Мэтти колеблется.
– Гм, в коттедже… Дайте подумать. Два года прошло с тех пор, как мы здесь поселились.
– О! – Я удивлена. Я думала, они скажут, что живут здесь гораздо дольше. Они выглядят так, словно их жизнь не менялась десятки лет. – Откуда вы приехали?
Сисси чуть сдвигается на диване и делает еще один быстрый глоток чая.
Мэтти бросает взгляд на сестру.
– Нельзя сказать, что мы приехали. Мы, так сказать, переехали… отсюда.
– Отсюда? – Я смотрю на нее, пораженная. – Из этого дома?
Мэтти кивает:
– Да. Из этого дома. Мы обе здесь родились, правда, Сисси?
– Это верно, – соглашается Сисси своим мягким голосом. – Родились здесь. Жили здесь всю свою жизнь.
– О. – Я перевариваю полученную информацию. Минуту назад они были незваными гостями. Теперь я чувствую себя так, будто это я непрошеный гость. – Так это был ваш дом?
– Да, – медленно отвечает Мэтти. – Можно и так сказать. Почти что.
Я вдруг смущаюсь, вспомнив, как чуть не выставила их из дома, который был их собственностью.
– Так вы его продали?
– Он был слишком велик. Однажды последний из стариков умер. Мы должны были заботиться о доме с той поры, хотя каждый год сомневались, справимся ли… Ведь так, Сисси?
Сисси кивает.
– Но у нас были всякого рода обязательства. Управление по доверенности. Договорные обязательства. Продать было не так легко. Потребовалось много времени, чтобы все это распутать.
– Значит, вы продали дом компании? АРК? – подсказываю я.
– Так она называлась, кажется. Мы знаем о них не слишком много. Факт в том, что они к нам пришли. Удивительно, что они захотели этот дом, хотя у них есть и другие дома – по крайней мере, они так сказали. – Мэтти делает долгий глоток из своей кружки. Потом она говорит: – Так или иначе, он больше не наш, правда, Сисси?
– Больше не наш, – вторит Сисси. Она сидит сгорбившись, прячась за сестру, словно стараясь оставаться незамеченной. Мне нравится ее мягкая тихость. Возможно, она просто производит такое впечатление на фоне колючести Мэтти.
Интересно, сколько они получили за дом? Наверняка они могли позволить себе что-то получше…
– Должно быть, странно сюда возвращаться, – вежливо говорю я. – Наверное, вы вспоминаете, как тут было раньше.
– Теперь все иначе, – соглашается Мэтти. – Мы взяли то, что нам хотелось, а все остальное они сказали нам оставить. Однажды приехали какие-то люди, сняли ковры и так далее, забрали одни вещи и привезли другие. Устроили галдеж. Это выглядело так, как будто они собирались делать ремонт, сделать из дома конфетку. Однако с тех пор мы их не видели. Нам приходило в голову, что, может быть, это какая-то уловка, уклонение от уплаты налогов, или как еще это называется. Тут появились вы. – Она бросает на меня взгляд: – Тут какая-то загадка, не так ли?
Любопытно, были ли это те же люди, которые обеспечили подключение к Интернету и загрузили морозильник? Возможно, сейчас, пока мы беседуем, один из них внизу, у меня под ногами…
Мэтти оглядывает гостиную, оклеенную обоями в китайском стиле.
– Я рада, что они оставили здесь обои. Когда-то это была комната для шитья. Такая красивая. В солнечные дни мы часто открывали дверь в сад, помнишь, Сисси?
– Да, – с удовольствием откликается Сисси. – И здесь была золотая люстра с хрустальными подвесками. Я думала, что это так мило. Это была моя любимая комната.
Трудно представить себе Мэтти и Сисси молодыми женщинами, сидящими здесь за шитьем; комнату, полную антикварной мебели, картины на стенах. Однако дом настолько далек от той картины, которую они хранят в памяти, что они вряд ли возражают против моего пребывания здесь.
– Должно быть, странно находиться в доме, который так долго был вашим родным, – говорю я.
– Теперь он совсем другой, – говорит Сисси, поворачивая лицо к саду. – Понимаете, здесь было так шумно. Нас было так много. Но пока мы росли, старики умирали. Кто-то оставался. В конце концов остались только мы.
– Значит, у вас была очень большая семья?
– Была. Большая счастливая семья, которая верила.
– Верила? – Я озадачена.
Сисси улыбается и закрывает глаза.
Мэтти резко опускает руку:
– Мы уже напились чаю. Мы пойдем.
– О. – Меня будто пугает их уход. – Вы не будете мерзнуть в коттедже?
– Здесь мы будем мерзнуть точно так же. Пойдем, Сисси.
Я опускаю кружку на стол. Мне становится легче оттого, что я скоро позволю Хедер выйти из спальни. Мне приходило в голову, что если Мэтти и Сисси заподозрят присутствие в доме ребенка, то могут сообщить об этом владельцам. Еще одна причина позаботиться, чтобы они не увидели Хедер. Я встаю.
