– Я…
Он уже пожалел, что затеял этот разговор, лихорадочно продумывал удобоваримый ответ, но вампиресса не позволила Ивану солгать: приложила указательный палец к его губам и прошептала:
– Я знаю твою мимику, а поскольку ты не ревновал, значит, был недоволен, увидев меня в 811.
– Я зашёл к Оберону по делу, – помолчав, ответил Уваров. – Поэтому мне не понравилось, что я застал тебя у него: от моих дел лучше держаться подальше.
Так он сказал, что хочет уберечь вампирессу от того дерьма, которым обязан заниматься по службе. Бесс поняла, вновь прижалась и потёрлась щекой о его грудь.
– Мы встретились там случайно. Во всех смыслах.
– И ты не говорила, что бываешь у Оберона.
– Он тебе не нравится?
– Он скользкий.
– Мы в Миле Чудес, мой хороший, тут все скользкие.
– Есть особенно скользкие.
– Все вампиры? – Она спросила без обиды, можно сказать, грустно пошутила, показав, что знает, как к её сородичам относятся обыкновенные люди, но Уваров ответил сразу и твёрдо:
– Нет. – Пауза. И следующая фраза показала, что он искренен: – Все, кроме тебя.
– Чем же я выделяюсь?
– Ты – особенная.
– Для тебя, – уточнила Бесс.
– Для всех, – не согласился Иван. – Когда люди на тебя смотрят, они замирают.
– Потому что я красивая?
– Потому что ты особенная.
Он нежно провёл кончиками пальцев по щеке вампирессы и поцеловал. Очень крепко. В полные пунцовые губы. Поцеловал, с наслаждением ощущая её ответ, её желание, её страсть… А ещё почувствовал, как она, продолжая горячий поцелуй, оказалась сверху и медленно, очень-очень медленно опустилась на него. Уваров нежно провёл рукой по её налитой груди, мягко убрал упавшие на лицо волосы и, глядя вампирессе в глаза, прошептал:
– Я очень тебя люблю, Бесс.
– Я люблю только тебя, – ответила она. – Только тебя…
///
Четыре года…
Много это или мало? Зависит от обстоятельств. Для кого-то каждый день тянется неделей и время становится серой хмарью за окном, не меняющейся до тех пор, пока не исчезнут заполонившие небо тучи. А они не исчезают, и время, кажется, тоскливо топчется на месте неподвижными стрелками часов. Для других оно скачет игривым солнечным зайчиком, прыгая то на метр, то на сотню, то на целый километр вперёд – моргнуть не успеешь, как позади остались лето, осень с зимой, весна и снова наступает лето… Но и для тех, и для других стрелки часов движутся с одинаковой скоростью, и те, и другие однажды остановятся и с недоумением произнесут: «Неужели прошло четыре года?»
Четыре года…
Уваров не заметил, как они пролетели, потому что в счастье не считаешь минуты – в счастье живёшь. В него погружаешься, чувствуя, что способен абсолютно на всё. А то, что оказался в счастье, не нужно подтверждать или узнавать, это не теорема, которую нужно доказывать, не прагматичное решение, которое принимаешь, тщательно обдумав и взвесив все обстоятельства, – это волна невероятных эмоций, что накрывает тебя с головой и которую ни с чем не спутаешь. Даже если никогда раньше не переживал ничего подобного. Это особый мир, принадлежащий только тебе и ей, потому что счастья для одного не бывает. Именно так и получилось у Ивана: увидев Бесс, он замер, не в силах оторваться от её взгляда, не зная, что сказать и как себя вести, но точно зная, что шёл именно к ней. Шёл всю жизнь.
Четыре года…
Тем летом движение «Кодекс Дарвина» вошло в полную силу, о нём говорили в новостях и на улицах, со злобой и восхищением, с презрением и уважением. Все понимали, к чему призывают дарвинисты, и, несмотря на все усилия и слаженную работу пиар-служб и скупленных по всему миру журналистов, корпорациям не удалось представить движение античеловеческим.
«ГЕНОФЛЕКС – ЭТО ЛЕКАРСТВО! СКАЖИ ПОБОЧНОМУ ЭФФЕКТУ НЕТ!»
И многие соглашались, поскольку считали неправильным изменять природу человека. В речах Паладина – таинственного пророка и духовного лидера сторонников Теории эволюции – люди слышали то, что хотели слышать, и открыто говорили, что он прав. Тем летом движение поддерживало две трети населения Земли, и дарвинисты решили, что настало их время. Им стало мало лозунгов и пропаганды… А может, не им, не всем им, а только лишь фанатикам из наиболее радикального крыла – именно так говорил потом Паладин: во всём виноваты фанатики. Но правда это или нет, никто никогда не узнает. А тем летом «дарвинисты» перешли от настырной, но безобидной и даже дружелюбной агитации к прямой агрессии, почему-то решив, что, запугав людей, они заставят их отказаться от всех тех благ, которые даёт побочный эффект.
