Бакиров как-то тяжело вздыхает и проводит рукой по лицу, после чего мы встречаемся взглядами.
– Значит, так, девочка, или ты мне нормально даешь себя осмотреть, или сейчас я беру тебя за шкирку и тащу в травму. Там уже будут осматривать те, кто попадается. Без разбору.
Поджимаю губы. В чем-то Бакиров прав, однако как я могу показать себя ему… без маски, без одежды, да еще и всю в синяках.
Сглатываю, понимая, что выхода особо нет. У меня все тело болит, и действительно нужно его осмотреть.
– Ладно.
Осторожно опускаю плед, видя, как взгляд Бакирова при этом темнеет. Кажется, ему не нравится то, что он видит, и тогда я быстро прикрываю голую грудь руками.
– Не смотрите, раз не нравлюсь!
Мужчина как-то трудно вздыхает и поджимает губы.
– Не в том дело.
– А в чем?
– Ты вся в синяках, вот в чем! Ладно, это херня. По ребрам они тебя не били? По почкам, в живот?
По телу разливаются мурашки, когда Михаил Александрович грубыми пальцами по моим ребрам проводит, а после по спине, прощупывая каждый позвонок. После осторожно к животу прикасается, чуть надавливает, смотря на меня.
–Тут болит?
– Нет, – шепчу ему, пылая от стыда, ведь его прикосновения мне очень приятны. Михаил Александрович так близко, и вот вроде просто осматривает меня, а мне все равно приятно. Вся аж трепещу рядом с ним.
Чувствую, как горят щеки. Стыдно и почему-то сильно тянет живот. Не болит, а именно приятно тянет, когда он рядом и так прикасается ко мне.
– Они били меня больше всего по лицу и груди.
– Покажи где.
– Михаил Александрович!
– Ангел, мы договорились.
Сгорая от смущения, осторожно убираю руки, открывая мужчине вид на свою голую грудь. Да, она маленькая у меня, но довольно полная. Плотный первый размер, даже полтора скорее.
– Здесь.
Бакиров как-то напрягается, но быстро отводит взгляд, бросая мне мазь.
– На. Мазь нанеси.
– Спасибо.
Облегченно выдыхаю и беру мазь. Пока Бакиров отворачивается, быстренько обрабатываю синяк на груди и заново обматываюсь покрывалом, тут же согреваясь. А еще меня как-то в сон клонит и плакать хочется, и еще уткнуться в плечо Михаилу, но я этого не делаю. Я все еще не понимаю, если честно, почему он привез меня сюда.
– Михаил Александрович, что со мной будет теперь?
– Здесь пока побудешь, дальше решим.
– Почему вы помогаете мне? Я не понимаю, вы же прогнали меня.
Бакиров поднимается, окидывая меня строгим взглядом.
– Потом поговорим. Ложись, Ангел.
– Мне не хочется спать. Куда вы?! Не уходите, пожалуйста!
Почему-то за руку Бакирова хватаю, но тут же отпускаю, прихожу в себя. Нельзя же. Нельзя к нему вот так прикасаться. Поломойка-врунья этого не заслужила, и ему наверняка неприятно.
– Извините.
Бакиров как-то странно смотрит на меня, после чего поправляет мое одеяло.
– Не бойся ничего. Я рядом буду, маленькая. Давай просто полежи спокойно.
***
Я смотрел на нее, и мне хотелось орать в голос. Твари! Все тело Ангела было покрыто красными ссадинами с уже начавшими поступать синяками. Малая жутко стеснялась меня, но все же с трудом дала себя осмотреть.
Синяки были везде, но на бедрах особенно, а еще на груди. Когда на нее Ангел указала, я едва сдержался, чтобы не сорваться и не вернуться в ту квартиру. Мне хотелось отрубить головы тем сосункам и скормить собакам. Буквально.
Ее бледные пальцы дрожали, но плед она все же стянула. Сначала грудь прикрывала, но после опустила руки, как-то виновато отводя взгляд, дико смущаясь меня.
Я же постарался не глазеть на нее, однако не мог не отметить, что даже в таком состоянии Ангел очень красива. Нежная, хрупкая, юная. У нее молочная кожа, небольшая грудь с розовыми сосками и плоский живот. Девочка почти не дышала, когда я смотрел на нее, и смущать ее сильнее мне не хотелось.
Лицо ее я обработал, а грудь… она самостоятельно смазала мазью.
Суки! Они ее бы там убили. Места бы живого не осталось, и даже не посмотрели, что она работает у меня, работала, точнее.
Совсем скоро я замечаю, что Ангела повело от алкоголя. Она краснеет и буквально начинает засыпать на ходу, что мне и нужно. Успокоить ее, расслабить, сделать так, чтоб перестала содрогаться от истерики.
Как она за руку меня хватает. Крепко, а после распахивает губы и резко убирает ладонь, словно обжегшись об меня. Странная, но я понимаю, что она сейчас не в адеквате, тем более после коньяка, и хоть было его там всего две капли, кажется, ей этого хватило.
Ангел еще что-то лепечет про то, что не хочет спать, однако, как только я на подушку ее укладываю, она сразу же отключается, а я быстро принимаю входящий вызов.
– Да, Тоха.
– Вы добрались, Бакир? Как там малая?
– Доехали. Спит.
– В больнице?
– Нет. На дачу к себе забрал. Не успели они ее… – Горло сжимается. – Не успели поиметь. Избили только, поиздевались, суки. Что у вас там?
– Тут, похоже, задница, братан. Соседи ментов вызвали, нам пришлось свалить. Серого забрали в травму. Остальные в реанимацию сразу попали. Один тяжелый. Твой пациент.
