Карина Демина "Ведьмы.Ру 3"

– Рассматривай это как новый опыт.

– Ты издеваешься… надо звать на помощь! Надо кричать!

– Не надо кричать, – рявкнул Филин, пока этот убогий не завопил во всю глотку. – Тебя только они услышат. А если услышат, снова вырубят и зарежут. Надо думать, как дальше… стяжки эти только в кино хороши. А так-то…

Он напрягся и пластиковая струна натянулась и, тоненько тренькнув, разлетелась.

– Мы ж козлы апокалипсиса, – произнёс Филин, как-то сразу и успокаиваясь. – У тебя магия тьмы. У меня – огненная. И думаете, не справимся с подростками?

– Д-да… как-то я… погодите… сейчас, – Профессор изогнулся и дыхнул. Из ноздрей его вырвалось облачко тьмы, которое въелось в пластик. – Вот так…

А говорят, пластик не разлагается.

Вон, прям на глазах в прах превратился.

– Эк ты… поднаторел.

– Долгие годы смирения, постижения и экспериментов, – произнёс Профессор, выдыхая новое облачко. В смирение Филин не слишком поверил, а эксперименты… это да, он сам за сараем пытался огненные шарики создавать. Но пока получалось только пламя из ноздрей.

Тоже, если так-то, впечатлить должно.

А машина-то ход замедлила. И значит, если не приехали, то почти.

– Так, – Филин сориентировался. – Давай сделаем вид, что мы того… без признаков жизни.

– Зачем?

– Затем, что сейчас они будут настороже. А начнут свой ритуал готовить, то и отвлекутся. Тогда мы и свалим отсюда подальше. Ясно?

– Боже, боже мой… я не готов умирать! Я…

– Ясно?! – жестче переспросил Филин. Ох уж эта интеллигенция. Как девиц соблазнять в козлином обличье, так он может. А как чего другого, так уже нет.

– Ясно. Да. Вы правы, коллега. Определённо. Мне нужно успокоиться. Я… я сейчас займусь медитацией.

– На хрена?

– Чтобы достичь душевной нирваны.

И Профессор перевернулся на спину, вытянув задние ноги и сложив передние на груди. Огромные рога его упёрлись в днище, голова приподнялась, почти касаясь шеи. Да и сама по себе поза выглядела странной.

– Главное, дыхание… вдох и выдох… я спокоен, как огромная гора пред ликом вечности. Меня обдувают ветра…

Машина дёрнулась, сбивая Профессора с мыслей о горах, и остановилась. Филин моргнул и лёг на бок, прикрывая глаза, но лёг так, чтоб быстро вскочить, если обмануть не получится.

Ждать пришлось недолго. Дверь открылась.

– Во! Говорю ж, норм всё… – в кузов заглянули. – Лежат. Оба.

– Как-то они странно лежат, – этот голос был новым, незнакомым. И Филин замер. – Тот вообще дохлый…

Это про Профессора?

– Блин, засада, если окочурился…

– Да не должен вроде. Сейчас глянем… слушай, а у тебя зеркальце есть?

– Откуда?

– Светка!

– Чего?

– Зеркальце дай. У тебя есть, я точно знаю.

– А тебе на кой?

– Тут, похоже, козёл скопытился. Надо проверить.

– Как?

– Да я в кино видел, что если человеку к лицу зеркало поднести, то видно станет, дышит он или нет.

– Так это к человеку. А то козёл, – возразила девушка.

– И что? Всё одно видно станет, дышит или нет!

– Я не хочу, чтоб в моё зеркальце какой-то козёл дышал и вообще… да подвиньтесь вы… вон, смотрите, ухом шевелит. Значит, живой…

– А чего он лежит так?

– Слушай, ну лежится, значит. Вот ты тоже, когда дрыхнешь, небось, не думаешь, как оно со стороны, – резонно заявила девица. – А их рубануло…

На всякий случай и Филин ногой дёрнул, будто бы во сне.

– А чего не связали? – возмутился тот, новый. – Я ж говорил!

– Связывали!

– А где тогда…

– Вот! Свалились… – кто-то нагнулся, подбирая остатки стяжки. – Или порвались… не должны ж вроде.

Филин напрягся, готовый в любой момент вскочить и броситься прочь, рогами пробивая путь к спасению. Детей, конечно, жаль, глупые, но он не готов ради жалости с жизнью расстаться. И вообще, в таком возрасте один вовремя полученный поджопник зачастую информативней тысячи слов.

– Китайщина просто. Паль какая-то. Батя говорил, что если самые дешевые брать, то они сами собой рвутся, вообще без усилия. А тут вот… дёрнулся во сне и кабздец.

– Ну да…

– И чего дальше?

– Надо… надо их тащить на место. И там уже привязать… – заключил тот, кто определённо был здесь за главного. – Тогда, даже если очнутся, не сбегут.

Только бы Профессор не запаниковал. Кто-то подхватил Филина за ноги и дёрнул.

