Максим Гаусс "Лейтенант. Назад в СССР. Книга 8"

Эх, а ведь только-только появилась весьма серьезная надежда на то, что это какая-то поисковая операция или ночной облёт по каким-то специальным вводным… Ну, не судьба, куда деваться? Я привык рассчитывать только на свои силы, чего зря себя обнадеживать?

Душманы же, также сообразив, что опасности нет, опустили оружие, расслабились. Для них советские Ми-24 – это страшная вещь, аки шайтан, с которым лучше не связываться, если ему нечего противопоставить. А у этих не было. Максимум РПГ, да и то я подобного не наблюдал среди их вещей.

С момента моей выходки прошло не более минуты.

Я притаился в удобной ложбине, за большим камнем, ожидая взрыва брошенной в костер мины. Если она окажется исправной, то вот-вот рванет. И рванет знатно – собравшимся вокруг костра душманам мало уж точно не покажется. Пожалуй, некоторые сомнения по гуманности, возникали только насчёт старого Сафира – ему такой судьбы, несмотря на не самые приятные обстоятельства нашего знакомства, я не желал. Да, у него были в голове свои тараканы, которых я не понимал. Однако он меня не бросил, не добил. Наоборот, притащил в безопасное место, извлёк осколки… Выхаживал!

И все же я понятия не имел, кто он такой. Не думаю, что каждый встречный душман в дикой и пустынной местности обладает навыками хирурга… Что он, куском лезвия, прямо среди камней осколки из меня выковыривал? Сложно такое представить, хотя чего только в полях у врачей не случается. Бывают такие чудеса, что и поверить сложно.

Когда проблема будет решена, нужно попробовать поговорить с ним ещё раз, только теперь с позиции мягкой, но настойчивой силы. Если, конечно, будет с кем разговаривать…

По моим подсчётам, мина должна была рвануть примерно минуты через две с половиной после того, как я ее опередил в «пункт назначения». Может, немного больше, а может, меньше. Тут не угадаешь. В любом случае, потребуется не так уж и много времени.

Очень быстро успокоившиеся душманы вернулись к костру и вновь заняли свои места, продолжив трапезу. Моей шустрой выходки не заметили ни душманы, ни сам Сафир, который точно так же отвлекся на шум. И это хорошо, поскольку я не знал, какой будет его реакция. Вдруг выбросит какую-то глупость?

В ожидании, я заглянул в сумку, прихваченную со стоянки. В ней оказался свёрток с патронами россыпью для автомата Калашникова образца сорок седьмого года – штук семьдесят или около того. Пустой магазин, одна граната РГД-5, кусок подсохшей лепёшки, шапка пуштунка, какая-то свёрнутая в рулон мятая тряпка. Пустой бурдюк, резиновый тапок, явно трофейный. И все, больше ничего интересного.

К сожалению, компактного оружия в ней не оказалось – душманы пистолетами практически не пользовались, поскольку в засадах или на расстояниях свыше пятидесяти метров от них не было никакого толку. Да и вообще, редко у кого из рядовых духов можно было встретить пистолет. Вот у полевых командиров или генералов – другое дело. Они любили пистолеты, особенно наградные, западного производства. Символ успеха и значимости.

Самое полезное среди найденного – пожалуй, это граната. Но её лучше сохранить для более подходящего, крайнего случая. Тапок я выбросил. Мне от одного пользы немного.

Побросав все обратно, я вновь выглянул из-за камней – ничего не изменилось. Они по-прежнему вели себя так, словно находятся не на войне, а просто вышли за город на пикник. Вероятно, знали, что советских патрулей здесь нет, вертолёты почти не летают. Вот и вели себя расслабленно, будто они тут хозяева. Ну-ну…

Я уже хотел спрятаться обратно, как вдруг старик Сафир подал голос – половину слов я не расслышал, но судя по всему, он просился отойти в сторону и справить нужду.

Нужно признать – очень вовремя.

