После всех метаний мой голос прозвучал неожиданно спокойно.
– Не знаю, что происходит, но я – законная наследница. Без меня… – я замолчала, подбирая слова. – Без меня тут всё точно придёт в запустение. Хочешь вечность коротать в одиночестве?
Я чувствовала себя совершенно нелепо. Разговаривала с дверью, с домом…
Повисло молчание. Я прикрыла глаза и прислушалась. Казалось, дом тоже вслушивается – старыми половицами, скрипучими ставнями, потрескавшейся штукатуркой.
– Сумасшествие какое-то! – пробормотала я, помотав головой.
Решительно поднявшись и отряхнув складки юбки, направилась к выходу.
Мне необходимо было освежиться, привести мысли в порядок и перестать воображать невесть что. Дом не живой. А шаги… Рассказ капитана, подкреплённый воображением – вот и всё объяснение. Мне просто показалось. В детстве, помнится, мне тоже всегда мерещилось что-то в тенях и скрипах. Это просто игра. Сам разум играет со мной.
В этот момент что-то внутри двери негромко щёлкнуло. Я замерла, задержав дыхание. Ещё один щелчок, затем скрип… и дверь медленно приоткрылась сама по себе.
Пересохший рот наполнился горьковатым привкусом страха…
Сердце рванулось вверх, застряв где-то между рёбрами и гортанью. По спине прокатилась холодная волна, а в желудке будто разом осела бетонная плита.
– Точно сумасшествие, – пробормотала я, сглатывая вязкую слюну.
Ещё пять минут назад я с каким-то детским, почти болезненным упрямством стремилась попасть внутрь.
А сейчас… Всё изменилось в то мгновение, когда дверь открылась сама собой. Качнулась, точно приглашая войти в свою тёмную утробу.
“Так, спокойно”, – мысленно приказала я себе.
Ты не должна бояться! Ничего страшного там нет.
Сделав очередной глубокий вдох, медленно подошла к двери. Протянула руку и осторожно толкнула. Дверь легко, без малейшего сопротивления распахнулась, открыв узкую каменную лестницу, уходящую вниз. Странно, но воздух не показался мне сырым или затхлым.
Я замерла на пороге и вгляделась в зияющую темноту лестницы. В тусклом свете, проникающем из комнаты, удалось различить лишь несколько верхних ступеней, которые стремительно исчезали в непроглядном мраке. Без света спускаться туда было безумием.
Осмотревшись, заметила на полке возле печи старый подсвечник с огарком свечи.
Спичек, как назло, нигде не обнаружилось. Перебрав всё, что лежало вокруг, я с облегчением наткнулась на кресало, завалявшееся среди трутницы и других печных принадлежностей. Пальцы, непривычные к такому инструменту, неловко сжимали холодный металл. Пришлось не меньше минуты высекать искры, прежде чем трут, наконец, затлел, а затем робкое пламя неуверенно лизнуло фитиль свечи…
Глава 13
Глубоко вздохнув, я сделала первый шаг вниз. Камень холодил ноги даже через подошвы сапог. Второй шаг, третий… с каждым спуском воздух становился всё холоднее. Я придерживалась свободной рукой за шершавую стену.
Спустившись примерно на дюжину ступеней, остановилась. Вокруг царила тишина, нарушаемая лишь звуком моего частого дыхания. Каменный свод нависал так низко, что я инстинктивно пригнула голову. Ещё несколько ступеней – и я оказалась в просторном подвале. Пламя свечи выхватывало из мрака лишь фрагменты пространства: ряды деревянных полок вдоль стен, бочки в углу, какие-то ящики, накрытые тканью.
Погреб оказался больше, чем можно было предположить. Он уходил вглубь, разветвляясь на несколько отсеков, разделённых арочными проёмами.
На полках обнаружились корзинки с ягодами, напрочь сгнившими и воняющими плесенью, какие-то банки с заготовками. Стекло с ними помутнело от времени, а содержимое превратилось в неопознаваемую массу.
Я взяла одну банку и протёрла пыль рукавом – внутри некогда красные ягоды теперь напоминали сморщенные коричневые шарики, плавающие в мутной жидкости.
Поставив банку на место, двинулась дальше, к дальнему концу погреба. Запах здесь изменился. Вместо затхлости и плесени, которые я ожидала встретить в подобном месте, воздух наполнился тонким, пряным ароматом. Я замерла, принюхиваясь. Корица? Мускатный орех? Ваниль?
“Быть такого не может” – я помотала головой, всё ещё не веря в происходящее.
Я шла на запах, словно заворожённая. За очередным арочным проёмом обнаружилась ещё одна дверь – низкая, обитая потемневшим от времени железом.
Меня снова охватил липкий страх, проникший в кости. Абсурдное, иррациональное чувство, но пальцы застыли в нескольких миллиметрах от массивной бронзовой ручки двери.
