Пока я лихорадочно размышляла, слуги бесцеремонно схватили несчастную женщину за руки.
– Немедленно отпустите её! – резко приказала я.
– Да как ты смеешь открывать рот? – яростно рявкнул отец. – Забыла своё место?
– Меня подставили!
Лёгкие трещали от частого, рваного дыхания. Сердце колотилось о рёбра, словно обезумевшая птица.
– Что ты там сказала? – отец шагнул на гравийную дорожку.
– Меня подставили, – твёрдо повторила я.
Краем глаза мне удалось увидеть, как кузина сжалась, точно испуганный зверёк, готовый в любой момент броситься наутёк.
Похоже, моя догадка оказалась верной.
– Вашего сына больше нет, – я опустилась на колени. – Мне очень жаль.
Женщина замерла, глядя на меня остекленевшими глазами. Казалось, она не дышит. А потом из её груди вырвался такой пронзительный, полный боли крик, что у меня волосы встали дыбом.
– Нет! – она рухнула на землю, царапая ногтями грудь, словно пытаясь вырвать из неё рвущееся сердце. – Не может быть! Вы лжёте!
– Это могла подстроить Розалинда, – твёрдо произнесла я, поднявшись с колен. – Я не потерплю, чтобы меня обвиняли в том, чего я не совершала!
– Ложь! Всё ложь! – истерично закричала Розалинда. – У тебя нет никаких доказательств, кроме домыслов этой сумасшедшей!
– Молчать! – прогремел голос отца.
Я вздрогнула. Он медленно спустился с крыльца.
Не говоря ни слова, отец грубо схватил меня за волосы и резко дёрнул, заставляя наклониться. Острая боль пронзила кожу головы, слёзы невольно брызнули из глаз.
– Мне плевать, была измена или нет, – прошипел он мне прямо в ухо, обдавая жарким дыханием. – Плевать, кто и что подстроил. Сейчас главное – чтобы все держали свои поганые рты на замке, ты меня поняла?
– Но были же родственники, которые уехали, – прошептала я, морщась от боли. – Неужели все они будут молчать?
– Я уже позаботился об этом, – процедил отец сквозь зубы. – А если ты продолжишь истерить… что ж, память – такая хрупкая вещь. Её так легко стереть.
Я похолодела, осознав смысл его слов.
Рыдания несчастной матери Лудде стихли – видимо, она потеряла сознание. Слуги подхватили её безвольное тело и потащили прочь со двора.
– Увидите мою племянницу в дом! – приказал отец.
Тело сковало оцепенение. Я даже не смогла понять, к кому именно он обратился.
Когда силуэт Розалинды растворился в темноте, руку пронзила тупая боль. Стальная хватка отца безжалостно впилась в моё запястье.
Меня потащили к дому. Я спотыкалась на каждой ступеньке, но отец безжалостно тянул вперёд.
Эта дорога… Я хорошо знала её. Сколько уже раз меня вот так волокли в комнату?
– Будешь сидеть здесь, пока твой благоверный муженёк не соизволит явиться! – прорычал отец, грубо втолкнув меня в комнату.
– А если он вообще не приедет?! – в сердцах выпалила я.
Страх и обида душили, я не смогла сдержаться.
Отец замер на мгновение. Лицо исказила зловещая ухмылка:
– Что ж, значит, у этого дома появиться ещё одна тайна! – холодно произнёс он.
Щелчок замка прозвучал как приговор.
От безысходности я опустилась на кровать – что ещё делать?
Правда… Кому здесь она вообще нужна? Всем плевать, что на самом деле произошло с Лудде. Плевать на его несчастную мать, которая теперь знает, что потеряла сына. Плевать на мою невиновность.
Комната постепенно погружалась во тьму, а вместе с ней таяли и последние крупицы надежды. Где-то вдалеке слышались приглушённые голоса домочадцев, но они казались такими далёкими, будто доносились из другого мира.
Мягкая подушка поманила своим теплом, и я, поддавшись слабости, положила на неё голову.
В ту же секунду тело налилось свинцом. Веки отяжелели, мысли стали размытыми, нечёткими. Меня окутал сон.