Всё началось с нападок: фанатики подвергали публичному унижению очевидных фриков, высмеивали их, прогоняли с улиц. Полукоты, гоблины, орки, вампиры – все, кто выделялся и привлекал внимание, стали целью атак. Их не избивали, но выказывали презрение, публично оскорбляли, а если кто-то отвечал – раздували инцидент, монтируя видео так, словно фрики проявили агрессию и атаковали обычных людей. Ролики разбегались по Сети, вызывая гнев и возмущение, а правдивые репортажи запаздывали, набирали значительно меньше просмотров и не могли повлиять на общественное мнение. Ведь в Сети кто первый – тот и прав, тот собрал первые эмоции, заставив публику сделать нужные для себя выводы. И объяснения, что следуют потом, очень редко исправляют ситуацию – люди не любят менять точку зрения.
Сила туманит голову, и почувствовав силу, дарвинисты решили ударить по-настоящему – начались атаки на биотерминалы наиболее известных фрикмейстеров, тех, кто активно рекламировал себя и с гордостью демонстрировал в Сети свои работы: псоглавцев, ифритов, серпов…
Первый сожжённый биотерминал…
Первый убитый фрикмейстер…
Фрики стали отвечать – пролилась кровь дарвинистов. Полиция действовала с опозданием, и уличные столкновения одновременно начались во всех крупных городах планеты.
Словно кто-то включил рубильник…
В Москве главный удар пришёлся на Милю Чудес.
Именно главный, поскольку погромы происходили во всех районах, но в оплоте фриков волнения не прекращались все три дня, которые понадобились властям, чтобы навести порядок. В город ввели войска, но прежде, чем появились военные, на улицы выползла взбудораженная дарвинистами нечисть – уголовники, решившие воспользоваться беспорядками для грабежей и насилия. А действовали они, как правило под личиной дарвинистов, прикрываясь желанием «найти и покарать бесчеловечных фриков», за которыми была развёрнута настоящая охота. Но, разумеется, не только за ними: власти настоятельно не рекомендовали мирным гражданам выходить из домов, но и в них, и в квартирах, не было безопасно.
«ДАРВИН С НАМИ!»
Этот лозунг появился на дверях подъезда, в котором жила Бесс, в самом начале погромов и, видимо, привлёк внимание подъехавших маридов – боевики «Посбона» принимали в мародёрстве и насилии самое деятельное участие. Действовали они по отработанной схеме: сначала запускали разведывательные дроны, убеждались, что из дома не доносится стрельба, во дворе не стоят машины конкурентов, а двери просто заперты – не видно баррикад и бойниц, которые из подручных средств возводили вооружённые жители. Раз бойниц нет, значит, сопротивления не будет, можно безбоязненно делать всё, что заблагорассудится. А запертые двери преградой для них не становились.
Маридов было пятеро, и поняв, что в доме укрылись только безоружные, а значит, беззащитные люди, они стали действовать с привычной наглостью и безжалостностью: врывались в квартиры, забирали всё, что понравилось, пытали хозяев, требуя перевести сбережения на безликие счета, с которых деньги разлетались в «чёрные дыры» мировой финансовой системы, а тех, кто пытался сопротивляться, убивали без колебаний. Единственное, что мариды упустили из виду – не могли не упустить, поскольку не имели к этой информации доступа, так это то, что военные направили в район сводный отряд для зачистки от погромщиков и мародёров, а конкретно в этот дом – трёх спецназовцев Департамента биологической безопасности, которыми командовал Иван Уваров.
Что же касается Бесс, она тогда сглупила, не спряталась за стенами ковена, хотя её звали, решила, что логова вампирских кланов станут первой целью погромщиков, и осталась в своей тогдашней квартире. Пришлось, конечно, понервничать, но в целом обошлось: погромщики в их дом не заглянули, а за парой уличных перестрелок Бесс наблюдала из окна. И очень обрадовалась тому, что живёт на пятом этаже: на нижних от выстрелов и разрывов гранат повылетали стёкла. А когда новостные каналы сообщили, что в Москву входят военные, Бесс решила, что всё осталось позади, и думала так до тех пор, пока мариды не отстрелили петли входной двери и не ворвались в квартиру.
– Ты одна?
– Да…
Вторжение заставило молодую женщину похолодеть, но она держалась, поскольку думала, что к ней, по ошибке конечно же, вошли военные: отправляясь на «дело», мариды натянули армейские комбинезоны без знаков различия.
– Надо проверить.
– Вы ошиблись! Я…
Первый марид толчком отправил Бесс на диван.
– Это ты написала лозунг на стене?
– Какой лозунг?
– Не ври мне!
– Чисто! – сообщил мародёр из соседней комнаты.
– И на кухне чисто!
– Ты написала лозунг на стене?
– Она же вампирка, – буркнул второй марид.
– Ну и что?
