– Ну, вот такой романтической получилась наша первая встреча, – Грей пожал плечами.
Сейхан смерила его испепеляющим взглядом.
– Сейчас такая турбулентность, «Сигму» вот-вот прикроют… Быть может, стоит подождать, пока все уляжется? Как знать, где мы окажемся, когда…
Ей не дал договорить рев автомобильного двигателя.
Напарники разом повернулись к окну, поднося к глазам свои приборы наблюдения.
В монастырские ворота въехал черный лимузин. Вместо того чтобы направиться к портику церкви, он ее объехал и подъехал к ней сзади.
– Наверное, кто-то готовится к вечернему венчанию, – пробормотал Грей. – Тот, у кого не замерзли ноги.
Выбравшись из машины, водитель открыл дверь фигуре в черной рясе до пят, с широкой золотой лентой, огибающей шею. Даже в сумерках был виден большой крест, сверкающий под окладистой бородой.
– Если это венчание, – прошептала Сейхан, – то вот и священник.
Вооружившись подзорной трубой, Грей сделал несколько снимков священника.
Из другой двери лимузина появился второй человек, также в рясе. В нем были все семь футов. Выпрямившись в полный рост, он поправил свою камилавку, цилиндрическую шапку с плоским верхом, головной убор православных монахов. Грей знал это только потому, что предварительно навел справки о хозяевах этого места – монахах Русской православной церкви.
Обогнув лимузин, высокий монах приблизился к священнику, почтительно согнув спину и опустив голову, и принялся оживленно жестикулировать. Похоже, это был язык глухонемых.
Грей продолжал делать снимки.
– Жаль, что с нами нет Ковальски, – шепотом заметила Сейхан.
Грей понял, что она имела в виду. Ковальски, младшая сестра которого была глухонемой, свободно владел языком американских глухонемых. Очевидно, русская версия сильно отличалась от американской вследствие культурных и языковых особенностей, и все же какие-то выражения должны были быть общими.
Очевидно, священник прекрасно понял монаха. Он махнул в сторону церкви. Великан поднялся по ступеням к двери в арке, украшенной по обеим сторонам двумя коваными светильниками. Священник же остался у машины.
Грею захотелось узнать, имеет ли монах какое-либо отношение к данной церкви. Из своих изысканий он знал, что в двадцатые годы прошлого века здание было превращено в музей, в тридцатые стало кинотеатром, а в девяностых здесь разместилась школа для глухонемых. Даже в настоящее время службы, проходящие в церкви, сопровождались сурдопереводом.
И все-таки существовал только один способ узнать больше о новоприбывших.
Грей поднес к окну параболическую антенну микрофона. Устройство по беспроводной связи было подключено к наушникам в ушах Грея и Сейхан, оснащенным работающей в режиме реального времени системой перевода речи.
Монах постучал железным кольцом в старую дверь. Усиленный звук оказался настолько громким, что Грей поморщился. Скрестив руки на груди, монах отступил назад и оглянулся на священника, ожидая дальнейших распоряжений.
Наконец дверь распахнулась. На крыльцо вышла высокая стройная женщина. Одета она была так же, как и монах, однако к ее плоской камилавке сзади была прикреплена вуаль, покрывавшая волосы. Это был клобук, головной убор православной монахини.
Однако это была не монахиня.
Застывшая рядом с Греем Сейхан напряглась.
– Это же Валя Михайлова! – прошипела она.
Хотя лицо женщины было покрыто толстым слоем пудры, скрывающим татуировку, из-под клобука выбивалась прядь белоснежных волос. Однако в первую очередь Михайлову выдало ее поведение. Она прошла мимо монаха, даже не удостоив его взглядом, и спустилась к священнику. Тот оставался внизу ступеней, словно у него не было никакого желания приближаться к лжемонахине.
– Архиерей Сычкин, – презрительно произнесла Михайлова, – вы должны были быть здесь еще несколько часов назад.
– Возникли другие дела, потребовавшие моего внимания. – Голос священника, низкий и зычный, идеально подходил для чтения проповедей с амвона, однако в переводе он звучал механическим и монотонным. – Чем объяснялся ваш срочный вызов, потребовавший моего личного присутствия?
– Нанятый мною человек, отправленный в Петербург, так и не появился. Вчера вечером поступило сообщение о том, что ученая-ботаник схвачена, но затем – полная тишина. Попытки связаться с остальными членами группы ничего не дали.
– А доктор Штутт?
Михайлова пожала плечами:
– Сегодня ее никто не видел – ни в лаборатории, ни у нее дома.
– Что это означает?
– Нас раскрыли.
Священник встрепенулся:
– Но кто?
– По-видимому, вмешалась какая-то третья сторона.
– Как такое могло случиться? – Сычкин прикоснулся к кресту на груди. – Лишь считаной горстке людей было известно о том, что мы обнаружили в той старинной книге.