Проснулась резко, одним рывком, словно вынырнула из ледяного омута. В комнате царил полумрак, лишь тонкая полоска лунного света пробивалась сквозь неплотно задёрнутые шторы. Через пару мгновений в двери заворочался ключ.
Мышцы инстинктивно напряглись.
Что это? Снова дурацкий сон?
Нет. Похоже, всё происходило наяву – в комнату неспешно вошли служанки, держа в руках нечто, отдалённо напоминающее ночники. Но вместо привычных лампочек в них были вкручены светящиеся камни.
Одна из них, та самая, что говорила о Лудде, всё время отводила глаза, но я заметила, что они у неё были красными и опухшими.
– Что случилось? – спросила у Ирмы, встав с кровати.
Девушка не ответила. Обе, словно в рот воды набрали.
Я не сразу заметила, что они притащили с собой три огромных дорожных чемодана.
Служанки двигались быстро, старательно избегая моего взгляда.
Я в оцепенении наблюдала, как они методично открывают шкафы и комоды, достают платья, бельё, украшения – всё то, что принадлежало Анне. После чего вещи аккуратно складывались в чемоданы.
Опустившись в кресло у окна, почувствовала странное отстранение от происходящего. Словно смотрела представление в театре, где актёры разыгрывают сцену сборов, а я – лишь зритель, случайно оказавшийся на этом спектакле.
Время остановилось в этом зачарованном пространстве, где единственными звуками были шорох ткани и тихий стук закрывающихся ящиков.
Когда вещи были собраны, служанки также молча удалились.
Я, ровным счётом, ничего не понимала. Сидела в кресле и пустым взглядом пялилась на чемоданы.
Перовой мыслю было – приехал генерал. Но в доме подозрительно тихо. Да и во дворе никого.
Внезапно тишину разрезали тяжёлые, размеренные шаги, раздавшиеся в коридоре. Секундой позже дверь с тихим скрипом отворилась, и в комнату вошёл отец. Он не спеша прошёлся от одного угла к другому, осмотрел собранные служанками чемоданы, и на тонких губах появилась едва заметная, многозначительная усмешка. По его скупому, безэмоциональному лицу невозможно было понять, о чём он думает на самом деле.
– Что происходит? – я заговорила первой.
Молчать в этой странной и нервной ситуации было невозможно.
– Как я и думал, – отозвался отец, небрежно пнув один из чемоданов, – твой муж от тебя отказался.
Он повертел в руках какую-то записку.
– Бедный генерал не смог вынести позора и нанесённого ему оскорбления.
Я попыталась возразить, объяснить, что измены не было, что во всём возможно, виновата Розалинда, но отец властно поднял руку, обрывая мои слова:
– Довольно! Не желаю ничего слушать.
Я предпочла замолчать. Не хотелось, чтобы меня снова оттаскали за волосы. К тому же мне было любопытно послушать, что ещё скажет этот выродок.
– Я не могу оставить тебя здесь, – продолжил отец, мерно расхаживая по комнате. – Розалинду нужно выдать замуж, а ты… – он остановился и впился в меня пронзительным взглядом зелёных глаз. – Скажем так, твоё присутствие в этом доме может доставить всем нам определённые неудобства.
Неудобства? Неудобства?! Вот уж действительно! Защищать себя от клеветы, раскрыть истинные намерения кузины – это уже считается неудобством?
Впрочем, о чём я вообще говорю? Семья Вейр, как верно было сказано, настоящее крысиное гнездо!
– У нашей семьи есть небольшой домик на севере, – продолжил отец всё тем же ровным, бесстрастным тоном, будто озвучивал план на выходные, а не решал судьбу своей дочери. – Отдалённое, уединённое место, в котором ты сможешь жить. Что скажешь?
Что скажу? У меня наконец-то соизволили спросить мнение? Вот только глядя на уже собранные вещи, я прекрасно понимала – решение принято без меня и за меня. Совершенно не важно, какой ответ я дам. Этот деспот, называющий себя моим отцом, просто решил поиздеваться напоследок. Он упивался своей властью надо мной. Захотел посмотреть на растерянность и беспомощность в моих глазах…
Пусть катится к чертям собачьим!
