– Вы все сделали правильно, капитан, – сказал Гордов после недолгого молчания. – Но если есть хотя бы малейшее подозрение, что немцы что-то затевают, чтобы сорвать наше наступление, необходимо эти сомнения либо подтвердить, либо развеять. Вы со мной согласны?
– Согласен.
– А раз так, то придется вам, капитан Шубин, выполнить еще одно весьма важное для нашего успешного наступления задание. Чтобы точно узнать, что затевает немецкое командование, нам необходимы сведения из первых рук. А их, как вы понимаете, может нам дать только штабной офицер СА. И не просто какой-нибудь майор или подполковник – они лишь исполнители приказов, нам нужен штабист из высшего руководства. Вам понятна моя мысль?
– Так точно, товарищ генерал-полковник, – ответил Глеб.
– Хорошо, – кивнул Гордов и после небольшой паузы продолжил: – Но это еще не все, что вам предстоит сделать и узнать. Конечно, действовать вы будете не в одиночку, не одной лишь разведгруппой. Я думаю, что партизаны, – генерал-полковник перевел взгляд на Клименко, – помогут вам еще с одним заданием. Кроме подрыва железной дороги на Броды нам необходимо выяснить, что творится в обороне противника. Выявить в ней пробел, найти прореху. Речь идет о 14-й гренадерской дивизии СС «Галичина». У нас есть сведения о ее составе и количестве, но нет пока четких координат мест ее дислокации. – Он вопросительно посмотрел на полковника Ларионова, отвечающего за разведку. Тот хотел что-то сказать, но генерал-полковник остановил его взглядом, потом перевел его на Соколовского. – Петр Вениаминович доложил, что вы, капитан Шубин, и партизаны из отряда Васильчука имеете некоторые сведения относительно расположения «Галичины».
– Мы сталкивались с «галичанами» во время поисков нашего летчика, – ответил Шубин. – Васильчук рассказывал мне, что они не раз вступали с отдельными отрядами из этой дивизии в перестрелку. По всей видимости, немцы используют националистов в качестве карателей против партизан и местного населения. Я правильно говорю? – спросил он у Клименко.
Тот кивнул, подтверждая слова Глеба.
– Скорее всего, немцы используют эту дивизию в качестве боевой единицы где-то севернее Бродов. То есть примерно в районе леса, в котором расположен отряд Васильчука. Но это только предположение, основанное на том, что партизаны часто сталкивались с этой СС-дивизией на подконтрольной отряду территории. А как оно на самом деле, я не знаю.
– Придется вам вместе с партизанами уточнять это предположение. И если оно подтвердится, узнать и сообщить по рации точные координаты расположения националистической дивизии СС, – конкретизировал свой приказ Шубину командующий 3-й гвардейской армией. Потом потер ладонью лоб, словно вспоминая, все ли он сказал, и закончил: – Что ж, мне остается только добавить, что все дальнейшие шаги вашей операции вы, капитан Шубин, будете согласовывать с вашим непосредственным начальником – полковником Соколовским и с командующим дивизионной разведкой полковником Ларионовым. Для обсуждения деталей можете воспользоваться моим временным кабинетом. – Гордов кивнул сразу всем, давая понять, что у него есть и другие дела, требующие его контроля, и вышел из помещения.
Ненадолго воцарилось молчание, которое прервал полковник Ларионов. Он подошел к столу, на котором была разложена большая карта, и, обращаясь к Шубину, попросил:
– Капитан, покажите мне на карте маршрут, которым вы шли в сторону Бродов и обратно. И по возможности с подробными комментариями.
Еще почти час прошел в обсуждении деталей операции, которую должны были выполнить Шубин и партизаны отряда Васильчука.
– В заключение хочу добавить, – сказал Ларионов, когда уже почти все вопросы по предстоящей операции были обсуждены. – На выполнение всего задания, вернее, всех трех заданий, вам дается не более четырех суток. Время поджимает, сами понимаете. Командование фронтом уже наметило день наступления, и переносить его из-за каких-то оплошностей и недоработок разведки не собирается. Думаю, мне не стоит напоминать вам, капитан, что в ваших руках жизни многих наших солдат и офицеров. О важности сохранения секретности этого задания я вам напоминать не буду, вам и так все понятно. – Он помолчал, о чем-то подумал и продолжил: – Для того чтобы ваше продвижение в тыл врага не было выявлено фашистской разведкой, принято решение выслать в разных направлениях еще две группы разведчиков для отвлечения от основной разведгруппы, то есть от вас. Корректировать ваши действия и держать связь с вами и партизанским отрядом, а также с остальными группами разведки будут связисты из дивизии подполковника Субботина. Еще есть вопросы?