Ему разрешили – душманы продолжали жрать мясо и смеяться, обсуждая что-то весёлое. Старик их не волновал, хотя отпускать его насовсем они явно не пожелали.

И вдруг оглушительно рвануло. Камень, за которым я сидел, ощутимо вздрогнул. Произошло это быстрее, чем я ожидал – примерно на двух минутах. Мощным взрывом горящие головешки, пепел и угли, обгрызенную тушу барана, душманов – все раскидало в стороны. Тут же поляну заволокло дымом и пылью.

Я выбрался из своего укрытия, медленно и осторожно вышел на поляну. Рядом валялся автомат Калашникова, видимо, кого-то из душманов. Подхватил его, осмотрел – нормально, цел.

Тут и там валялись горящие головешки, света было немного, но чтобы хоть как-то осмотреться – хватало. Воняло жженым, пылью.

Справа послышались тихие, сдавленные возгласы, стоны. Заметил вялое шевеление. Само собой, часть духов выжила – всех не убило. Быть может, здесь вообще убитых нет – все раненые. Пока неясно. Я двинулся вперёд.

Через несколько шагов в пыли и дыму я различил пару лежащих на земле тел. Левее меня я заметил сидящего на земле душмана – тот стонал и держался руками за голову. Качался вправо-влево… Сейчас он ещё ничего не соображал, и вероятно, ничего не слышал, но пройдёт время и если раны моджахеда не смертельны, он вновь возьмётся за оружие. Таких, как он, в живых оставлять нельзя. Вскинув автомат, сняв с предохранителя, я прицелился и без раздумий выжал спусковой крючок.

Выстрел – готов! Я на войне, окажись на его месте кто-то из советских солдат, его ждала бы та же самая участь. Иначе не бывает. Жестоко? Вовсе нет, наоборот, гуманно – избавил его от мучений. Кто б его оперировал тут? Сафир?

Ещё трижды я добивал раненых. Остальным не повезло или, наоборот, как раз таки повезло – не мучились и погибли сразу. Легкая смерть.

Ветром дым и пыль разнесло по всей поляне – видимость стала лучше. Я обошел большую ее часть – кажется все, дело сделано. Все восемь тел были здесь.

Вдруг справа послышался тихий треск, я тут же развернулся и вскинул автомат на звук. Но почти сразу же чуть опустил его вниз. Это был старик Сафир, который выглядел так, словно привидение увидел. Он торопливо выставил руки перед собой, вытаращился на меня испуганным и даже изумлённым взглядом.

– Нет, не стреляй! – воскликнул он.

Я опустил автомат стволом вниз, но продолжал смотреть на старика подозрительным взглядом – вдруг у него при себе оружие, и он рискнет им воспользоваться? Мало ли, вдруг его потряс тот факт, что пленный советский солдат, которому он спас жизнь, покрошив душманов, оказался настоящим зверем. Не лучше ли такого пристрелить, а то мало ли, на что он ещё способен? Но, кажется, ему было совсем не до этого и ни о чем подобном он и не думал.

– Проблема решена? – негромко поинтересовался я, кивнув на мертвые тела.

Старик ответил не сразу – он растерянно осмотрелся по сторонам, зацепился взглядом за добитого мной моджахеда. И только потом кивнул.

– Ты о них не беспокойся! – отозвался я, уловив его мысли по взгляду. – Лучше расскажи-ка мне, кто ты, чёрт возьми, такой и почему пытался меня спрятать? Чего этим духам здесь было нужно? Почему они тебя в чем-то подозревали и удерживали здесь? Как долго и каким образом ты тащил меня сюда? Откуда у тебя навыки хирурга?

Сафир молчал, словно взвешивал мои слова.

– Ты все понял или пояснить?

– Я тебя понял, шурави. Я попробую рассказать.

– Идём обратно в наш сарай, а то здесь как-то грязно! – произнес я, продолжая контролировать взглядом старика. Вдруг он решит подобрать оружие и ударить мне в спину? У афганцев это норма.