Главаря этот факт не смутил. Он видел перед собой красивую женщину, находящуюся в его власти, и решил не только изнасиловать, но и поглумиться над несчастной.
– На ней цепочка, – заметил второй марид.
– Золотая? – поинтересовался главарь.
– Золотая?
Бесс молча кивнула.
– Снимай.
И когда она дрожащими руками стала расстёгивать застёжку, главарь прислонил автомат к стене, снял каску и добавил:
– И одежду снимай.
– Зачем? – прошептала Бесс, протягивая цепочку второму.
– Нужно провести полный обыск. – Главарь ухмыльнулся. – Вдруг ты что-нибудь ценное спрятала? – И резко прикрикнул: – Раздевайся! Мы торопимся!
Собравшиеся в гостиной мариды дружно рассмеялись.
– Я люблю грудастых.
– Она красивая.
– Интересно, гибкая?
– Может, жребий бросим?
– Первым буду я, – громко объявил главарь. – А дальше как хотите.
– Разыграем, – пообещал третий.
– В соседней комнате есть кровать, – сообщил четвёртый.
– Кровать – это хорошо, – одобрил главарь. И поинтересовался: – Сама пойдёшь или хочешь на диване?
– Я не хочу никак, – очень тихо произнесла девушка. – Никак не хочу…
На глазах слёзы, внутри холод и полное опустошение в душе… Нет, полное опустошение будет чуть позже, если её не убьют, и она придёт в себя, растерзанная, изнасилованная, на полу или диване, или на кровати. Очнётся, чтобы почувствовать полное опустошение. А сейчас было его вступление, но очень-очень явное.
– Может, посопротивляешься, а? – спросил главарь. – Мне нравится, когда сопротивляются, не люблю бить тех, кто не пытается ударить. – Он уже снял бронежилет, теперь расстёгивал штаны и потому добавил: – Если сама не разденешься, я тебя изобью.
– Никто никого избивать не будет.
Мариды в очередной раз стали жертвами собственной глупости. Убедившись, что в подъезде безопасно, они столпились вокруг Бесс, не выставив охранение, и Уваров спокойно вошёл в квартиру, сориентировавшись на выломанную дверь и громкие голоса. А поскольку мужские голоса были грубыми, а женский – жалобным, вошёл Уваров с автоматом наизготовку и остановился в дверях гостиной, недружелюбно разглядывая маридов через прицел. Он уже понял, что перед ним те самые мародёры, что побывали на нижних этажах, и решил, что живыми их не выпустит. Нужно только не выпустить их так, чтобы не пострадала гражданская.
– Опусти оружие, – попытался приказать главарь, но ответом ему стала лёгкая улыбка.
– Штаны застегни.
– Испугался того, что увидел?
– Смеяться не хочу – обстоятельства не располагают.
– Нас тут пятеро…
– Нас тут семеро, придурок, – перебил его Иван.
– Ты понял, о чём я. – Главарь взял себя в руки и говорил размеренно. – Ты не успеешь завалить всех и ляжешь. Поэтому сделаем так: ты уходишь, и никто никого не видел, понял?
– Я ухожу, а вы остаётесь?
– Ты умный мальчик, мне это нравится.
– Не уходите, – почти простонала Бесс. Она не понимала, что Иван следует сложившемуся в голове плану, она ничего не понимала, кроме того, что спасение было совсем рядом, но спаситель решил не рисковать. – Прошу, не уходите.
– Никто никого не видел? – переспросил Уваров.
– Никто, – пообещал главарь.
– За мной не ходить.
Иван сделал несколько шагов назад, скрываясь из виду, главарь кивнул, и два марида бросились к дверям, намереваясь догнать и убить наглого спецназовца и совершенно не думая о том, что Уваров превосходно знает их повадки и, разумеется, не поверил обещанию главаря. А стрелять по мишеням, которые по очереди появляются в дверном проёме, намного проще, чем пытаться одновременно уложить пятерых врагов. Два выстрела с промежутком в секунду, одному мариду пуля попала в лоб, второму – в глаз. Ещё через мгновение в гостиную влетела светошумовая граната, а когда она громыхнула, Иван вернулся и в упор, хладнокровно, прикончил оставшихся маридов. Включая главаря, который так и не успел натянуть штаны. После чего вынес пребывающую без сознания Бесс из квартиры.
Так и познакомились.
Но вместе стали далеко не сразу – Иван не хотел, чтобы их отношения начались «в знак признательности». Понимал, что Бесс никогда не забудет спасения, но предложил подождать, чтобы улеглись эмоции и молодая женщина решила, хочет она встречаться с мужчиной, который, увидев её, потерял дар речи, или нет? Бесс всё поняла правильно, но ответ дала очень скоро: через три дня Иван пригласил её на ужин, а после они отправились к нему.
И больше не расставались.
А главарём напавших на Бесс маридов был родной брат Шамиля, лидера «Посбона», и с тех пор у Ивана с этими бандитами отношения не складывались.