– Сколько человек мне разрешено взять с собой для выполнения задания? – Шубин посмотрел на Соколовского.
– Мы с гвардии полковником решили так, – вместо Соколовского ответил Ларионов. – С вами пойдут пятеро самых опытных разведчиков. Троих вы можете взять из тех, что уже ходили с вами на предыдущее задание, а еще двоих я назначу сам. И, предупреждая ваш следующий вопрос, скажу – на задание вы отправляетесь уже сегодня ночью. – Он посмотрел на циферблат часов на своем запястье и уточнил: – То есть через шесть часов и двадцать четыре минуты. Иначе говоря, выйти необходимо не позже двадцати четырех часов. Получится раньше – отлично. Вопросы?
– Никак нет, – ответил Шубин.
– Все остальные вопросы – в смысле экипировки, воды и прочего – к гвардии полковнику, – кивнул Ларионов в сторону Соколовского.
– Разберемся, – хмыкнул тот и добавил, обращаясь к Шубину и Клименко: – Поехали, будем потихоньку собираться. Лейтенант, – посмотрел он на Реброва, – вы с нами?
– Нет. Я буду позже, когда получу от своего командира добро на погрузку мин и взрывчатки. Подводу с ними я доставлю в группу гвардии полковника, как только закончим погрузку.
– От добре, – улыбнулся Клименко. – За такое – спасибо от всех партизан.
– Не за что, – улыбкой на улыбку ответил Ребров. – Одно дело делаем.
Глава вторая
Автомобиль, за рулем которого сидел сам Соколовский, пылил по дороге обратно в расположение группы. Своего ординарца гвардии полковник отправил на заднее сиденье, в компанию к Клименко, а Шубина усадил рядом с собой под предлогом важного разговора. Но сразу такого разговора, как ожидал Шубин, не получилось. Полковник, по всей видимости, что-то обдумывал, поэтому целых двадцать минут в машине царило молчание. Было так тихо, что в какой-то момент стало слышно, как захрапел уснувший Клименко. Увидев в зеркало заднего вида, что Лелюшин хочет разбудить партизана, Соколовский тихо сказал:
– Не трогай его, Лелюшин. Не видишь – устал человек. Пусть поспит. Ему ночью еще предстоит идти обратно за линию фронта. – Немного помолчав и не повышая голоса, чтобы ненароком самому не разбудить Клименко, он добавил: – Хочу тебе сразу сказать, капитан. Котин останется в расположении группы – у меня для него есть другое задание.
Последовала пауза. Соколовский посмотрел на реакцию Шубина, но Глеб оставался спокойным и невозмутимым, поэтому полковник спросил:
– Кто еще с вами вернулся? Напомни.
– Жуляба, Энтин, Воронин и Ванин. Ванин – раненный в плечо. Ничего серьезного, но в строй вернется не раньше чем через неделю.
– Да, вспомнил, – покивал Соколовский, глядя прямо перед собой на дорогу и выравнивая переваливающуюся с боку на бок из-за неровностей и рытвин машину. – Вот и бери с собой тех троих, которые целы. Впрочем, смотри сам. Кстати, и с Котиным посоветуйся. Он своих ребят лучше всех знает. Но я сейчас о другом… Я недавно с подполковником Субботиным говорил, просил его дать мне кого-то на замену Яценюка. Хочу Миколу вернуть в расположение штаба группы. Мне без него во время наступления никак не обойтись. Что ты думаешь по этому поводу?
– А что мне думать? – пожал плечами Глеб. – Вам виднее. Если надо, приведу Миколу обратно, была бы замена.
– Да, будь добр, доставь мне его обратно. И чтобы без ранений тем более… – Соколовский вдруг замолчал, понимая всю невозможность и нелепость выполнения своего приказа, поэтому через пару секунд заминки тихо добавил, словно извиняясь: – Это не приказ, а личная моя просьба. Понимаешь, капитан?