Он наверняка уже понял, что я твёрдо перехватил инициативу и теперь сам буду диктовать правила. Но уже свои. Захочу уйти – уйду, само собой, разрешение спрашивать не стану. Более того, теперь он даст мне всё необходимое. И что-то подсказывает мне, что у него есть много полезных вещей, которые помогут мне все сделать по уму. Правда, времени не так уж и много.

– Хорошо.

– И без глупостей, да?

Сафир снова кивнул.

Мы добрались до нашего сарая, где я жил последние дни. Сели. Я зажёг масляную лампу – внутри строения сразу стало светлее. Запахло жженым.

– Сафир, всё, что ты видел, это часть моей работы, часть моего долга… Я не собирался никого убивать, но таковы реалии войны. Если бы эти духи меня увидели, совершенно точно расстреляли бы. Так что не удивляйся тому, что я с ними сделал. Кстати, откуда у тебя советские минометные мины?

– Мины? – удивился старик. Видно было, что он удивлён и не фальшивит. – Какие ещё мины?

– В том самом тайнике, где ты меня спрятал, были спрятаны две мины, предназначенные для советских 82-миллиметровых миномётов. Мины старые, лежали тут довольно давно. Зачем они тебе?

– Они не мои… – не сразу ответил он. – Это моего старшего сына.

– Ты ведь не афганец, так? – прищурился я. – И имя у тебя странное.

– Нет, я не отсюда. Я родом из Таджикской ССР, из небольшого городка на юге. Здесь живу с шестьдесят восьмого года. Ушел в горы с началом войны. В Союзе я, действительно, был хирургом, до войны работал врачом в одном из городов. У меня двое сыновей, младший перед самым началом войны уехал в Пакистан, а старшего убили уже советские солдаты во время засады на одну из ваших автомобильных колонн. Это его тайник. Раньше в нём было оружие, но я выбросил его, мне оно ни к чему. А о том, что там ещё и мины есть, я не знал.

– Соболезную! Но я чувствую, что ты слегка недоговариваешь… Зачем сюда пришли духи? За оружием, да?

Глаза у Сафира подозрительно забегали. Явно он где-то приврал или, наоборот, не договаривал всей правды.

– Знаешь, мне почему-то кажется, что твой сын то ли воровал, то ли менял оружие у наших войск! – продолжил я. – Чистил его, приводил в порядок, а затем продавал или передавал душманам, так? Уж не знаю как, но речь идёт точно не об одном или двух стволах… Твой сын служил в Советской армии, так? Отсюда и оружие… Списанное, но вполне боеспособное, так? Но зачем?

– Зачем, зачем… – нахмурился тот. – Младший сын должен был учиться на глазного врача. В Америке. Он из Пакистана попал в Индию, а оттуда полетел к американцам. А учёба там – это много денег… Хорошая учеба. Вот Халиф, прапорщик по званию, и решил оплатить ему учёбу таким образом, хотя я отговаривал его. Мы собирали оружие на местах засад, обменивали на блокпосту. Патроны покупали или обменивали. Продавали духам.

– Ясно… – вздохнул я. – Ну, продолжай!

– Халифа разоблачили свои же, наказали. Хотели отправить на гауптвахту, но он сбежал. При попытке скрыться его подстрелили. Ранение было серьезным, я не смог ему помочь.

– Прискорбно. Но зачем тебе я?

– Душманы приходили за оружием раз в месяц-два. В последний раз они приходили в июле, но у меня ничего для них не было. Все закончилось. Сегодня они пришли сюда раньше, чем обычно, требовали, чтобы я показал им, где беру оружие… Или сами пристрелят, потому что я неместный. А я не знаю, Халиф сам все делал. Я подумал, что увидев тебя, они посчитают, что я работаю на вашу разведку. Меня бы точно убили.

Его рассказ, конечно, был очень сбивчивым, без деталей и разъяснений. Но в целом, он вроде бы не врал. Но там точно было что-то ещё, чего он мне ещё не сказал или намеренно не захотел рассказывать.