– И? Мне их должно быть жаль, издеваешься?!
– Да нет, не в том дело. Тот Савелий, которого ты уложил, так и не пришел в себя. Только что док отзвонился. Он в кому упал.
– Мне похуй! На малой места живого нет! Если очнется, я эту суку и так добью. Они уже трупы, Тоха. Все трое.
– Да понятно, но щенки эти не просто решили ее поиметь. Серый им тупо Линку продал. За бабло он ее привез этим хуям, чтоб они с ней поигрались, ну и чтоб тебе отомстить, что выгнал его. Признался уже, Хаммер его все же дожал. Бедренная кость больно ломается.
– Тварь. Пусть молится, чтоб сдохнуть в больнице!
– Это еще не все. Савелий этот не зря нарисовался. Видать, приказ папочки тебя взбесить исполнял.
– О чем ты?
– Бакир, его фамилия Тураев. Савелий Тураев.
– Что, блядь?!
Сжимаю трубку до хруста. Не дай бог этот щенок имеет к нему отношение хоть какое, задавлю голыми руками.
– Это сын Тура. Единственный и особо ебанутый. А дружок его – братец двоюродный Костя. Брат, они точно знали, на кого шли, что Лина твоя протеже, и не побоялись, специально над ней хотели поиздеваться, чтобы тебя вывести, а теперь и папочка знает, почему его сынуля под аппаратами лежит и чья это работа.
– Блядь… Сука! Сука!
– Сидите пока на даче, про нее никто не знает. Я постараюсь разрулить. Вещи Лины забрал, платье порванное выкинул, но рюкзак еще был. Завезу скоро.
Глава 38
Я просыпаюсь как-то резко, подскочив на кровати, но, открыв глаза, понимаю, что я вовсе не на кровати и даже не в своей квартире. Картинки недавнего ада проносятся перед глазами, и я вспоминаю, что моя квартира сгорела, а я осталась без дома.
Как только поднимаюсь, кривлюсь от острой боли. Губа жжет, а все тело… будто танком переехали. Болит каждая мышца, но хуже внутри. У меня нет теперь документов и вещей, нет фотографий и сбережений, которые я откладывала на учебу последние полтора года работы у Бакирова. У меня теперь нет ничего… даже своей обуви.
Закутавшись в плед, поднимаюсь и выхожу из этой комнаты, попадая на кухню, а там он. Тот, кто прогнал меня, и я все еще не понимаю, почему я здесь. У Бакирова. Мужчина пьет кофе, его сильный запах разливается по всей кухне. У Михаила волосы еще влажные, и он сменил одежду явно после душа.
– Проснулась?
– Да.
– Иди душ прими. Слева вторая дверь. Возьми.
Кивает на приготовленное сложенное полотенце на комоде. Большое, явно свое. И футболку тоже на нем. Огромную.
– Спасибо.
Осторожно беру вещи и к груди прижимаю. Кое-как доползаю до душа. Нахожу там все необходимое и смываю с себя чужие руки, отвратительные прикосновения, болезненные удары. На тело хлещет вода, кожу жжет до мяса, но боль не проходит, почему-то снова хочется плакать.
Выйдя из душа, вытираюсь полотенцем и замечаю жуткие синяки. Больше всего на бедрах, груди, на лице справа тоже есть. Господи.
Натягиваю футболку, достающую мне почти до колен. Как только из ванной выхожу, плетусь на кухню.
– Садись сюда.
Слушаюсь, осторожно сажусь за большой деревянный стол.
– Твое.
Михаил Александрович передает мне рюкзак, который я тут же узнаю. Это и правда мой. Его отобрали звери на той квартире.
– Спасибо, откуда…
– Тоха завез час назад.
Странно, я даже не слышала. Настолько крепко, что ли, спала? И, повернувшись к окну, замечаю, что уже темно, а когда я засыпала, не было даже обеда.
– Я долго спала?
– Десять часов, – чеканит строго, а я невольно на руки Бакирова смотрю. Смуглые, сильные, здоровые. Он меня как пушинку ими поднимал и к себе прижимал, вынося из той квартиры. Он меня вытащил оттуда, не бросил, хотя мог вообще не приезжать.
Сглатываю, облизывая сухие губы. Смотрю на свои руки и мельком на Михаила Александровича.
– А те…
– Не думай о них! – как-то резко чеканит мужчина, и я опускаю голову. Его кулаки сжимаются, и я прикусываю губу. Бакиров очень зол. На меня, кажется, но если он не хочет видеть меня здесь, то зачем забрал? Зачем он вообще поехал на ту квартиру…
– Как вы узнали, где я?
– Соседка твоя. Запомнила номер машины Серого. Если бы не она, Ангел, ты понимаешь, что могло бы быть? – Михаил Александрович с силой сжимает чашку так, что та начинает трещать. Кажется, мою голову он сейчас хочет сжать так же. Он силен и жесток, я видела, что он сделал с тем Савелием тогда, он даже уже не шевелился.
– Спасибо, что спасли. Снова.
Бакиров игнорирует, усмехается как-то только совсем невесело. Его лицо такое мужественное и красивое, но сейчас немного пугает меня. Он жутко злится, я это вижу прекрасно и понимаю, что он тоже может сделать со мной все что угодно здесь. Реально все.
А еще почему-то становится стыдно. Сколько раз Бакиров меня уже спасал, не сосчитать просто.
– На, пей.
Ставит передо мной большую чашку черного чая и коробку шоколадных конфет. Вишня в спирте.