– Понимаю. – Шубин пристально посмотрел на полковника, а потом, вспомнив что-то, улыбнулся и сказал: – Обещаю выполнить вашу просьбу, товарищ гвардии полковник. Но можно задать вам личный вопрос?
– Давай, спрашивай.
– В тот день, когда прибыл к вам в часть, я встретился с Миколой, и он провел меня к штабной землянке. Там что-то передал вам, завернутое в чистую холстину. Вы его тогда еще очень благодарили и сказали, что он вам чуть ли не жизнь спас. Можно узнать, что там было, в том свертке?
Соколовский рассмеялся. Тихим таким, но заразительным смехом, так что Глеб невольно тоже улыбнулся.
– Ну и глазастый ты, капитан, – рассмеялся Соколовский, – глазастый и памятливый. И любопытный, да?
– Я бы не был разведчиком, если бы не был глазастым, любопытным, памятливым, – заметил Глеб. – Просто я помню Миколу еще с сорок второго года. Вот и хочу свою догадку, а вернее, предположение насчет того, что он вам принес, проверить.
– Вот даже как? – усмехнулся Соколовский. – Тогда, прежде чем я отвечу на твой вопрос, скажи мне, что ты сам думаешь по поводу этого свертка.
– Думаю я, товарищ гвардии полковник, что Микола достал вам… – Шубин чуть замялся, но потом все-таки решился высказать свою версию. – Могу только предположить, что это было сало.
Соколовский удивленно глянул на Глеба, покачал головой и некоторое время вел машину молча.
– Прямо в цель, – наконец сказал он. – И как ты догадался? По запаху и по форме не мог – шмат был завернут плотно и нельзя было увидеть или учуять, что именно в этом свертке находится. Наверное, сам Микола проговорился?
– Если бы он проговорился, я бы у вас сейчас не спрашивал, что он вам принес, – сдерживая улыбку, ответил Шубин.
– Резонно, – только и смог ответить Соколовский. – Тогда как догадался?
– Не догадался, а предположил. Вот и хотел у вас правильность своего предположения уточнить. Значит, все-таки сало?
– Оно самое, – признался Соколовский. – Причем это не я попросил его достать, а он сам вызвался. Сказал, что, когда мы через один какой-то там хутор шли и в одной избе на ночевку останавливались, он видел, как старая хозяйка прятала в чулане здоровый шмат сала. Тогда он промолчал и не стал старушку корить за негостеприимство. Но когда при переправе через реку я простудился, он вдруг пришел ко мне и сказал, что самое лучшее лекарство от простуды – это соленое сало. Я и говорю ему: где ж его сейчас возьмешь? А он мне и рассказал про ту старушку, сказал, что может к ней в гости наведаться и попросить ее поделиться. Я, конечно, сначала возражал, но понимаешь, какое дело… – Соколовский виновато посмотрел на Шубина, но тот, продолжая улыбаться, искренне ответил:
– Понимаю.
Далее до самого штаба ехали молча. Разбудили Клименко, хотя полковнику и жалко было его будить.
– Ты уж извини, Иван Николаевич, что пришлось тебя разбудить, – извиняясь, развел руками полковник.
– Ничего страшного, после войны высплюсь, – потягиваясь и расправляя затекшие плечи, ответил Клименко и, выпрямившись перед Соколовским, как и положено стоять перед командиром, спросил: – Разрешите идти? Надо бы посмотреть, что там мои ребятки поделывали без меня.
– Все свободны, – устало махнул рукой полковник. – Шубин, зайдешь ко мне через час. Сходите к Семенихину… Помнишь, где находится землянка завхоза?
– Конечно, помню.
– Вот сходи к нему, пускай выдаст сухпаек и… В общем, ты сам лучше знаешь, что вам может понадобиться.
Глеб кивнул, и они с Клименко отправились к Семенихину. По дороге завернули к навесу, под которым стояли уже загруженные ящиками с оружием и боеприпасами телеги, а рядом отдыхали партизаны. Часть людей, пришедших с Клименко, отдохнув и проснувшись, разбрелась по стоянке и общалась с бойцами. В большинстве своем выходцы из крестьянского сословия, партизаны заинтересовались мастью и статью лошадей из конно-механизированной бригады и быстро нашли с солдатами общую тему для разговоров и споров.