– Ясно… а где ты меня нашел?

– В шести километрах отсюда. На старой дороге. Притащил на волокуше, помощь оказал в пути, в своем доме. А потом сюда притащил. Я видел, как на вас напали, видел, как ты полз. Нашел тебя у воды. Не знаю почему, решил помочь… Ты похож на Халифа…

На бледно-голубых глазах старика выступили слёзы – вероятно, он говорил правду.

– Я хочу ещё раз поблагодарить тебя за оказанную помощь. Ты ведь не собирался делать меня рабом так?

– Да какой из врача рабовладелец? – тяжко вздохнул Сафир. – Отпустил бы. А говорить с тобой не хотел потому, что ты тоже русский.

Повисла напряжённая пауза, оба молчали.

– Вот что, ты сделал доброе дело. Без тебя я бы уже подох где-нибудь, без шанса на спасение. Меня просто нашли бы и добили, я мог истечь кровью…

– Что ты намерен со мной сделать? – спросил тот.

– Ничего! – ответил я. – Поблагодарить. И даже знаю как.

– Мне ничего не нужно.

– Посмотрим! Как ты понимаешь, я не собираюсь здесь оставаться надолго. Мне нужно к своим… Ты знаешь, как выйти к советскому блокпосту?

– Нет… был один, где служил Халиф, но его давно бросили. А куда идти – не скажу. Могу только направление показать.

– Мне нужно три-четыре дня подготовиться. Я ещё слаб. В таком виде я идти не могу, да и надолго меня точно не хватит. Поможешь?

Сафир задумался – его что-то тревожило, но говорить он не стал. Просто кивнул несколько раз.

Следующие четыре дня пролетели незаметно – он трижды перевязывал и обрабатывал мне раны, принес новую одежду и даже поношенные ботинки с высоким берцем. Еще рюкзак, компас и старую карту.

По моим представлениям, ближайшая точка, где были наши войска, располагалась километрах в тридцати. За прошедшие дни, в прямой видимости, хоть на большом удалении, трижды пролетала большая смешанная группа вертолётов Ми-8 и Ми-24. Это означало, что запреты на полёты, скорее всего, уже сняли. Это хороший знак…

Тела мертвых духов старик куда-то стащил и закопал. Я не стал к нему докапываться – захотел, его дело. Никто ведь не заставлял. Все было как раньше, за исключением того, что теперь я никому не подчинялся – старик понял, что я не тот, кого можно сломать. Просто понял на каком-то духовном уровне. Оспаривать не стал, и даже не в оружии дело.

Наконец, я был готов. Более-менее.

Попрощавшись и поблагодарив старика за воду, еду, одежду и помощь, я выдвинулся в путь. Шел медленно, с постоянными остановками. Уже к вечеру того же дня я прошел всего лишь около четырех километров и с трудом добрался до края горной гряды, за которой находились холмы, а ещё дальше равнина. Где-то там располагался советский блокпост, возможно, тот самый, где меня ранее держали взаперти…

Когда стемнело, я вынужденно остановился на ночлег, подыскав что-то вроде пещеры. В самой ее глубине развел крохотный костерок – сил не было, устал как собака. Перекусил вяленым мясом, запил водой. Все тело болело, хотелось спать.

Однако не стоило забывать, что вокруг враг – а ну, сколько тут таких групп может бродить, вроде той, что я подорвал миной в костре?! Издалека, на расстоянии я видел духов, которые шли по своим делам. Здесь далеко не безопасно, но в Афгане нет безопасных мест – это знает каждый, кто был там.

Я старался спать урывками, но потом всё-таки не выдержал и, погасив костерок, забился в самую глубь пещеры. Автомат и гранату держал при себе – мало ли кто в гости пожалует?

Но рано утром, едва рассвело, я проснулся от оглушительного грохота.