– Мне нужна официальная бумага! – выпалила я, едва сдерживая рвущуюся из груди ярость. – Нотариально заверенный документ, подтверждающий, что дом, о котором вы говорите, будет принадлежать мне, и только мне!
На долю секунды лицо отца дрогнуло. Похоже, он не ожидал от меня подобного хода. Что ж, тем лучше.
– Если вы откажетесь предоставить такую бумагу, я прямо сейчас побегу к властям и расскажу им всё, что здесь произошло! – продолжала, не давая и шанса возразить. – И поверьте, вы меня не остановите!
Я пошла ва-банк. Решилась на отчаянный шаг. Угрозами и шантажом выстлана моя дорога к свободе.
Кроме того, в груди теплилась надежда, что в этом чёрством, бездушном человеке ещё осталась хоть капля любви к своей дочери, и он не станет стирать мне память…
Глава 7
Отец ухмыльнулся. Он стоял у окна, сцепив руки за спиной. Холодный, сухой, равнодушный, казалось, ко всему.
– Похоже, ты начала понимать правила игры, – едва слышно произнёс он. – Что ж… Будь, по-твоему. Джеймс! – комната наполнилась эхом властного голоса.
В следующее мгновение дверь бесшумно отворилась, и на пороге возник слуга.
– Пошли за Адольфусом Харлоу. Немедленно!
Слуга поклонился и поспешно удалился.
Гнетущая тишина заполнила помещение, точно густой туман. Отец продолжал стоять у окна, глядя в темноту за стеклом, а я сидела, боясь пошевелиться, чтобы не спугнуть момент моей маленькой победы.
Он согласился!
Взгляд упал на собранные чемоданы. В них – вся прошлая жизнь Анны, которая теперь стала моей. Может быть, мне всё же дали шанс написать собственную историю?
Прошло около часа. С приходом первых солнечных лучей, прорезавших предрассветную хмарь, в доме появился сонный и слегка помятый нотариус. Тот самый, что совсем недавно оформлял сделку между Артейром и отцом.
– Адольфус, – заговорил отец, едва мы переступили порог его кабинета, – прости, что так рано, но появились неотложные дела.
Нотариус зевнул и вздрогнул, прогоняя последние ошмётки сна.
– Что вы, граф, – мужчина снова зевнул. – Как я уже говорил, это моя работа. Что нужно от меня?
– Переписать имущество на мою дочь. А именно коттедж в Дала-Эрнэ.
– Что же вы там забыли, миледи? – спросил нотариус, вскинув брови.
– Это законная часть её наследства, – ответили за меня. – Я, как хороший родитель, должен позаботиться о дочери. Тем более, этот дом достался мне от моего отца, а ему – от его. И раз у меня нет сына… Семейные традиции нужно чтить, Адольфус.
Я чуть было не усмехнулась, но успела прикусить язык. Сейчас не самое удачное время демонстрировать своё отношение к словам. Даже намёк на насмешку мог разрушить всё, чего мне удалось добиться.
– Вы прекрасный человек, Вейр, – тепло улыбнулся нотариус. – Как приятно видеть, когда отец так заботится о своём ребёнке.
Желудок скрутило от этого спектакля лицемерия. Нотариус, не скрывая угодливости, откровенно лебезил перед отцом. А отец, в свою очередь, с усердием, достойным лучшего применения, разыгрывал роль любящего и заботливого родителя перед посторонними людьми. Эта неестественная, насквозь фальшивая сцена вызывала у меня непреодолимое желание покинуть помещение. Каждая фраза, каждый жест были пропитаны ложью и притворством, от которых хотелось скорее избавиться, словно от липкой паутины, опутавшей всё вокруг.
Закончив любезничать, нотариус достал из своего портфеля плотные гербовые листы и, с позволения хозяина, устроился за рабочим столом.
Когда все документы были оформлены и подписаны, Адольфус Харлоу поставил свою печать и довольно произнёс:
– Вот, пожалуйста. Дарственная на имя Анны Артейр. Имущество и все обязательства по нему отчуждаются полностью в ваше право, – подытожил мужчина, передав мне бумаги.
