Когда Генерал ночами лежал без сна, в компании только собственных мыслей, подкрадывались ли к нему сомнения, нашептывали они ему на ухо – или его стальная выдержка отпугивала их прочь? Кого звал он, когда становилось неспокойно или хотелось склонить голову и облегчить душу? Им восхищались, его уважали, определенно боялись – но не любили. Ни капли. Все звали его «сэр» или «Генерал» – и, невзирая на давнее знакомство, Морган не осмелился бы обратиться к нему иначе, по крайней мере в присутствии других. У Генерала имелась куча паспортов и документов на вымышленные имена. Морган же был одним из немногих, кто знал настоящее. Когда последний раз кто-то, кроме родной матери, звал Генерала по имени?
Когда его последний раз называли Джудом?
Три месяца спустя…
Глава 1
Калли-роуз
Кое-что я знаю наверняка.
Меня зовут Калли-Роуз. Без фамилии.
Сегодня мне исполняется шестнадцать. С днем рождения меня.
Моя мама – Персефона Хэдли, дочь Камаля Хэдли.
Камаль Хэдли – глава оппозиции (и законченный ублюдок).
Моя мать – Крест, представительница так называемой правящей элиты.
Отцом был Каллум Райан Макгрегор.
Нуль.
Убийца.
Насильник.
Террорист.
И теперь он горит в аду.
Каждый раз при взгляде на меня мать всем сердцем жалеет, что он не выжил – и что я не погибла.
Эти факты – все, что у меня есть и во что я верю. Прочее – лишь глупые увертки в попытках избежать правды. Так что я не особо жалею, что оставила такую жизнь позади. Не за что там держаться.
Бабушка Мэгги однажды сказала, что после смерти попадаешь в рай – и оказываешься прямо как дома.
Вот только не знаю я, что такое дом.
Речь ведь не про определение, написанное в словаре, а о том, что идет из самого сердца. Не об абстрактном образе дома, а об ощущении. В этом плане дома у меня никогда не было. Именно поэтому и рай я представить не могу. Видимо, меня ждет иное место. Как там говорят – яблочко от яблони недалеко падает?
Вообще, если так поразмыслить, я уже давно ступила на этот путь. И через несколько часов достигну конечной цели. Ну а пока есть время посидеть тихонько и прогнать все сожаления прочь…
Здесь, на частном пляже бабушки Джасмин, было мирно, спокойно. Окажись и весь остальной мир таким, мне не потребовалось бы то, что лежало в рюкзаке рядом со мной. Я глубоко вдохнула чистый морской воздух. Вот бы навеки остаться в этом мгновении. Берег и море казались безграничными. Но как бы они ни завораживали, больше всего меня занимал сам пляж. Он не походил на вылизанные открыточные пейзажи. Тут и там валялись коряги и ошметки водорослей, песок был грубым, а камни – настолько большими, что по ним порой приходилось карабкаться. Волны набегали и отбегали от берега, постоянно двигались, не останавливаясь ни на миг. Я понимала, почему мама так любила это место.
Тут и правда было невероятно.
К горизонту море темнело, а небо расцвечивалось буйством красок восхода. Мне хотелось, чтобы этот момент никогда не заканчивался. Сам воздух вокруг был напоен грустью и странным волнением.
– Калли, ты совсем про меня позабыла?
Я обернулась к своему спутнику:
– Конечно нет. Я…
– Ты за все утро двух слов мне не сказала, – перебил он. – Зачем было приглашать, если теперь внимания не обращаешь?
Я с грустью посмотрела на него – ну как он не понимал? Хотя откуда ему. Зачем я позвала его на пляж? Чтобы поделиться этим морем, этим небом и тем, что они во мне пробуждали. Посидеть с тем, кто хочет со мной быть. Провести с кем-то свое последнее утро. Но он не понял.
– Просто нет настроения болтать, – попыталась я выкрутиться.
– А какое есть?
Я пожала плечами, но он воспринял это по-своему. Склонился ближе, попытался поцеловать. Не в первый раз, но теперь в последний. Я не смогла. Уж слишком ярко это напоминало обо всем, чего со мной больше не случится. Я отстранилась.