Схватив автомат и выскочив наружу, я быстро осмотрелся. В небе, далеко справа я увидел дымный след – падал горящий вертолёт. Видимо, экипаж пытался посадить подбитую машину, но получалось плохо… Скоро вертушка то ли села, то ли упала за скалами. Ее непременно будут искать, будут эвакуировать экипаж. Нужно успеть, чтобы и меня подхватили… Расстояние примерно километра три с половиной, может, больше – в горах расстояние воспринимается иначе…

Подхватив свои вещи, я заковылял прямо туда! Но успею ли?

Глава 6. Марш-бросок

Уже три недели майора держали в пустом и грязном зиндане.

Одного. Не считая парочки наглых крыс. После той дерзкой выходки чекиста с захватом радиостанции, больше никаких поблажек со стороны душманов и представителей ЦРУ не было, и быть не могло. Хорошо, что вообще не пристрелили – ведь об этом просто никто бы никогда и не узнал. Был такой офицер КГБ СССР майор Кикоть, летел на самолете на новое место службы и неожиданно пропал без вести.

Такие мысли способны обескуражить кого угодно. И неважно, обычный ты человек или опытный сотрудник Комитета государственной безопасности, с двадцатилетним стажем… Можно быть стойким, крепким, уверенным. Однако всему есть предел! А учитывая, сколько всего выпало на долю майора, им можно восхищаться…

Само собой, в лагере никто с русским офицером толком и не разговаривал, ему ничего не объяснялось. Отношение дерьмовое, а все общение происходило только в виде допросов в самой грубой форме. Таковы реалии военного времени. И без разницы, что вроде как СССР с Америкой открытых боевых действий не вел… Это не мешало им проводить подобные допросы. Ничего удивительного – с чекистом просто не знали, что делать. Они не знали, кто он такой на самом деле. Вскройся подобный факт, его сразу увезли бы в неизвестном направлении…

Прием пищи для пленного был определен всего один раз в день, да и то, еда была дрянная и в весьма небольшом количестве. Воды тоже давали мало, с расчетом лишь на то, чтобы шурави не помер от жажды. Спать приходилось на голой земле, среди камней. Из одежды – только рваные обноски. Даже обувь забрали. Неудивительно, что Виктор подхватил пневмонию.

Майор все чаще пребывал в состоянии полудремы, но не потому, что устал, а по причине того, что сильно ослабел. Много чего на это повлияло. Мыслей о побеге больше не было, они выветрились из головы уже в конце первой недели пребывания в чертовой вонючей яме.

Сами американцы ничего не делали, только давали команды. И наблюдали. Душманы постоянно били чекиста, пытали, стремились выведать, с кем он выходил на связь, что именно успел передать. Опасались, что он слил координаты лагеря, но связист, присутствующий на месте во время радиопередачи, отрицал этот момент. Также они рассчитывали узнать, чего именно ранее от него хотел получить Джон Вильямс. Для чего тот взял его в засекреченный лагерь? Но Виктор Викторович упорно молчал, терпел и ничего не говорил… Его стойкости и упорству можно поражаться! Но к чему это приведет в конечном итоге?

Кикоть прекрасно понимал, что его жизнь висит чуть ли не на волоске и как только он все расскажет врагу, от него попросту избавятся. Пуля в голову, и все. А после духи варварски сбросят с обрыва тело и никто его никогда не найдет. На допросе всегда присутствовал один и тот же американец, который неплохо знал русский язык. Это именно он застал его в помещении радиосвязи. Он же и нанес удар прикладом в голову.

Майор недоумевал, куда пропал Джон Вильямс, с которым он разговаривал перед его убытием из лагеря? Тот был важной шишкой, а теперь получалась какая-то ерунда. Для него это было странно. Было же очевидно, что у агента к нему было какое-то важное дело относительно Максима Громова. Казалось, Кикоть только-только нащупал ту самую соломинку, которая позволила бы окончательно разобраться, имеет ли Громов какое-то отношение к иностранной разведке или нет. И вот, снова все рухнуло. Причем таким вот спонтанным образом, по стечению обстоятельств. Конечно же, о том, что именно Громов умудрился задержать Джона, Кикоть знать не мог. Как будто сама судьба помогала молодому разведчику Максиму оставаться не при делах… Впрочем, на фоне всего, что произошло за год с лишним, Виктор уже не считал его тайным агентом… Почти. Слишком многое говорило против этого, несмотря на все же существующие нюансы… Громов был хорошо подготовлен, выдержан, хладнокровен и умен. Странно для его возраста. Но он не враг. Ни в каком смысле.

