«Ты – тот, через кого она замыкается», – исправил тот.
Он выдохнул – коротко, злым смешком.
– Удобно. Всегда мечтал быть топологическим дефектом вселенной.
Город вокруг шёл своей дорогой.
В витрине ближайшего магазина его отражение раздвоилось: в одной половине стекла он стоял таким, как сейчас – с серыми волосами у висков, с тяжёлым взглядом. В другой – чуть моложе, в рубашке с логотипом «Хронос Индастриз», с пропуском на шее.
Между ними, как разделительная линия, прошла фраза – опять его собственная, из какой-то другой, уже случившейся смерти:
– Если бы я тогда просто ушёл…
На этот раз он успел ответить.
– Ты всё равно оказался бы здесь, – сказал Мартин своему отражению.
И в отражении губы тоже шевельнулись.
Только вот он не был уверен, кто кому это сказал: нынешний – прошлому или другой он – ему самому.
Он пошёл пешком, просто чтобы город успел проявиться. В транспорте всё слишком быстро наслаивалось, как в ускоренной съёмке: лица, маршруты, чужие разговоры. На улице разрывы шли медленнее, их хотя бы можно было заметить. Иногда.
Он свернул в сторону старого района – туда, где начались первые дела. Не с Хроносом, ещё до него. Там ещё пахло тем старым временем: выхлопами, гарью, человеческой скукой.
– Ты ведь любил этот квартал, – сказал один из голосов у него в голове.
Мартин хмыкнул.
– Я любил в нём только то, что он был предсказуем.
«Ты врала», – отозвалось где-то в глубине – его же голосом, но с другим акцентом на словах, как будто он в той жизни слишком часто разговаривал с протоколами, а не с людьми.
У перекрёстка, где раньше висел старый светофор, стояла стеклянная стойка Синхрона. Внутри – терминал с мягким светом, рядом – инструкции: «Проверьте свою хронологию», «Узнайте, где вы были когда-то», «Сопоставьте свои версии».
Он никогда не пользовался уличными терминалами. Ему хватало того, что уже встроено под череп. Но сейчас взгляд зацепился за бегущую строку на экране.
«Предупреждение. Возможны накладки альтернативных сценариев. При появлении голосов, не совпадающих с текущей линией, обратитесь…»
Дальше текст плавно сбился, превратившись в визуальный шум.
– Забавно, – сказал Мартин. – Я – адресат, а не пациент.
«Ты – то и другое», – поправил Хронофаг.
Он хотел отмахнуться, но в этот момент услышал:
– Назад!
Крик был резкий, отчаянный.
Он автоматически дёрнулся, отступая на шаг от проезжей части. Машина, которая могла бы его задеть, проехала в метре, даже не посигналив. Водитель в салоне – мужчина средних лет – был увлечён своим телефоном, и ни о каком столкновении речь не шла.
Крик звучал не здесь.
Он шёл из другой улицы – той, где когда-то не успели.
Картинка догнала голос.
На долю секунды асфальт перед ним превратился в мост. Узкий, железный, с провалившимися перилами. Туман, чёрная вода внизу. Чужой (но его) ботинок соскальзывает, пальцы хватаются за холодный металл. Кто-то кричит «назад», но поздно.
Он не помнил такого.
Точнее – помнил, но не как «своё». Это было одной из версий того, как он мог умереть, когда полез в самую первую аномалию. Тогда он выбрал другой шаг. Тогда он не сорвался.
– Я утонул там, – сказал в его голове голос – хриплый, полный воды. – Ты – нет.
Мартин остановился на краю тротуара.
Воздух стал гуще.
– Отлично, – процедил он. – Теперь у меня есть коллекция собственных утопленников.
«У тебя есть доступ к тому, что было возможно», – спокойно ответил Хронофаг.
– Это не делает меня счастливее.
«И не должно», – отозвался тот.
Он пошёл дальше, чувствуя, как в висках стучит не только кровь, но и слабое эхо других ритмов.
На углу следующей улицы висела вывеска бара – когда-то здесь был обычный забегаловочный, где он обсуждал дела с коллегами. Теперь над входом красовалось название: «Другие версии».
Он невольно усмехнулся.