– Тяжеленный… Светка!

– Чего? Я, между прочим, ведьма! А не козлотаскательница…

– Ты пока и не ведьма, так что давай, помогай. Егорьев, ты тоже не стой столбом! Харэ уже чипсы драть… давай, присоединяйся, если хочешь, чтоб успели…

И Филина снова дёрнули.

Потом ещё раз.

Потом он болезненно бухнулся о землю, потому что придержать тушу не додумались.

– Ой, – пискнула девица, когда Филин, поняв, что дальнейшей транспортировки он может и не пережить, вскочил на ноги. – Козя… он проснулся! Зелушка, тут козлик проснулся… цыпа-цыпа… то есть козя-козя…

Сама она, коза малолетняя.

Филин затряс головой и огляделся.

– Хватай его! – приказал тощий прыщавый парень в чёрной хламиде. – Да за рога и хватай!

– Тебе надо, ты и хватай! – огрызнулся другой, который был пониже, в плечах пошире и не в хламиде, но в драных джинсах и некогда белых кроссовках. – Тоже мне, раскомандовался!

– Мальчики, – всхлипнула девица, прижимая ладони к груди. – Не ругайтесь, пожалуйста… козя хороший, хороший козя…

И протянула дрожащую руку.

Вот и что с ними, убогими, делать-то? Что-то подсказывало, что от этих горе-сатанистов и обычный козёл ушёл бы без особого труда. Филин позволил себя погладить.

Осмотрелся, отметив ещё одного участника – пухлого паренька в круглых очках и кислотно-зеленой майке с надписью «Самый любимый внук». В руках тот держал открытую пачку чипсов, которую и прижимал к груди.

Да уж…

– Профессор, – окрикнул Филин. – Выходи из нирваны. И в принципе тоже. Люди ждут.

Дети.

Подросшие. Бестолковые. И решившие связаться не с тем, с чем стоило бы связываться. И главное, где хоть один взрослый, который бы удержал?

– Видишь, не убегает, – с облегчением сказал тот, что в хламиде. – Он домашний же. Домашние козлы, они добрые…

– А мы их в жертву… – девушка шмыгнула носом и часто-часто заморгала.

– Свет, вот не начинай. Всё же уже обсудили, обговорили… и вообще…

– И где мы находимся? – поинтересовался Профессор, выглядывая из машины. – Какой унылый урбанистический пейзаж. Прямо-таки веет безысходностью… но позволено ли мне будет узнать, что вы задумали, коллега?

Профессор спрыгнул, но когда девица потянулась и к нему, гордо отстранился.

– Я не прощаю предательства! – заявил он, задрав рогатую голову.

– Вот! – хохотнул тот, который в драных джинсах. – Даже козёл понял, что всё зло – от баб!

– Сам ты…

– Думаю, что детишек надо проучить, – Филин позволил почесать себя за ухом. Приятно, однако. – Так, чтоб они эту дурь из голов выкинули и вообще за ум взялись.

– О, задача, несомненно, не из простых… – Профессор обвёл собравшихся превнимательным взглядом. – Кроме того остаётся опасность, что эти, как вы изволили выразиться, детишки причинят нам вред…

– Да они скорее себе причинят вред, – фыркнул Филин.

– Ну да… несомненно… мельчает молодёжь. И сатанисты пошли не те… вот помнится, во времена моей молодости демонопоклонники…

Копыта Профессора громко зацокали по асфальту.

– Куда! – встрепенулся тот, что в балахоне и попытался ухватить Профессора за рога. – Нам в другую сторону надо… туда вон!

И указал.

– А это? Недоразумение. Испанский стыд! Прямо даже как-то перед демонами неудобно… вот явятся, а тут этакое… но да, соглашусь… надо учить и вразумлять! Учить…

Профессор, похоже, окончательно успокоился и, развернувшись туда, куда указывали, гордо зашагал в нужном направлении. И Филин за ним.

– …мой немалый педагогический опыт…

– Знаешь, Зеля, он ведь тебя понял, – произнёс тот, который в майке с надписью. И, покраснев, добавил. – Мне так кажется…

– Азазеллум!

– Пофигу… толстый прав. Какие-то это неправильные козлы… – парень в драных джинсах скрестил руки на груди.

– Да какая разница! – рявкнул тот, что в балахоне. – Времени уже нет. Полдень почти. А нам ещё свечи расставить надо. Заклятье прочесть! Выучили?!

– Ну… я… пыталась, – девица покраснела. – Там оно путано получается и не очень понятно.

– Я вообще не разобрался в этой хрени!

– А мне мама не разрешила ночью сидеть. Сказала, что спать надо и вообще режим… там ещё почерк такой, мелкий. А у меня зрение плохое. И нельзя глаза слепить.

Филин закатил глаза.

Перед демонами и вправду становилось слегка неудобно.

– А я вот о чём и говорю! Совершеннейшая безалаберность, вопиющий инфантилизм и неготовность…