А тот сеанс связи, который торопливо и в опасной обстановке инициировал Кикоть, завершился ничем. Молодой и неопытный связист, на беду майора дежуривший в тот день и принявший странный сигнал, не стал ни с кем связываться, а просто проигнорировал сам факт произошедшего. То ли побоялся, то ли просто отнесся к этому, как к глупой шутке. Пожалуй, это можно было бы списать сугубо на человеческий фактор, если бы не один момент – в КГБ случайных людей нет, там у каждого большая ответственность. А тут получилась полная халатность. По всему выходило, что Кикоть рисковал зря. Не было никакого смысла в героических действиях майора, а все по причине того, что на нужном месте оказался не тот человек, да еще и не в то время…

За прошедшее время Виктор Викторович, действительно, сильно ослабел, исхудал. Его постоянно терзал голод, жара и жажда. Боль стала постоянным спутником. А тут ещё и внезапная пневмония, которая ещё больше ухудшала положение чекиста… Несложно догадаться, что никому из командования теперь уже не было никакого дела до сбитого месяц назад где-то в горах центральной части республики самолёта АН-26 и группы летевших на нем пассажиров. Получалось, что сначала в штабе не успели толком отреагировать и зафиксировать сам факт потери самолета, а потом коррективы внес действующий запрет на полёты, чем и связал руки окончательно. Всех просто посчитали погибшими. Условно, без разбирательств.

А уже затем последовавшие дальше масштабные изменения и новые вводные по всему Афганистану отбросили на задний фон все, над чем работали раньше. Все силы были задействованы на разведку, координацию и интенсивные атаки на позиции душманов. Авиация Союза точечными и массированными ударами один за другим, каждый день уничтожала склады с оружием, полевые лагеря, караваны… Скопления бандформирований.

Да, про майора случайно забыли. Забыли, что он летел на новое место службы, а с ним больше десятка человек экипажа. Такое, черт возьми, тоже случается…

На стороне противника так же творилась неразбериха – многократно участившиеся атаки сил СССР сбили с толку не только оппозицию, но и всех их союзников. Многие задавались вопросами – как и почему? Да захват Хадида был понятен, но генерал обладал ограниченными сведениями… Афганские командиры теряли людей, оружие, вынуждены были сами бежать. Подобного не ожидал никто. Действующая в Афгане ячейка ЦРУ тоже пребывала в ступоре. И лагерь, где держали майора – совсем не исключение.

О нем никто не знал и потому тянули достаточно долго.

Неудивительно, что спустя некоторое время после описанных событий, американцам в лагере всё-таки поступил приказ от вышестоящего командования – срочно эвакуироваться и бросить лагерь. В спешном порядке, с большей частью военного имущества… Что и было принято к исполнению. Пока ослабевший КГБ-шник валялся в зиндане, американцы объявили сбор с последующим отходом на территорию Пакистана… В лагере была объявлена тревога, творилась неразбериха. Инструкций на такой ход развития событий просто не существовало.

Более того, некоторые сотрудники поверить не могли, что все происходило на самом деле. Ведь на Западе уже считалось, что Советский Союз настолько увяз в многолетней войне и утратил инициативу, что недалек был тот период, когда он примет решение вывести свои войска… И вот, как гром с ясного неба!

Никто толком не понимал, что происходит. В отдельном помещении штаба, рядом с переговорной шёл напряженный разговор между двумя американскими офицерами.

– Джош, я не понимаю, что вообще происходит?! Что нас ждёт?