– Не надо. Целоваться у меня настроения тоже нет.
– Что ж, хотя бы честно, – ответил он, чуть помолчав.
Мы оба вновь повернулись к морю, но атмосфера стала уже не та. Как бы я ни таращилась вдаль, море было просто темной водой, а небо – невнятной мешаниной цветных полос. Хотя какая разница? Все это неважно. Так чего переживать?
– Калли, что не так?
Я встала и отряхнула штаны. Он тоже поднялся, не сводя с меня глаз.
– Ничего. Мне пора. – Я нагнулась за своим рюкзаком, но спутник перехватил мою руку:
– Поговори со мной. Что не так?
– Прошу, не надо, – взмолилась я, неожиданно осознав, что готова расплакаться, и с трудом сглотнула. Может, выйдет прогнать его по-плохому, раз по-хорошему не получается? – Ну чего ты привязался? Я вообще не хотела тебя звать, но ты сам настоял, притащился за мной, словно жалкий щенок.
Я грубила нарочно. Если он сейчас уйдет не оглядываясь, то и я смогу. Но упрямец не пошевелился, даже не рассердился на меня. А я хотела его разозлить. Мне было это нужно.
К моему изумлению, он вновь меня поцеловал. Поцеловал как никогда – страстно, что сердце запрыгало, точно гимнаст на Олимпийских играх, но одновременно так нежно, что захотелось закрыть глаза, вдохнуть его аромат и уцепиться за него изо всех сил. На миг я растерялась, но вскоре очнулась и пихнула его в грудь. От неожиданности он отшатнулся, даже не сразу сумел выправиться. Вот тут я и воспользовалась шансом, испугавшись, что другого у меня не будет. Схватила рюкзак, развернулась и побежала. Побежала так стремительно и далеко от него, как только могла. Перепрыгивала по две-три каменные ступени за раз.
– Калли, постой! – крикнул он мне вслед. – Увидимся завтра, Калли. Погоди…
Я заставила себя отвлечься, заглушая его слова шумом собственного дыхания.
«Беги, Калли. Беги и не останавливайся».
Увидимся завтра? Все мои «завтра» превратились в одно «сегодня» – и больше у меня ничего не осталось.
Десять минут спустя я вошла в дом бабушки Джасмин. Она в одиночестве обитала в этом огромном мавзолее. Единственными ее постоянными спутниками были личная помощница Сара Пайк (Нуль) и миссис Соамс, экономка и кухарка (тоже Нуль). Бабушка дала нам с мамой собственные ключи, чтобы мы могли приходить и уходить когда вздумается. Мама не появлялась тут без приглашения, а вот я часто забегала, в основном после школы. Дом бабушки Джасмин и дом бабушки Мэгги, где жили мы с мамой, находились на равном расстоянии от моей школы, Хиткрофт, просто в противоположных направлениях. Бабушка Джасмин отказалась продавать свой «коттедж», как она его называла. Он отошел ей после бракоразводного процесса, и она намеревалась сохранить его, хотя огромный дом было трудно протопить зимой. Однако бабушка Джасмин заявила, что дом – это она, а она – это дом, и поэтому ей никак с ним не расстаться – что бы это ни значило! На ее месте я бы поспешила продать особняк, а на вырученные деньги хорошо погуляла бы с друзьями.
Бабушка Джасмин была одинока. После развода с дедом Камалем она даже на свидания больше не ходила – огромное упущение, ведь, несмотря на болезнь, бабуля сохранила прежнюю красоту и вообще не выглядела на свой возраст. Я однажды спросила, почему она не выйдет замуж второй раз.
«После таких браков, как был у меня, остаются шрамы. И они еще болят», – ответила бабушка Джасмин.
Похоже, годы их так и не залечили. Теперь я знаю, что некоторые раны вовсе не заживают.
– Бабушка? – позвала я.
Обычно, стоило мне переступить порог, навстречу выходили миссис Соамс или Сара. Но не сегодня.