Изнутри доносилась смесь музыки и голосов. Он почти уже прошёл мимо, но чья-то фраза прорезала общий гул, как нож.
– Если бы не ты, мы бы вообще не запустили Синхрон.
Голос был его.
Он остановился.
– Это я тебе говорю, – добавил голос, чуть насмешливый.
Он заглянул внутрь.
Бар был обычным: стойка, несколько столиков, телевизор без звука над кассой. Люди – живые, разного возраста, но вполне конкретные.
И вот за дальним столиком сидел он.
Постарше – лет на десять, чем сейчас, с седыми висками, с тяжёлой линией плеч. Напротив – Лея. Живая. Лицо чуть иное, чем в его воспоминаниях: больше морщинок, меньше иллюзий.
– Я ничего не запускала, – говорила она. – Я только рассчитала.
– А я только подписал, – отвечал он там, в барахолке другой линии. – Знаешь, как это выглядит со стороны?
Он не слышал дальше.
Картинка дрогнула, как старый телевизор, когда сигнал пересекается с чем-то ещё.
Вместо бара – пустота.
Точнее, тот же бар, но без них. Другие люди, другой вечер, другая музыка.
Мартин отступил.
– Ты сам однажды сказал, что не веришь в случайности, – напомнил один из внутренних голосов. – Так почему сейчас пытаешься?
Он не ответил.
Мир вокруг вновь привычно распался на слои.
Слева, на другой стороне улицы, он увидел ещё одну версию города. На секунду окна домов стали другими: вместо терминалов Синхрона – решётки, старые кондиционеры, окрашенные вручную балконы. Над входом в дом, где сейчас располагался «центр обслуживания временных линий», висела вывеска «ОВД».
В этой линии он всё ещё был следователем.
Он увидел себя там – мельком, как отражение в стекле дверей: молодой, усталый, с папкой под мышкой, выкуривающий третью сигарету за утро.
– Тогда я был уверен, что время – просто обстоятельство, – тихо сказал внутри один из голосов. – Не игрок.
«Каждая твоя уверенность плавала по поверхности петли», – заметил Хронофаг.
– Ты любишь ретроспективную мудрость, – бросил Мартин.
«Я люблю последовательность», – ответил тот.
Его накрыло коротким, резким воспоминанием.
Тоннель.
Холодный, влажный, с пульсирующими стенами – не настоящими, а собранными из временных слоёв. С шагов по воде. С Леей, идущей впереди, держащей в руках маленькое устройство, похожее на детскую игрушку.
– Если что, мы просто выскочим обратно, – говорит она там, в той линии.
– Назад – это куда? – спрашивает он.
Она не успевает ответить.
Вспышка.
Сеть.
Её крик.
Разрыв – не физический, временной: её линию рвёт на сотни нитей, бросает в разные стороны.
Он дёрнулся.
– Это было, – сказал один голос внутри.
– Это не было, – возразил второй.
– Это было где-то ещё, – подытожил третий.
В результате – все трое правы.
Мартин остановился у перехода и облокотился о перила.
– Я не вытяну, если всё это сразу будет в голове, – сказал он тихо.
«Не будет сразу», – сказал Хронофаг. – «Я не монстр».
– Спорный тезис.
«Я – орган.
Я перевариваю даты», – объяснил тот спокойно.
У Мартина дернулся уголок рта.
– Ты понимаешь, что это прозвучало как диагноз?
«Это и есть диагноз», – согласился Хронофаг. – «У мира, не у меня».
Он смотрел на поток машин снизу, и каждый сигнал поворотника, каждый мигающий стоп казались ему теперь возможной веткой: здесь кто-то не успел затормозить; там – остановился вовремя; дальше – вообще не сел за руль, потому что умер раньше.
Потоки переплетались.
Голоса – тоже.
– Если ты сейчас уйдёшь, – сказал один его голос, более резкий, молоденький, – всё останется как есть.
– Если ты сейчас не уйдёшь, – возразил другой, старый, с хрипами, – всё тоже останется как есть.
– Единственное, что меняется, – это то, что ты будешь знать, что мог, – добавил третий, сухой, похожий на голос внутреннего следователя.
– Хватит, – попросил он.