Глеб отыскал глазами Лесю. Она сидела в тени невысокого деревца прямо на траве неподалеку от навеса и что-то шила, склонив голову. Почувствовав взгляд Шубина, девушка подняла голову и, встретившись с Глебом глазами, чуть заметно улыбнулась и снова опустила голову. Глеб вздохнул. Он-то думал, что больше не увидит эту красивую, с чарующими темно-вишневыми глазами женщину, пробудившую в нем давно уснувшие чувства, но судьба, как видно, имела на этот счет свои планы. И хотя Шубин знал, что сердце Леси не свободно, у нее есть возлюбленный в партизанском отряде – Гарась Швайко, он ничего с собой поделать не мог, поэтому с большим трудом отвел взгляд от Леси и начал высматривать Клименко среди собравшихся в небольшой кружок бойцов.
– Что ты пристал ко мне как банный лист?! – неожиданно услышал он его голос где-то за своей спиной. – Володя, я ведь тебе уже сказал, что не могу решить этот вопрос никаким образом. Даже не проси!
Повернувшись, Шубин увидел Ивана Клименко, рядом с которым смущенно топтался шестнадцатилетний парнишка по фамилии Теткин. Этого подростка Глеб заприметил еще в первый свой день появления в расположении бригады, и, насколько помнил, все бойцы, включая и Миколу Яценюка, к которому мальчишка явно тяготел как к отцу, называли паренька только по фамилии. И вот новость – оказывается, у Теткина было имя – Володя.
Глеб подошел к Клименко и спросил:
– О чем спорим?
– Да не спорим, – махнул тот рукой в сторону еще больше смутившегося Теткина. – Вот просится с нами идти. Говорит, что нет для него у гвардии полковника Соколовского настоящего боевого дела. Приставили парня к лошадям, чтобы ухаживал за ними, но ему, видишь ли, хочется воевать, а не кобылам, как он выражается, хвосты крутить. Так ведь ты говоришь? – строго глянул он на подростка.
Тот кивнул и, переведя взгляд на Глеба, сказал:
– Я давно уже прошу у гвардии полковника определить меня к настоящему боевому делу, а он меня на кухню к повару Гуляеву посылает или к Семенихину на склад. А Семенихин гонит за конями присматривать. За ними и без меня есть кому присмотреть. Я к Котину в разведку просился, а меня и туда не взяли, говорят, малой еще. А какой я малой, если мне уже шестнадцать лет в прошлом месяце исполнилось, – с обидой в голосе говорил мальчишка.
– Вот, – показал на него Клименко, словно этим коротким «вот» подтверждал все слова Теткина. – Теперь он решил пойти в партизаны. А все почему? А потому, что кто-то из моих бойцов сказал ему, что у нас такие, как он, пацаны в разведку ходят, и вообще… – Клименко снова махнул рукой – мол, о чем тут можно еще говорить, коль и без того все сказано.
– Я так понял, что тебя Володей зовут, – серьезно посмотрел на паренька Шубин.
– Ага, Володей, – шмыгнул носом паренек.
– И хочешь ты, Володя, идти с партизанами и быть у них в отряде разведчиком?
– Ага, точно.
– А родители у тебя есть?
– Не-а, – ответил Теткин. – Мой батька помер, когда я еще мальцом был и в колыбели лежал. А мать со старшей сестрой… – Тут он запнулся, и голос его сел, стал сиплым и грубоватым. – Мать с сестрой немцы убили, когда в село вошли.
– А ты убежал?
– Спрятался сначала в сарае. А потом меня фрицы нашли и в Германию на работы отправить хотели. Я уже по дороге от них сбежал. Повезло, что немец, который на охране стоял, шнапсу напился и вагон, в который нас загнали, забыл запереть. Многие потом на ходу повыпрыгивали из поезда. Кто разбился, а кто, наверное, как и я, спасся. Я год мотался, по лесам и деревням прятался, чтобы на глаза фрицам не попасть. Ну, или к полицаям… Иногда меня тетки подкармливали, иногда, когда сам чего не найду, голодовал. Все ждал, когда наши придут. Думал, не дождусь. Меня дядька Микола в сарае нашел, я… болел сильно и отощал, ходить уже не мог. А он, дядька Микола, меня нашел, в расположение бригады на руках принес и выходил. А теперь мне никто настоящего дела доверить не хочет! – с отчаянием в голосе закончил он и хотел было убежать, но Глеб поймал его за руку.
