– Что за вариант?
– Вот завтра и узнаешь. – Демьян поднимается и зевает. – Ладно, я спать. День был тяжелый. – Он возвращает мне лед. – И ты тоже давай. Едва на ногах стоишь. – Он уходит.
Я смотрю на кресло, где он только что сидел, и тоже зеваю, едва успев прикрыть рот рукой. Адреналин схлынул, тело требует покоя. Чувствую себя выжатой тряпкой.
Я ополаскиваю чашку и плетусь в спальню. Закрываю замок. На всякий случай. Или по привычке.
Опустившись на край кровати, я позволяю себе выдохнуть до конца. Срываю с волос резинку и вытягиваю ноги. Тело ломит, глаза слипаются, но мысли все еще мечутся. И в памяти вспыхивают сцены: утреннее солнце над гладью воды, ребятишки с вафлями, ироничный взгляд Демьяна, его голос: «Аккуратнее». Прикосновения, вспышка ярости, когда Пётр меня обзывал и раскидывал по земле мои сумки… и снова руки «щедрости». Будто отгораживающие от мира. Будто я важный для него человек, а не нищая неудачница… Почти как в маминых романах. Которые и впрямь пора прекратить читать. В принципе, мне это и так больше не грозит.
На глаза наворачиваются слезы. От всего. От усталости. От несправедливости. И от того, что впервые за долгое время стало хоть немного легче, несмотря на безумный и сложный день.
Я засыпаю под стук дождя, храня это крохотное пламя внутри. С надеждой, что завтра точно все изменится и я найду выход. Только надо как-то попасть домой, чтобы забрать свою заначку, пока Пётр ее не обнаружил и не пропил. Потому что без денег будет совсем туго.
6 глава
Подскакиваю на кровати от сильного грохота и даже не сразу понимаю, где нахожусь и почему тут оказалась. В комнате полумрак, и комната не моя, шторы развеваются из-за слегка приоткрытого окна. Через мгновение новая вспышка яркого света озаряет все вокруг и ещё один раскат грома оглушает, от которого по коже ползут мурашки ужаса. Зато ко мне возвращается память.
Нехотя поднимаюсь, закрываю окно и смотрю на машину, которая стоит неподалеку. А перед глазами мелькает вчерашняя ночь. Как отчим выкидывает мои вещи из дома и говорит все эти обидные слова. Каждое из которых ложь. И если «проститку» я близко к сердцу не приняла, то вот ощущение, что я не просто выгнанная, а выброшенная, утилизированная и никому не нужная – это заблокировать не могу. Да уж. Свобода как-то иначе мне представлялась, а не вот так…
И дом, в котором я жила, больше не мой. Я теперь в статусе «никто». Ни денег, ни угла, ни опоры. Можно попробовать доказать, что тоже имела на него право, но тратить на это сбережения?.. А вдруг Пётр и впрямь ничего не подделал? Я ведь не понимаю в этих юридических моментах ни черта. Думала, что единственная наследница – у мамы больше никого не было. Вот что теперь делать?
Горечь вперемешку с тревогой снова мной завладевают. Еще и в мысли проникает Демьян. Ровный. Спокойный. Успешный. У него другая жизнь. Ведет себя уверенно. Он даже с моим отчимом решил всё в два счета, а я бы… Да я даже сейчас боюсь вернуться домой и встретиться с ним лицом к лицу. Но заначку забрать надо, не могу же я и это ему оставить…
Так, Миш, стоп. Всё образуется, – успокаиваю себя. Но слезы сами собой катятся из глаз. Я размываю их по щекам, всхлипывая под новый грохот неба. Плакать и горевать можно где угодно. Можно на остановке. Можно посреди дороги, с сумками, не зная, куда идти дальше. Можно в чужом подъезде или в маршрутке, когда тебя трясет от неизвестности и от того, что ты везде лишняя. Но если уж выбирать, то хочу плакать в этой комнате. Пусть даже с ощущением, что я тут ненадолго. Пусть даже вся изломанная, дешевая, растерянная. И рядом чужие люди. Но лучше и впрямь рыдать там, где тепло, где руки не дергают и никто не выгоняет, не унижает и не грозится, что пустит в расход какому-то пьяному, недавно откинувшемуся дружку.
Из накатишей тоски вырывает новый громкий звук. На этот раз стук в дверь.
– Миша, подъём. Мы завтрак заказали. Спускайся, – доносится голос Артёма.
Объективных причин, почему он мне не нравится, как бы и нет. Ну да, любит как-то резко высказываться и эгоист. Но это всяко лучше, чем быть такой размазней, как я. Это, наверное, в нем и бесит. И заодно триггерит. Потому что я много чего в себе подавляю, а он – нет. И надо учиться все части себя принимать. И бунтаря, и тихоню. А ещё умело ими пользоваться. С чем у Артёма, вероятно, проблем нет.
