечая, как с каждым моим шагом зрачки Ангела становятся больше.
– Извините, я заболела.
– Да, я вижу. Давно у тебя отопления нет?
Кукла молчит, и я понимаю, что что-то тут нечисто.
– Нет. Недавно. Ремонт там…
Усмехаюсь. Врать мелкая вообще не умеет.
– А в холодильнике у тебя тоже ремонт?
Быстро на меня глаза поднимает, замечаю в них страх, а это уже мне не нравится.
– Вы что… на кухне у меня были?
– Был. Таблетки тебе искал, докторша, мать твою. Скажи мне, Ангел, почему у тебя дома совсем нет еды? Ты получала зарплату?
– Да. Получала, – пряча глаза, отвечает малая, и тогда я уже совсем не вдупляю.
– Куда ты ее потратила? – спрашиваю прямо. Если Тоха обидел, башку лично оторву.
– Ну… – вижу, мается, слова подбирает. – На проезд потратила, на еду немного было, но уже закончилось, а остальное в казну, конечно, – лепечет своим тонким голоском, перебирая пальцами одеяло.
Проезд, еда – логично, вот только последнее я уже не вкуриваю.
– Стоп, в какую еще казну?
Кукла моргает на меня глазищами своими изумрудными, таким невинными, что даже смотреть на эту святую чистоту страшно.
– Вашу, Михаил Александрович, – отвечает просто, пожимая плечами.
Усмехаюсь: а это уже занятно, потому что никакой казны у меня нет.
– И сколько в казну мою отнесла?
– Почти все. Так, осталась мелочь на проезд.
Не могу сдержать улыбку. Кто же ее так развел?
– И кто же у нас сборы в мою казну проводит?
Малая губы размыкает, чтоб сказать, но резко затыкается, видя мою реакцию.
– Да ты не бойся. Скажи, я что-то забыл.
– Сережа.
– Какой еще Сережа? Серый, что ли?
– Да.
Провожу рукой по лицу. Дела становятся все более интересными.
Сажусь на корточки напротив нее. Девчонка такая бледная сейчас, что трогать даже страшно.
– Ангел, у меня нет никакой казны, усекла?– Ее глаза быстро округляются. – С момента зарплаты уже прошло две недели. Как ты жила без бабла все это время?
– Так… перебивалась. Ждала следующую зарплату, – отвечает, а у меня кулаки сжимаются от злости. Боже, ребенок же совсем, ну с кем я связался!
– Блядь, на себя посмотри! Ты бы ее не дождалась! – ору, но замечаю, что ее глаза блестеть начинают. Этого еще не хватало.
– Не реви! Ладно я, но почему Тохе не сказала, Алене, да хоть, блядь, кому-то?
– Боялась, что уволите.
– А загнуться тут от голода не боялась?
Всхлипывает. Приехали, блядь!
– Так, ладно, где квитанции за счета?
– Зачем?
Смотрит на меня ошарашено, словно я ее лупить собираюсь, а не помочь.
– Ангел, мозги включи! Если тебе уже отопление отключили, то следующими будут вода и свет. Где квитанции?
– Там… – закашливается. – В коридоре лежат, но, Михаил Александрович…
– Сейчас Тоха заедет, привезет тебе лекарства и жратву, и не дай бог еще кто-то к тебе припрется для сдачи в казну… Ко мне его направляй, ясно?
– Ага.
– Держи. Если буду звонить, чтоб отвечала!
Бросаю ей в руки мобильник, которой Ангел едва не упускает. Боже, дите.
– Михаил Александрович… я уволена, да?
– Нет. Отработаешь.
– Спасибо. Я отработаю все! Честно, – кутаясь в одеяло, хрипит малая, а я голую шею ее замечаю и плечо, которое она не успевает закрыть одеялом. Заставляю себя отвернуться и не глазеть.
– Будет еще кто прессовать, звони мне. Сразу!
Выхожу из ее хаты, набирая Тоху.
– Слушаю, брат.
– Тоха, едь к Котовой!
– На хрена? Меня Люда ждет.
– Ты заебал уже со своей Людой! Я тебя не трахаться к ней зову. Купи от простуды что-то, жратвы и едь к малой! Отбой.
Почему-то всего колотит. Эта девочка… хоть бы кому сказала, что прессанул ее Серый, так нет же. Она лучше будет тут в одиночку сдыхать в холодной квартире, но не скажет, и это почему-то выводит из себя. Не приедь я проверить ее сегодня, завтра бы некого уже было навещать.
– Алло, Серый. Приедь в клуб. Побеседовать надо.
Глава 21
– Ай, какого…
Встречаю Серого с размаху, от которого под пальцами что-то знатно хрустит.