Что, если дом меня отвергнет? Что, если почувствует во мне чужака?
Внезапно дверь с протяжным, мучительным скрипом приоткрылась на несколько сантиметров, словно дом сделал выдох после долгой задержки дыхания. Никто не коснулся ручки. Никакого ветра. Просто… приглашение.
– Спасибо, – прошептала я так тихо, что слова растворились в воздухе. – Спасибо, что доверился.
В тот же миг балка над головой издала долгий, низкий скрип. Не показалось. Звук был настолько отчётливым, что волосы на затылке встали дыбом.
Все слова недоверия, все рациональные объяснения рассыпались прахом. Дом и вправду был живым. С собственной волей и памятью. И теперь он слушал. Наблюдал. Ждал.
Глубоко вздохнув, я протянула руку и распахнула дверь полностью.
Комната за ней оказалась неожиданно светлой. По углам стояли странные светильники, испускающие мягкое голубоватое сияние. Я никогда не видела ничего подобного – они не чадили, как масляные лампы и не были похожи на свечи.
Воздух был сухим и прохладным, а аромат специй стал ещё насыщеннее. Передо мной открылась небольшая квадратная комната, заставленная мешками и деревянными ящиками. Я осторожно подошла к ближайшему мешку и развязала шнур, которым он был перевязан.
Внутри оказался белый, мелкозернистый сахар – чистый, без комков и примесей.
Я зачерпнула щепотку, поднесла к носу, затем осторожно лизнула кончик пальца. Сахар. Абсолютно свежий! Словно его только принесли с рынка.
В соседнем мешке обнаружилась мука – белая, мягкая, без малейшего признака затхлости или жучков. Дальше – крупная соль, овсяные хлопья, какие-то крупы. Все продукты выглядели так, будто их доставили только вчера.
– Невозможно, – прошептала я, оглядывая комнату. – Здесь всё должно было давно испортиться.
В дальнем углу что-то блеснуло. Я подошла ближе и увидела странные камни, расставленные по углам комнаты. Они были размером с кулак, идеально гладкие, словно отполированные, с глубоко выгравированными символами, напоминающими скандинавские руны. А по потолку струились рисунки. Я подняла свечу повыше. В неровном свете проступил знакомый символ – змей, кусающий собственный хвост. Уроборос – символ вечности.
Золотистые чешуйки змея, мерцали в свете пламени, словно наделённые собственной жизнью.
“Может какое-то заклинание?” – подумала я.
Поэтому продукты остались свежими.
Если честно, то я нашла настоящее сокровище! Дом разграбили, а вот попасть в подвал не смогли. И нужно сказать спасибо, несчастному господину Рейвену, что сбегая, он оставил такое богатство! А может это вовсе не его? Сколько была заперта эта комната? Никто не знает.
Страх постепенно отступал. Впервые с момента прибытия я почувствовала не тревогу, а воодушевление. Всё здесь, каждый мешок, каждый ящик – говорили о возможностях, о новой жизни.
– Боги, а ведь всё налаживается, – выдохнула я, прижав ладонь к груди.
Я засмеялась. Но тут же одёрнула себя, выпрямив спину и глубоко вздохнув.
– Нет. Расслабляться пока рано.
Взгляд упал на большой мешок в углу. Подойдя ближе, я осторожно развязала его и заглянула внутрь. Овёс. Свежий, как и всё в этой комнате.
– Шторм! – воскликнула я. – Бедняга, должно быть, голоден как волк.
Изучение подвала могло подождать, а вот голодный конь – нет.
В ту же минуту я направилась обратно через лабиринт подвальных помещений на кухню. В углу под столом обнаружилось ведро. Немного наклонившееся набок, с потрескавшимися от времени досками, но железные обручи всё ещё крепко стягивали бока.
С ведром в одной руке и свечой в другой вернулась в подвал. Спуск оказался непростым – деревянное ведро было тяжёлым, а свеча норовила погаснуть от каждого движения воздуха. Но я справилась и вскоре снова стояла перед мешком с овсом.
Поставив свечу на ближайшую бочку, зачерпнула руками золотистые зёрна и начала пересыпать их в ведро.
– Надеюсь, тебе понравится, – пробормотала я, думая о Шторме.
Я уже засобиралась на выход, когда внезапно снаружи донеслось пронзительное лошадиное ржание, а сразу после послышалась человеческая ругань и крики.
Ведро выпало из моих рук, с глухим стуком ударившись о каменные плиты пола. Золотистые зёрна овса брызнули во все стороны. Но мне уже было не до них.
Схватив свечу, бросилась к лестнице.
Распахнув входную дверь, выскочила во двор, щурясь от внезапно ударившего в глаза дневного света…
– Прочь, чудовище!