Зато вот “щедрость” совершенно другой. Если бы я выбирала, в кого можно влюбиться, то только в такого. И внешне – мой типаж. Да и по внутренним качествам пока просто замечательно. Лучше еще не встречала. Хотя Гришка вон вчера чуть конкуренцию не составил… Или, например, Юра.
Снова утыкаюсь носом в футболку “щедрости” с нотками свежести и моря. Глубоко вдыхаю. Ну как же охренительно пахнет! Нам обеим (Мише и Мишель) нравится.
– Спасибо, сейчас спущусь, – отзываюсь я.
Хотя, наверное, это будет означать – поесть и съехать. Вопрос лишь в том, куда ехать и кому везти свои сумки.
Заправив постель, выхожу из комнаты и спускаюсь на кухню. Аромат еды уже по всему дому разносится божественный, аж слюна собирается во рту.
– Доброе утро, – переминаюсь с ноги на ногу и думаю о том, что надо бы в ванную переодеться: негоже щеголять почти обнаженной перед двумя незнакомыми мужчинами.
И они, словно по команде, поворачиваются и смотрят на меня, чем заставляют еще сильнее смутиться.
– Садись. Позавтракай, – приглашает к столу “щедрость”.
Окидываю эту дорого накрытую поляну и двинуться с места не могу. Будто в пол ноги забетонировали.
– Я… мне надо умыться, – все же делаю шаг в сторону ванной и, спотыкаясь на ровном месте, едва не растягиваюсь на полу.
Закрывшись за дверью, умываюсь, быстро переодеваюсь и аккуратно складываю футболку на угол. А по-хорошему бы забрала. Она уютная, мягкая и пахнет им… Хоть какое-то светлое напоминание об этом ужасном и несправедливом ночном эпизоде.
Вернувшись на кухню, сажусь за стол. Глаза разбегаются с чего начать, хочется всё попробовать.
– На первое время сойдёт. С предыдущим синхронизацию восстановишь? – Демьян подвигает ко мне коробку с новеньким телефоном.
– Что восстановлю? – смотрю на яркую картинку на упаковке и не верю, что это все реальность: эти деликатесы на столе, кофе, сладости, телефон. Скорее всего, и не дорогой, но это не главное. А то, что впервые это для меня делают. И вряд ли просто так. Жизнь научила, что бесплатный сыр только в мышеловках бывает.
Рассматриваю “щедрость” и его синяк на скуле – не особо заметный, но он есть. Снова перевожу взгляд на телефон.
– Твой всё, – кивает на аппарат, который лежит рядом с новеньким, запечатанным в коробке. – Гейм овер. Можно попробовать в ремонт сдать, но мне этим заниматься некогда и неохота.
– Он мне пытался это впарить, но я тоже пас. Мы скинулись – и вот тебе моральный ущерб за вчерашнее, – поддакивает Артём.
Охренеть. И еще моральный ущерб. Мир сошёл с ума. Это сказка какая-то. А я в них не верю. С недавних пор.
– Отблагодарить, как вы ждете, не смогу. Поэтому и принять столь дорогой презент – тоже. Но если до города подбросите, спасибо. Клянусь, больше никак не дам о себе знать…
“Щедрость” и “подарочек судьбы” не сводят с меня удивленных взглядов.
– А по-моему, это самая черная неблагодарность. Телефон не возвратный. Я, так-то, даже незнакомому человеку жвачку хрен куплю, а ты тут речи толкаешь пафосные. Тебя вчера тоже, что ли, задело, когда ночью прессовали? Голова в порядке? Или нет? – возбухает Артём.
– Помолчи, – осаживает его “щедрость”.
– В смысле? Что я опять не так сказал?
– Все так. Причина во мне. В романах и сериалах по телеку могут красиво любой подарок преподнести. А в реальной жизни все иначе. Просто так никто и ничего не делает, никому ничего не дарит. Я что за это должна буду сделать? Что-то с извращениями, да? Я не готова. Отчим про меня все наврал.
– Какими извращениями?.. – недовольно вздыхает “щедрость”.
– Тряпку принести, полы протрешь, чтобы не стояла просто так? – огрызается “подарочек”.
До жути становится обидно за эту его реплику.