– Калли, милая, это ты? Я на кухне, – отозвалась бабушка Джасмин обычным спокойным голосом. Она вообще не понимала суть криков, если речь не шла о пожаре.
Я прошла на кухню, больше которой до сих пор в жизни не видела.
– Привет, бабуль, – улыбнулась я.
Ее взгляд упал на рюкзак в моих руках. Я сжала его крепче – и она заметила. Тем не менее бабушка Джасмин пошла ко мне с улыбкой и непременным стаканом апельсинового сока. Поцеловала в лоб, как обычно, и отдала угощение. Дождавшись, пока она отвернется к холодильнику, я поставила рюкзак на пол.
– Спасибо, что пришла проведать. О, и с днем рождения! Пока ты не ушла, отдам тебе подарок.
– Ты не обязана мне ничего дарить, – сказала я. Все равно воспользоваться не успею.
– Знаю, но мне все равно хотелось, – твердо парировала бабушка.
Я пожала плечами, не желая спорить:
– Ты сегодня отлично выглядишь.
Это был не просто пустой комплимент. Глаза бабушки буквально сияли. С прошлой нашей встречи она значительно преобразилась.
– Спасибо. Мне лучше, – неизменно вежливо ответила бабушка.
– Я правда ненадолго, – призналась я, отпивая сок. – Мне на встречу надо, нельзя опаздывать.
– Пара минут ничего не изменят.
Она налила себе стакан минеральной воды. Бабушка Джасмин никогда не пила ничего крепче фруктового сока и в основном употребляла именно воду. Такая идеальная, такая правильная… Наверное, родилась сразу с нимбом и под ангельское пение.
– Ладно, с чем там нужно помочь? – спросила я.
– Допей сок, тогда скажу. Тебе нужен витамин С.
Да ради бога. Я залпом опустошила стакан, бабушка забрала его у меня, сполоснула и убрала в посудомойку. Ну хоть допить дала!
– Так что там у тебя за встреча такая срочная? – спросила она.
Я не ответила. Мне не хотелось лгать.
– Это имеет отношение к Джуду Макгрегору? – ошарашила меня вопросом бабушка.
Судя по всему, ответ сам отразился на моем лице.
– Ясно, – мрачно подытожила бабушка.
– Ты за этим меня пригласила? Отчитать из-за дяди Джуда? – завелась я. – Если так, то…
Хоть слово, хоть звук против дяди – и я вылечу из дома так быстро, что бабушке придется гадать, не померещился ли ей мой приход. Я сердито воззрилась на нее, почти бросая вызов, но она опять меня удивила. Бабушка просто улыбалась.
– Калли, я хотела повидаться с тобой в твой день рождения. Что тут плохого? Присядь, милая. Я хочу кое-что у тебя спросить.
Охваченная подозрениями, я опустилась за обеденный стол, аккуратно поставив рюкзак у ног. Нельзя выпускать его из виду, даже на миг, – слишком ценно содержимое. Бабушка села рядом со мной.
– У меня пара вопросов.
– Ну так давай, – проворчала я, но она лишь снова улыбнулась.
– Не дуйся, дорогая. Ужасная привычка, – попеняла бабушка с сияющими глазами. Но затем глянула на мой рюкзак, и ее веселье поугасло. – Калли, обещаешь отвечать честно?
Я задумалась:
– Давай так: либо говорю правду, либо не говорю ничего.
– Справедливо. Ты член Освободительного Ополчения?
Ого! А она не стала ходить вокруг да около, сразу к сути. Поначалу я не ответила, а затем прикинула: почему нет? Какая уже разница? Моя жизнь принадлежала только мне – и больше никому.
– Да, – сказала я, вздернув подбородок.
– Так и подумала, – кивнула бабушка. – И давно?
– Последние два года.
– Ясно. Когда твой дядя впервые с тобой связался?
– Четыре или пять лет назад, точно не помню.
Бабушка поспешно замаскировала свое изумление.
– А ты… ты имеешь отношение к тем ужасным событиям, что произошли на прошлых выходных?
На это я отвечать не собиралась.
– Понимаю.