– Постой, Володя, не уходи. Я поговорю о тебе с гвардии полковником. Иван, – посмотрел он на Клименко. – Может, возьмете его к себе в отряд?
Тот пожал плечами и ничего не ответил.
– Ладно, иди, – сказал Глеб и положил руку на плечо Теткину. – Я поговорю о тебе.
При этих словах лицо подростка просветлело. Он сдержал собравшиеся в глазах слезы и быстро отер их рукавом.
– Я и стреляю хорошо, и на лошади скакать умею, и вообще ничего не боюсь, – с жаром, на который способны только мальчишки его возраста, произнес он.
– Иди, мы потом еще поговорим с тобой, – подтолкнул его Шубин.
Теткин медленно, с оглядкой на Клименко и Глеба направился в сторону Леси. Она, подняв голову, смотрела на него с улыбкой. Ее глаза на мгновение снова встретились с глазами Шубина, и улыбка стала еще теплее и ярче. Но, может быть, Глебу это только показалось? Он отогнал от себя навязчивую мысль о своем отношении к этой девушке, повернулся к Ивану Клеменко и, задумчиво глядя на него, сказал:
– Сколько еще вот таких пацанов и девчат, как этот Володя Теткин, остались неприкаянными сиротами! А сколько их было угнано в Германию – этого и вовсе никто не знает. Никто не считал, да и считать никогда не будет. Не до того сейчас, и не до счета будет потом. А ведь именно им, этим сегодняшним подросткам, тем, кто останется в живых, надо будет восстанавливать страну от разрухи. Именно на них, рано повзрослевших, ляжет вся ответственность и бремя строительства нового, послевоенного мира.
Клименко молчал, глядя на удалявшегося в сторону Леси по-мальчишечьи угловатого и худого Володи Теткина, и думал о чем-то своем. Может быть, даже о своем девятилетнем сынишке, который остался сейчас с матерью в партизанском отряде. Или о том, что когда его сын вырастет, то наверняка всю свою взрослую жизнь будет помнить свои детские годы, проведенные в лесу, в промозглой и сырой землянке. Помнить и разрывы снарядов, и то, как он с матерью и другими женщинами и детьми убегал из лагеря и прятался в лесу, когда немцы сбрасывали на них бомбы из самолета. Помнить очередное возвращение отца с группой партизан из разведки или с боевого задания и постоянный страх матери, что его ранят или убьют и он больше никогда не вернется.
– Пойдем, Иван, заглянем к Семенихину, – вывел Клименко из задумчивости Шубин.
?
Сборы небольшого отряда не заняли много времени. Уже через два часа разведчики и партизаны были готовы отправляться. Глеб хотел взять с собой на задание всех троих – Энтина, Жулябу и Воронина, но Котин попросил его:
– Оставь мне хотя бы кого-то одного из этих троих. У меня и так одни желторотые остаются на руках. Опытный боец хотя бы в случае чего сможет принять на себя руководство всем этим воинством, – кивнул он в сторону разведчиков, собравшихся неподалеку и ожидавших результатов совещания командиров.
– Не прибедняйся, Саня, – улыбнулся Шубин. – Все не так уж и плохо, как ты мне расписываешь. Я только что от Соколовского, и он сказал мне, что у тебя новичков только шестеро, а остальные уже не раз в разведку ходили.
– Много он знает… – хмуро пробормотал Котин себе под нос, а громче, уже для Шубина, добавил: – Не Соколовский ведь, а я в разведку хожу, и кто чего из моих людей стоит, лучше его знаю. Самых лучших ребят мы с тобой уже потеряли.
– Ладно, может быть, я и оставлю тебе Воронина, – сказал Глеб и снова улыбнулся.
Но, несмотря на улыбку, сказано это было таким тоном, что дальше спорить с ним Котин не стал. В конце концов, командиром теперь был Шубин, и именно он сейчас решал, кого брать с собой на ответственное задание, а кого не брать.