– Миша, послушай, – произносит Демьян. – Мы получаем не то, что заслужили, а то, на что согласились. Очевидно, ты согласилась на много неудобных для себя вещей. И сейчас отличный повод выбраться из этого скудного убеждения, что ты чего-то не достойна, и принять то, что дают. Всё определяется выбором. Я говорил про третий вариант. Уверен, тебе он больше подойдёт, нежели возвращение домой. Как позавтракаем – к бабуле моей поедем. Я ищу ей помощницу. И заодно человека, кто уговорит её перебраться ко мне в Москву. На днях заберу её на обследование, но это пару-тройку недель от силы, а мне нужно на постоянку. Улавливаешь, что от тебя необходимо? Не накатаешься ведь к ней. А у меня есть ощущение, что вы поладите. Землячки. Ты с нестандартной историей, а она фанат всего этого. Так что считай, телефон – аванс. Если твоя кандидатура ей утверждается. Договорились?
– Бабушка… – неверяще тяну. – Типа сиделка для нее?
– Типа. И чтобы уговорила ее переехать к внуку в Москву.
Артём громко ржет:
– Скорее ты от нее будешь невролога и психотерапевта посещать, а после захочешь на край света убежать. Эта бабка…
– Артём, – “щедрость” закатывает глаза. – Еще слово и втащу, ей-богу.
Я бы на такое посмотрела, но “подарочек” включает обратку:
– Всё-всё, молчу-молчу. Хотя напоследок скажу. Вот это вот тебе ещё потом мало покажется. Пощады попросишь, – кивает на телефон, – и миллион впридачу. Будешь вопить, что вот такого не заслужила. Каждая потраченная на тебя копейка и нервная клетка окупится, ахахаха, – громко смеется.
Не понимаю ничего. От слова совсем. Да и что смешного? Зачем смеяться над старостью?
– Крыша над головой будет, еда и какое-то подобие стабильности. Из ларька можно и самой уволиться. Стёпа – странная, но интересная. Если понравишься ей, то считай, пристроена. И как у Христа за пазухой. Так что решай.
– У Христа за пазухой, ха-ха-ха, – снова потешается Артем. – Скорее у чёрта в котле, – открывает рот, чтобы еще что-то сказать, но получает смачный подзатыльник от “щедрости”.
– Всё, заебал. Расскажу Стёпе про эти подколы.
Артем все же затыкается, крестит свой рот. А я в недоумении смотрю на мужчин.
В планы быть ни сиделкой для какой-то старушки, ни компаньонкой не входило. И да, работа. Мой ларек… Совсем из головы вылетело. Можно, похоже, распрощаться с этим местом. Хозяйка там строгая и прогулов без предупреждения не любит.
– Я… – осекаюсь и ещё раз смотрю на свой телефон, коробку с новым, вкусные деликатесы и по-новой прокручиваю в голове слова “щедрости”.
– Сколько лет Степе? Это Степанида?
Он кивает:
– Семьдесят пять. Заменила мне родителей. Тётка ещё есть, но там такая бизнес-леди сейчас – вечно по заграницам летает, дома почти не бывает. В общем, бабушка – зона моей ответственности. И твоя, если Степе приглянешься. Суть работы примерно поняла?
И правда что-то примерно…
– У меня нет медицинского образования. Я собиралась поступать в институт и работать с цифрами, а не с людьми, и…
– Так в чём проблема, Миш? – обрывает меня “щедрость”. – В институт поступишь. В московский, если к Стёпе подход найдёшь и заманишь ее ко мне в столицу. Курсы по медицинской помощи закончишь – там быстро. Было бы желание. Или тебе хочется обратно домой? К отчиму и его друзьям? Могу отвезти прямо хоть сейчас, – давит на больное.
Курсы медицинские я и так уже закончила из-за мамы. Капельницы и уколы делать умею. А вот со стариками… У меня только с тетей Васей опыт общения. Но ту сын обижает, и история с моей чем-то перекликалась, отзывалась. А здесь бабуля московского мажора… И я не слуга на побегушках. Уф. Я не о таком карьерном росте мечтала. Хотя это далеко не прилавок на побережье…
Беру вилку, ковыряю еду и исподлобья наблюдаю за “щедростью”. Адаптация – это часто про то, как ты реагируешь, когда что-то идёт не по плану. Всё не по плану. И я не знаю, как поступить. А ещё бешусь от собственного бессилия.
Но всё складывается так, что предложение “щедрости” – кстати.
– Ну так что? Третий вариант? Или отчим? – спрашивает Демьян.
– Отчим, – выпаливаю.
“Щедрость” сдвигает брови к переносице, а я ловлю себя на том, что снова им любуюсь. Даже когда он недоволен все равно безумно красив. Надо же, в жизни, не подумала бы, что падка на мужскую внешность…
– Ты хорошо подумала? – уточняет он.