Внутренний двор разразился руганью.
Шторм встал на дыбы. Я подбежала к коню, закрыв собой незваного гостя, который в эту минуту беспомощно барахтался в глубоком снегу.
– Тише, мальчик, – прошептала я, осторожно касаясь взмыленной шеи Шторма, – Тише.
Конь всхрапнул, недоверчиво косясь на незнакомца, но под моими прикосновениями постепенно успокоился. Его ноздри раздувались, выпуская клубы пара в морозный воздух, но дикий блеск в глазах начал угасать.
– Вот так, хороший мой, – шептала я, поглаживая его по шее. – Никто не причинит нам вреда.
Незнакомец всё ещё лежал в снегу. Это дало мне время отвести Шторма в стойло и закрыть дверь.
Когда я вернулась, мужчина вновь взвизгнул:
– Чудовище! Такое животное нужно держать на цепи! Что за вопиющее безобразие?
– Безобразие? – хмыкнула я, протягивая руку, чтобы помочь незнакомцу подняться. – Я бы хотела задать тот же вопрос! Здесь, вообще-то, частная территория, а не проходной двор. Кто вы такой и что делаете в моём доме?
Незнакомец нервно фыркнул и с преувеличенным усердием принялся отряхивать налипший на плащ снег. Его нелепая вязаная шапочка съехала набок, обнажив встрёпанные седеющие волосы.
– Ганс Нобель! – мужчина гордо вскинул подборок, и я смогла рассмотреть его получше.
Худой, невысокий, с острыми чертами лица, которые делали его похожим на птицу – особенно длинный, заострённый нос. Маленькие глаза, посаженные слишком близко к переносице, смотрели на меня цепко, с каким-то недоверием и… опаской.
– Помощник префекта Ульфа Штаймера, – продолжил Нобель, с нарочитой важностью демонстрируя потрепанную кожаную папку. – И прибыл сюда с официальным поручением.
– Официальное поручение, значит, – медленно повторила я.
– Точно так-с! – взгляд помощника нервно переместился на дом, крыша которого слегка потрескивала, то ли от ветра, то ли от тяжести налипшего на неё снега. – А вы тут со своим конём…
– Шторм защищал себя и дом, – парировала я, выпрямив спину. – И наказывать его я не собираюсь!
Ганс Нобель недовольно поёжился, плотнее запахивая полы своего пальто.
– Ещё раз спрашиваю, что вам нужно?
– Полчаса назад в нашу администрацию явился Нильс Оддер – капитан городской стражи, и заявил, что вы являетесь новой хозяйкой данного участка и недвижимости! – выпалил Нобель на одном дыхании. – Меня попросили проверить ваши бумаги!
– Что ж… извольте, – я достала из-за пазухи документы и протянула их помощнику префекта.
Мужчина извлёк из внутреннего кармана очки в тонкой металлической оправе и с такой важностью водрузил их на переносицу, что невольно напомнил мне судью, готовящегося огласить приговор.
Прошла минута… другая. Брови Нобеля то и дело взлетали вверх, а тонкие пальцы, похожие на карандаши, нервно перебирали страницы. Несколько минут он молча всматривался в бумаги, иногда приближая их к самому носу, словно подозревал подделку.
– Так-так-так, – бормотал он себе под нос.
Я переминалась с ноги на ногу, проклиная мороз и неожиданного гостя. Шторм стоял у себя в стойле, нервно фыркая.
Наконец, Нобель поднял глаза от документов, и на его лице расплылась торжественная улыбка.
– Всё в полном порядке! – объявил он с неожиданным воодушевлением. – Позвольте поздравить вас с законным вступлением в наследство!
– Спасибо, – пробормотала я.
– Надеюсь, теперь-то городская казна получит свои недоимки?
Я недоумённо посмотрела на него, не понимая причины восторга.
– Какие ещё недоимки? О чём вы говорите?
– Как же, как же! Прежние хозяева этого прекрасного поместья, – мужчина вновь взглянул дом и поморщился. – Так вот, – продолжил он, отступив подальше, – прежние хозяева вот уже пять лет не платили ежегодный земельный налог и сбор на содержание городской стражи! Пять лет, представляете? – Нобель театрально всплеснул руками. – По нашим расчётам, задолженность составляет… – он заглянул в папку, – сто сорок восемь золотых и пятьдесят шесть медяков!
– Но, как же. Я не…
– Взгляните, – помощник префекта тыкнул мне в мои же бумаги, – Имущество и все обязательства по дому отчуждаются полностью. В ваше право. Теперь именно вы должны погасить долги!
Я стояла, оглушённая этим известием. Сто сорок восемь золотых! Да у меня едва ли наберётся десятая часть этой суммы.
Отец… Это в его характере. Избавился не только от неугодной дочери, но и от имущества, погрязшего в долгах.