– Ну, если вы так уверены…
– Я же сказала, разве нет? – Мэтти кажется раздраженной.
– Хорошо.
Через минуту мы в вестибюле, где дождевики и галоши все еще блестят от дождя. Мэтти одевается и помогает сестре.
– Надеюсь, вы не слишком расстроены тем, как изменился дом, – говорю я Сисси. – Конечно, в пору расцвета все выглядело совсем иначе.
– Сисси все равно, как он выглядит, – говорит Мэтти, натягивая пальто на толстый джемпер Сисси. – Она слепая.
В этот момент Сисси устремляет на меня взгляд, и я поражаюсь пронзительности ее темных, почти черных глаз.
– О, – неуклюже говорю я, – прошу прощения.
– Я не всегда была слепой, – говорит Сисси своим нежным голосом.
– Только последний год, – вмешивается Мэтти. – Это случилось вскоре после того, как мы покинули этот дом.
– С этим, должно быть, нелегко смириться, – говорю я растерянно. Странно, почему же я сразу не поняла, что эта старая женщина слепа? Сейчас это кажется очевидным.
– Нет. Не настолько уж я против, как вы думаете, – говорит Сисси со слабой улыбкой.
– Пойдем, старая, – говорит Мэтти. – Нам надо идти. При этих тучах не успеешь оглянуться, как стемнеет. Вам-то все равно, а вот мне нет, если я хочу благополучно добраться с сестрой до дому по всей этой мокроте.
– Вы справитесь? – спрашиваю я. Я хотела, чтобы они ушли, но теперь я за них волнуюсь. – Вам нужны дрова? Вы говорили, что ваши отсырели.
– А у вас они есть? – спрашивает Мэтти, ведя Сисси к двери.
– Ну… навряд ли… – Может, дрова есть в подвале?
– Так зачем же предлагать? – В голосе ее, однако, нет злобы. – У нас все будет в порядке. Уверена, мы что-нибудь да найдем, чтобы растопить печь. – Мэтти открывает парадную дверь. Дождь прекратился, но тучи висят так низко, что следует ожидать продолжения. – Спасибо за чай.
– Спасибо, – вторит ей Сисси. Затем она смотрит прямо на меня и улыбается. – Вы были очень добры. Вы можете как-нибудь заглянуть к нам. Если захотите.
– Спасибо. – Я не могу отделаться от мысли, что Сисси знает обо мне больше, чем я могу себе представить. Но как она может знать?
Я смотрю, как они удаляются. Старшая сестра ведет младшую за руку.
Как я умудрилась не понять, что она слепа?
Хедер в спальне выглядит совершенно счастливой. Она по-прежнему приклеена к планшету. Я виновато обнимаю ее и усаживаюсь рядом с ней на кровать. Сегодня она ничем не занималась, только пялилась в эту штуку. За окном снова дождь. Впрочем, вода в саду, кажется, не приближается.
– Довольно, – говорю я. – Выключай мультики.
– Ну еще пять минут, – канючит она.
Я немного смягчаюсь:
– Только пока я буду готовить сэндвичи. Потом выключай на весь день.
Хедер не жалуется, и это заставляет меня думать, что она уже насытилась мультфильмами. Я оставляю ее с планшетом и иду на кухню готовить ланч. Я думаю о послании Элисон, о том, что мне не разрешено исследовать подвал. Я включаю радиоприемник, чтобы послушать новости, вполуха слушаю краткое содержание выпуска. Последнее сообщение заставляет меня замереть с ножом в руке.
«…Разыскивается Кейт Овермен, тридцать восемь лет. Последний раз ее видели около недели назад в ее доме в…»
Я протягиваю руку и поспешно выключаю приемник. Боже мой! А что, если это слышит Хедер? А что, если Мэтти и Сисси тоже слушают радио и начинают задумываться, нет ли связи между пропавшей женщиной и моим появлением?
Я тяжело дышу, пальцы трясутся. Все выйдет наружу.
Я вспоминаю все, что пришлось сделать, чтобы скрыться, и не вижу, каким образом меня можно найти. Я уверена, что Хедер никто не видел. Единственная прореха в моей броне – это Каз. Мне надо верить, что она будет держаться.
Я приваливаюсь к рабочему столу, ноги у меня подкашиваются. Итак, это случилось. Я знала, так и будет, и все же этот факт меня ужасает. Они меня ищут. Они идут по моему следу.
Глава восьмая
Этой ночью я просыпаюсь в испуге, рывком, и ловлю ртом воздух. Я уверена, что слышала что-то, но в комнате тишина. За окном полная луна и ясное небо, сквозь тонкие шторы струится мертвенно-белый свет. Я машинально переворачиваюсь, чтобы убедиться, что Хедер рядом, но мгновение не могу ее разглядеть. Меня охватывает паника.
Где она? Куда подевалась?