– Давай мне кого-нибудь на замену Воронину, – сказал наконец Глеб после некоторой заминки. – Но только толкового и чтобы плавать умел, – напомнил он Котину эпизод с Акимом Бортниковым, которого пришлось отправить обратно в расположение бригады, когда выяснилось, что тот скрыл свое неумение плавать.
– Бортникова я из разведки убрал от греха подальше, – понял его намек Котин. – И вообще, всех с пристрастием уже успел допросить на предмет боязни воды. Никто больше не признался, что не умеет плавать. Так что любого можешь брать с собой.
– Не любого. Задание у нас особой важности предстоит, так что мне нужно не абы кого, а толкового мужика. И того, кто в разведке бывал не один раз и знает все тонкости и хитрости нашей с тобой работы. Ты ведь согласен, что быть разведчиком – это ответственная и специфическая работа?
– Согласен, куда же деваться? – вздохнул Котин. Он немного помолчал, а потом, махнув рукой, словно отрубив что-то невидимое, сказал: – Ладно, бери Егора Малкина. Он в разведке почти столько же, сколько и Воронин – полтора года. Мужик хотя не очень молодой, зато неглупый и очень осторожный. Это и хорошо: никогда на рожон не полезет и ни себя, ни других не выдаст. Не паникер, в общем. Исполнительный, но не очень инициативный, я бы сказал. Подойдет тебе такой вариант?
– Подойдет, – согласился Шубин. – Тем более что полковник Ларионов обещал прислать мне еще двух опытных разведчиков из своей дивизии.
Ларионов лично привез в расположение бригады Соколовского для выполнения важного задания двух разведчиков из своей дивизии – старшего лейтенанта Михаила Одинцова и лейтенанта Игоря Зеленчука. Одинцов был старше Шубина на два года, а Зеленчук, хотя ему был всего-то двадцать один год и в разведку он пришел только год назад, уже показал себя, заслужив орден Славы третьей степени и повышение в звании с младшего лейтенанта до лейтенанта. Для Шубина такая рекомендация, как награждение орденом, была даже выше рекомендаций самого полковника Ларионова, который лично и представил Глебу своих подчиненных. Боевые ордена на войне не за красивые глазки выдаются – это понимать надо.
Лейтенант Ребров, который должен был отправляться вместе с разведчиками и помочь партизанам с подрывом моста, прибыл с нагруженной взрывчаткой и минами телегой, когда начало смеркаться и все, кто должен был уходить на задание, уже собрались возле землянки штаба бригады в ожидании команды. С ним прибыл и радист, присланный подполковником Субботиным, который должен был сменить Миколу Яценюка и вместо него остаться в партизанском отряде для связи с 3-й гвардейской армией.
Клименко и другие партизаны встретили Реброва с такой радостью, словно он был не подрывником, привезшим опасный груз, а Дедом Морозом с новогодними подарками. Они окружили его и наперебой начали расспрашивать о том, сколько и какой конкретно взрывчатки он привез, какие мины будут использованы и насколько они будут эффективны при подрыве. Ну и все такое прочее, вопросам не было конца.
– Товарищи партизаны! – поднял руки Ребров. – Давайте я на все ваши вопросы буду отвечать во время перехода. Я и так приехал поздно, и нам пора уже выдвигаться. Я правильно говорю, товарищ капитан? – обратился он к Шубину, но тот не успел ответить, так как из штабной землянки вышел Соколовский со словами:
– Да-да. Мы уже готовы и ждали только вас, лейтенант. Что ж… – оглядел он разом притихших бойцов. – Кажется, все в сборе… Если бы я был верующим, то сказал бы вам: «С Богом!» Но я не скажу вам этих слов, потому как Бог, даже если бы он и был, никак не смог бы помочь вам в вашем трудном, но весьма важном для всей нашей страны деле – деле приближения победы. Поэтому я не стану говорить вам ни этих, ни других банальных слов, которые полагаются в таком случае. Давайте просто присядем на дорожку и помолчим…
Соколовский первым присел на небольшой пенек, а все остальные по его примеру сели там, где нашли себе место: кто-то на край телеги, кто-то на такой же небольшой пенек, а кто-то даже просто на траву или на дорогу, если не нашлось для него пня или места в телеге.
