Сара Пирс "Дебри"

Я подскакиваю. В высоких кроссовках, джинсах, потрепанной футболке и с широкой улыбкой на лице он стоит перед открытой дверью.

Пенн, мой брат-близнец.

Вуди вырывается у меня из-под ног, чуть не сшибив. Пенн нагибается, чешет псу спину и закатывает глаза, когда тот прыгает, чтобы лизнуть в лицо.

– А как же я?

Мне недостаточно просто объятий, я хочу вдохнуть его, слиться воедино.

Выпрямившись, он обхватывает меня руками.

– Черт, как же я соскучился!

– И я.

Я обнимаю его целую минуту, прежде чем мы расходимся и внимательно смотрим друг на друга. Так всегда бывает после разлуки. Мы изучаем друг друга, пытаемся понять, не пропустили ли чего важного. Но, не считая того, что его светлые волосы пострижены короче, Пенн не изменился.

Он откашливается, смутившись из-за того, что я вижу слезы в его глазах.

– Дурашка.

Я смаргиваю собственные слезы.

– Зефа нет?

– Он плавает. Скоро вернется.

Пенн кивает.

– Каково это – путешествовать вместе с кем-то? Мне нужна подлинная история, а не строчки из рекламного буклета, которыми ты кормила меня до сих пор. Наверняка непросто, ведь ты можешь сравнивать только со мной, а со мной… никогда не возникало проблем.

– Ну да, ну да.

Я закатываю глаза, но путешествия с Пенном и впрямь были беспроблемными. В первый раз мы поехали с палаткой в Испанию, к утесам. Мы прибыли уже в темноте, но утром открылся потрясающий вид на бесконечное голубое небо и обрушивающиеся на берег волны.

Раннее утро в походе – всегда нечто особенное и яркое. Как будто секс с самой Землей, как описывает это один мой друг. Когда ты настолько сливаешься с природой, что словно покидаешь тело. Становишься трансцендентным. Получаешь такой удар в лицо, что в тебе пробуждается нечто первозданное.

В доме такого не почувствуешь. К тому времени как проверишь телефон и выпьешь кофе, становится уже слишком поздно. Шоры опустились.

– Ну что, устроишь для меня экскурсию?

– Конечно. На потолке и на полу новые деревянные панели. Кухню мы разместили у двери, чтобы Зеф любовался пейзажем, когда готовит.

Пенн проводит рукой по деревянной столешнице. Кухня сделана на заказ. Я демонстрирую ему варочную панель, ящики под ней, духовку под столешницей, раковину и полки наверху, заставленные маслами и специями.

– А спим мы тут.

Засунув голову в глубину фургона, Пенн смеется.

– Дай угадаю, это придумала ты, – кивает он на вырезанное сверху углубление для книг.

Я указываю на водительское место.

– И это тоже. Передние сиденья поворачиваются, и можно разложить вот этот столик, получится импровизированный офис.

Я рассказываю об остальных хитростях. Кипятильник. Гелевые подушечки, чтобы кастрюли и стаканы не падали при движении. Холодильник, водонагреватель, крючки для чашек. На стене библиотека для книг и карт.

Я говорю торопливо, даже чересчур, потому что под его взглядом все кажется немного меньше, каким-то потертым. Дело не в Пенне. Не он оценивает, а я. Сравниваю трейлер с их викторианским домом у лимана. Мне необходимо добиться одобрения. Мне надо, чтобы брату не просто понравилось, я хочу вызвать проблеск ревности и убедиться, что сделала правильный выбор.

Но никакой ревности нет, он просто ведет себя мило. Слишком мило, слишком приветливо. Явно заставляет себя, и это плохой знак. Теперь он преувеличенно восторгается. Как будто эти мелочи вызывают у него восхищение. Невозможно восхищаться гелевой подушкой, не говоря уже о желании завести такую же дома. А брат тем временем просит прислать ему ссылку.

Под этим восторгом скрывается жалость. Он меня жалеет. Жалеет, что в тридцать три я нигде надолго не задерживаюсь, и старается это скрыть.

Выпрямляясь, Пенн бьется головой о подвешенное на потолке растение, и горшок начинает бешено раскачиваться.

– А клаустрофобии тут не возникает?

Ну наконец-то критика. Я с облегчением опускаю плечи.

– Только когда мы не ладим.

Раздается хриплый смех.

Мы с Пенном оборачиваемся. Вернулся Зеф – с голым торсом, бедра подпоясаны полотенцем. Улыбаясь, он протягивает Пенну руку.

– Рад наконец-то познакомиться, и прости за опоздание, я… – Он умолкает, переводя взгляд с меня на Пенна и обратно. – Вы не одинаковые… Даже не знаю…

Люди часто так говорят. Хотя Пенн почти на фут выше меня и к тому же мужчина, у нас есть что-то общее, нечто неуловимое, чего по фотографии и не поймешь. Наверное, то, как мы улыбаемся, как появляются морщинки в уголках глаз, как хмуримся, когда на чем-то сосредоточены. Мне нравится думать, что из-за того, сколько времени провели вместе, мы подсознательно подражаем друг другу. Гены в сочетании с алхимией времени.

– Пива? – спрашиваю я, но, разворачиваясь, спотыкаюсь о ногу Зефа и совершаю неловкий танец, чтобы выпрямиться.