– Да, – уверенно отзываюсь. – Дома осталась заначка, – выпаливает Миша быстрее, чем Мишель успевает сообразить, проведя внутренний анализ. Но все же подхватывает: – Поможешь забрать сбережения?
– Что за заначка? – теперь и Артём хмурится, но у него это выходит не так выразительно и красиво, как у “щедрости”.
– Вон как, – Демьян трет скулу с налившимся синяком. – Заначка, значит?.. – улыбается нагло, с азартом. – В Москве мне за такое изолятор бы грозил. А тут… – улыбка ширится, почти довольная. – Ну что ж, заедем к твоему родственнику. Дорогу я запомнил.
– А-а-а, – тянет Артём, словно и до него что-то там дошло. – Травма-а-ат! У нас дома хрен перед кем просто так им помашешь, сразу хлопнут с концами. Дементор, – ухмыляется. – Мне нравится ход твоей мысли… Доедай, Миш, быстрей, и поехали, – почти хором выдают последнюю реплику.
Теперь, кажется, понимаю, почему они дружат и что у них общего. А может, у нас троих, потому что с удовольствием заеду с «щедростью» и «подарочком судьбы» напоследок домой. Чтобы попращаться с Пётром как следует.
7 глава
Облом… просто облом. Аж ботинком хочется пнуть эту проспиртованную тушу, что валяется на диване, уткнувшись лицом в подушку и не подает признаков жизни. И как, блядь, люди до такого опускаются? У меня ведь тоже не фонтан события, проблемы на горизонте маячат нехилые, но чтобы так бухать и из дома всех выгонять?.. Нет, пока еще не докатился.
– Если пальнуть в него с расстояния, как думаешь, проснется? – предлагает Артём.
– Лежачих не бьют, – отвожу взгляд от отчима Миши и осматриваюсь. Просто. Чистенько, опрятно. Чем-то напоминает бабушкин дом из детства. – Ладно. Пойдем на улицу подождем, тут перегаром на весь дом разит.
С недавних пор не перевариваю этот запах. И в целом отбухал свое, но лучше не срываться. А то потом репутация спасибо не скажет. Хотя… бабуля точно переберется ко мне. Но в ее преклонном возрасте дёргать ей нервы таким паскудным глупым образом не охота. Не заслужила она этого.
Миша уходит в свою комнату, а мы с Артёмом на улицу. Я достаю сигареты, затягиваюсь. Смотрю на небо, на этот загроможденный двор, на разруху кругом. Как, блядь, меня угораздило в это все дерьмо влезть еще раз? На хера?
– Думаешь, как охуенно на новые грабли наступать? – словно подслушивает мои мысли.
Пухлый хоть и бесит, но в корень смотрит и базу всегда выдаёт. Держу его при себе, чтобы совесть моя на привязи сидела. Сентиментальный в последнее время стал. И щедрый. А Артём – цербер. Укусит иной раз так, что мало не покажется. Ещё бы всякую дрянь в себя не запихивал, не прибухивал и сильно удивился бы, насколько высоко можно подняться по карьерной лестнице, если не халтурить.
– Девчонке помощь нужна. А мне бабулю пристроить в хорошие руки. Так что это отличный план.
– Ну да… Ну да… И сиськи у этого плана зачёт. И задница в порядке, фейс тоже смазливый. Точно хоть совершеннолетняя?
– Бабулю пристроить, – повторяю я.
– Угу, – тоже берёт сигарету и убирает травмат в карман ветровки. – Одно другому не мешает. Без отрыва от работы и всегда на подхвате молодое свежее тело. Преимущества ты и сам знаешь. Пока дитё – слепишь под себя, что-то и в рот заглядывать будет. Это не самодостаточные дамочки с Арбата и не акулицы с Патриарших. Может, и мне какую финтифлюшку здесь присмотреть? В уборщицы дома, например, – размышляет вслух.
Губы сами собой растягиваются в улыбке.
– Она тебя почему-то сторонится. Но про подругу уточни. Вчера с ней в баре какая-то сидела. Может, согласится.
– Нет, у меня с головой всё в порядке. И карму рода очищать не надо. А вот её карму рода мы бы подчистили. Жаль, она в пьяном угаре спит. Везучий, сволочь.
Смеюсь.
Да, план не удался. Я бы не прочь был почесать об эту гадость кулаки. Безнаказанно. И дружки его рассосались.
Курим ещё по одной в молчании. Затем из дома выходит Миша. В руках у неё документы и какой-то свёрток. Внушительный. Неужели миллион накопила?
Подходит ближе, смотрит на меня, на сигарету в руках и… смущается. Глаза красиво блестят. Не девочка, а картинка.
– Я… всё, – оглядывается в сторону дома.