Но потом, поморгав, я понимаю, что она тут, спит крепким сном, кожа мраморно-белая в лунном свете, веки сомкнуты, под мышкой Спаркни. Я успокаиваю свое дыхание, тихонько выдыхаю сквозь сжатые губы, стараясь успокоить колотящееся сердце. И вдруг чувствую запах, всего лишь легкую примесь в воздухе, однако я безошибочно опознаю этот едкий дух.
Дым.
Мне некогда пугаться. Я вскакиваю с кровати и выбегаю из спальни в коридор. Огромный дом погружен во тьму и не так тих, как днем: слышны скрипы, потрескивания и слабые щелчки. Что означают эти звуки? Я поднимаю лицо и принюхиваюсь. Этот запах. Я не могу ошибаться. Теперь меня охватывает настоящий ужас.
Это дым. В доме пожар.
Но где? Он не может быть близко, запах слишком слабый, трудноуловимый. Я бегу по коридору, щелкая по пути выключателями. Лампочки загораются тусклым светом, но его достаточно, чтобы видеть дорогу. В вестибюле мраморный пол под босыми ногами кажется ледяным. Я снова принюхиваюсь, как охотничья собака, ноздри у меня раздуваются, когда я пытаюсь уловить запах дыма.
Ничего нет. Я взбегаю по ступенькам на верхнюю площадку. И здесь ничего, никаких звуков, пусто и затхло. Я сбегаю вниз, снова в вестибюль, а оттуда в восточное крыло.
Вот где! Неужели я что-то оставила на кухне?
Через мгновение я стою у двери, ведущей в кухню. Вспыхивают лампочки. Здесь все в порядке, в воздухе чувствуется лишь слабый запах еды: масла, лука, помидоров.
Охваченная холодным ужасом, я иду к черной лестнице, которая ведет в подвал. Я медленно подхожу к прямоугольнику темноты, теряющейся в глубинах дома. По мере приближения я снова улавливаю горький запах дыма, и от страха у меня кружится голова, однако я должна идти вперед. Я должна знать. Я говорю себе, что Хедер в безопасности в другой части дома, что есть время отыскать источник пожара и потушить. Возможно, заискрил предохранитель и что-то загорелось, или стиральная машина…
Неужели это я сделала? Неужели я оставила что-то включенным?
Я двигаюсь вперед, вниз по ступеням, по пути нащупывая выключатель, уверенная, что запах стал сильнее. Люминесцентная лампа загорается, и я вижу, что все спокойно. Ничего не горит. Щиток с предохранителями такой же, как всегда, рядом мирно покоится стиральная машина. Я внюхиваюсь изо всех сил и поворачиваюсь, чтобы посмотреть на стальную дверь. Затем я это слышу. Что-то движется за дверью.
О боже… Я знала! Я это знала!
Внезапно я свирепею, это подавляет во мне ужас, я подбегаю к двери и начинаю в нее колотить.
– Выходите! Выходите, черт побери, если вы здесь!
Ничего. Молчание. Я прислушиваюсь, и мне кажется, что я слышу щелчок или треск. Но запаха дыма сейчас нет, ничего нет, кроме затхлого сыроватого подвального духа. Я чувствую, что дрожу. Здесь, внизу, холодно, а я в пижаме и с босыми ногами. Однако уйти я не могу, пока не буду уверена, что здесь нет огня и что никто не прячется за той дверью.
«Должно быть, тебе это почудилось, – говорит мне внутренний голос. – Может быть, это был сон».
Возможно, я только что проснулась после сомнамбулического похода в подвал. Из меня вырывается громкий стон. Что мне делать, если я не уверена, то ли я сплю, то ли бодрствую? Все было так реально, этот запах дыма, какой-то звук за дверью. Однако сейчас ничего нет.
Я жду, пока в состоянии это делать, но потом чувствую, что больше не могу выносить холод и муку сомнений. Медленно я покидаю подвал и возвращаюсь в постель, выключая за собой свет.
На следующее утро я пытаюсь забыть охвативший меня ночью ужас. Я бы повалялась подольше, если бы не Хедер, которая просыпается в прекрасном настроении, полная энергии и энтузиазма.
Она хорошо завтракает – мне не приходится выбрасывать ни хлопья, ни молоко, тогда как я в состоянии только пить кофе и клевать кукурузные хлопья, игнорируя радиоприемник в углу, который не осмеливаюсь включить. После завтрака она хочет играть.
– Пойдем в сад, мамочка, дождя нет! – кричит она, натягивая ботинки.
– Хорошо. Но думаю, дождь скоро снова пойдет, – говорю я. – Тучи по-прежнему зловещие.
Мы вместе выходим из дому, и свежий влажный воздух меня бодрит. Он прогоняет мои ночные страхи, и в конце концов от них остается только смутное воспоминание. Мы идем вокруг дома, выискивая хорошие лужи, по которым можно потопать, и я вдруг осознаю, что мы примерно там, где должна находиться та комната в подвале. Я вспоминаю, что в подвале с этой стороны есть окна сразу над уровнем земли, и, когда мы проходим мимо, начинаю изучать их, стараясь понять, относятся ли какие-то из них к комнате за стальной дверью.