– Что ты там говорил про клаустрофобию? – смеется Пенн, разглядывая татуировки Зефа.

Зеф напрягается. Он этого не любит.

– Это только из-за твоего прихода, – быстро отвечаю я. – Когда мы с Зефом вдвоем, все… нормально.

– Да ладно, не может же быть все так гладко, – усмехается Пенн. – Я люблю Майлу, но если бы мы круглосуточно торчали вместе в такой тесноте, то оба свихнулись бы.

Я пожимаю плечами. Он понятия не имеет, как все меняется в трейлере, когда в нем больше двух человек. Пространство как будто сжимается. У нас с Зефом выработался определенный ритм, способ не путаться друг у друга под ногами.

– А мы справляемся. Ну а как там подготовка к свадьбе? – меняет тему Зеф. – Наверное, уже на финишной прямой.

– Ага, слава богу. Если это затянется, никто не выживет.

– Все так плохо? – смеется Зеф.

– Жутко бесят мелкие детали. Например, когда надо решить, сколько точно должно быть цветов в каждом букете. – Пенн с улыбкой смотрит на нас. – Так что… вы следующие?

Вопрос повисает в воздухе, а потом Зеф качает головой.

– Еще рано. Мы ведь вместе всего… – Он смотрит на меня. – Сколько уже, девять месяцев? Десять? Всего ничего.

Пенн напрягается. Он явно в бешенстве, поскольку ненавидит ненадежных людей. В особенности мужчин. Наследие нашего детства.

Повисает неловкое молчание, а потом Зеф громко хрустит пальцами.

– Так, я в душ. Присоединюсь к вам через пару минут.

Это сигнал – и им тоже учишься, живя в трейлере, – когда нужно дать друг другу пространство.

Покосившись на Пенна, я достаю еще одну банку пива из холодильника.

– Пошли наружу.

Мы садимся на режиссерские кресла перед трейлером, и Вуди устраивается рядом с нами. Бухта, в которой стоит трейлер, расположена в центре залива, и она прекрасна – мерцающий изгиб воды, укрытый лесистыми утесами, до сих пор не застроенными.

Я делаю глоток пива.

– Ну и как там? Полно народа?

– В последние недели туристов стало меньше.

– В высокий сезон?

Я провожаю взглядом пробегающую мимо женщину. Двигаясь легко и непринужденно, она преодолевает каменистую тропинку над пляжем, и подстриженные светлые пряди с каждым шагом скачут перед лицом.

– Ты не слышала?

Я качаю головой, и мой взор снова возвращается к пляжу. Обгоревшие туристы. Кто-то плавает. Вдали виднеются три парусные лодки.

– Лодочные убийства. На море погибли две девушки. Их перерубило лодочным винтом. – Его взгляд скользит над водой. – Одну нашли недалеко отсюда. Считают, что это сделал некий Хейлер.

Я ежусь.

– Выходит, это не самое лучшее место для любовников.

Пенн встречается со мной глазами.

– Любовников? Как вы, например?

– Ты нарываешься.

– Вполне возможно, – усмехается он.

– Да брось, у тебя же свербит в одном месте, так хочется огласить вердикт.

Я треплю Вуди за ушами.

– Трудно судить за несколько минут, но… – он выдыхает, – не могу представить вас вместе. Он какой-то… весь на взводе.

– Честное слово, Пенн, он хороший, – заверяю я после паузы. – Мы… подходим друг другу.

В мой голос закрадываются визгливые нотки.

Пенн смотрит на меня. Воздух между нами густой и вязкий, как губка. Хочется выжать его, чтобы сбросить тяжесть.

Наверху банки собирается лужица пива, и Пенн с хлюпаньем слизывает ее.

– Не обращай на меня внимания. Ты же знаешь, что после мамы, когда ты с кем-то встречаешься, я… волнуюсь.

После мамы. Я нервно сглатываю.

– Ты же не можешь проверять каждого.

Пенн хитро улыбается.

– Могу попробовать. – Он снова смотрит на море. – Так ты приедешь к нам в субботу? Покажешь, что сделала?

– Да. Завтра заберу в городе окончательный вариант. Я…

Я умолкаю, поскольку из трейлера выходит Зеф, уже одетый в худи и шорты.

– Есть местечко для еще одного? – спрашивает он.

– Есть, но я не могу составить вам компанию. – Пенн допивает пиво и встает. – Мне пора. Майла готовит обед.

– Уверен?

Я тоже встаю, а Зеф обхватывает меня руками за талию и притягивает к себе. Он делает так, когда рядом другие мужчины – заявляет о своих притязаниях. Но пока его рука прижимается к моему позвоночнику и серебряные кольца прикасаются к коже, в моей голове крутится только одна мысль: «Это же мой брат».

Лицо Пенна кривится, словно он увидел что-то неприятное.

– Ладно, я пошел.

Он громко сминает банку пальцами.

Зеф делает шаг вперед.

– Давай мне.

– Да нет, не хочу тебя беспокоить. Там дальше есть мусорка. Увидимся в субботу.

Пенн улыбается, но темп речи его выдает. Слишком медленный. Стаккато.

Пес бросается вслед за ним, но я зову его обратно.

Я слышу, как хрустит банка в пальцах Пенна, пока он удаляется, как громко хлопает металл.