– Так или иначе, не получив сегодня утром известий от нашей группы в Петербурге, я предприняла дополнительные меры предосторожности. На самом деле во вмешательстве третьей стороны нет ничего неожиданного, поскольку я, по сути дела, сама пригласила сюда этих людей.
– Что вы имеете в виду?
Но Грей уже знал ответ. Он мысленно представил себе черно-белые кадры нападения на Красной площади. Стоящая рядом с ним Сейхан выругалась вполголоса. Она предупреждала, что дерзкая террористическая атака на Смитсоновский институт была совершена Михайловой для того, чтобы заманить «Сигму» в Москву.
Однако это было еще не все.
– Я предвидела то, что сломать Марича не составит особого труда, – невозмутимым тоном продолжала Михайлова. – Вот почему я выбрала его в качестве курьера. Особенно если учесть, что я знала, что он скомпрометирован и, скорее всего, находится под наблюдением.
Опустив подзорную трубу, Грей схватил Сейхан за руку, но та уже пришла в движение, отшатнувшись от окна. Даже без подзорной трубы Грей увидел, что Михайлова повернулась лицом к старой солодежне. Параболический микрофон донес ее слова, сказанные теперь по-английски:
– Но с этими людьми разберутся.
Грей успел сделать еще два шага, прежде чем в здании прогремело несколько взрывов. Пол под ногами у Пирса содрогнулся, и он растянулся плашмя. Полумрак озарился языками пламени, сквозь которые пробивались клубы дыма.
Раздались новые взрывы, направленные на то, чтобы выпотрошить здание изнутри, обрушить все перекрытия.
Грей потянулся к Сейхан – и увидел, как та, отлетев в сторону, провалилась в образовавшуюся в настиле дыру.
8
11 мая, 18:12 по Московскому поясному времени
Москва, Российская Федерация
Войдя в морг, Джейсон Картер непроизвольно отпрянул назад. Ему уже приходилось видеть трупы, однако сильный запах мертвой плоти, хлорки и бальзамирующего раствора на мгновение остановил его.
Они с Монком, захватив с собой отца Бейли, прямиком из аэропорта приехали к рыжему кирпичному зданию, вывеска на котором пространно гласила: «Федеральное медико-биологическое агентство Российской Федерации. Главное бюро судебно-медицинской экспертизы». Морг размещался в подвале здания, вентиляционная система которого восходила еще к советской эпохе.
Обступив с обеих сторон старшего судмедэксперта доктора Льва Гришина, тощего как скелет, Монк и Бейли шли впереди. На лице у Гришина застыло хмурое выражение, словно он был разочарован окружающим миром и своим местом в нем. Посему он не скрывал своего недовольства, не проявляя никакого интереса к посланникам следственного управления Ватикана.
– Причина смерти очевидна, – на очень приличном английском сообщил судмедэксперт. – В обоих случаях.
Джейсон неохотно последовал за своими спутниками в морг. Здесь в ряд выстроились пять столов из нержавеющей стали, два из которых занимали тела, накрытые простынями: монсеньор Алекс Борелли и сотрудник историко-архивного музея Игорь Кусков.
Гришин повернулся к Бейли:
– Святой отец, вы вправе осмотреть тело вашего коллеги, однако для того, чтобы осмотреть тело второго убитого, вам необходимо согласие его родственников.
– В этом нет необходимости, – шагнул вперед Монк. – В данном случае подтверждение причины смерти является чистой формальностью.
Гришин заметно смягчился. По всей вероятности, он был готов услышать возражения.
Согласно фальшивым документам, Монк являлся патологоанатомом, что было не так уж и далеко от истины. В «зеленых беретах» он служил фельдшером, но, после того как его приняли на работу в «Сигму», прошел обучение по программе судебной медицины и получил квалификацию доктора. В дальнейшем Монк расширил свои знания в области биоинженерии – хотя тут его интерес был скорее личным. В ходе одной операции «Сигмы» он потерял кисть левой руки и теперь носил протез, разработанный специалистами УППОНИР, практически неотличимый от настоящей руки.
– Доктор Гришин, – Бейли указал на дверь, – надеюсь, вы оставите нас одних, чтобы мы смогли осмотреть тело и отдать последние почести покойному.
– Разумеется. – Похоже, судмедэксперт с готовностью ухватился за это предложение. Уходя, он указал на внутренний коммутатор на стене. – Позовете меня, когда закончите. А я тем временем подготовлю все необходимые документы для транспортировки тела монсеньора в Италию.
Джейсон проводил взглядом Гришина, поспешно покидающего прозекторскую.
«Очевидно, ему не терпится как можно быстрее выпроводить нас отсюда».
Как только судмедэксперт ушел, Бейли повернулся к Монку и Джейсону:
– Я попросил епископа Филарета присоединиться к нам. – Он взглянул на часы. – Он должен прибыть с минуты на минуту.
– В морг? – удивился Джейсон. – Я полагал, мы встретимся с епископом в вашем посольстве, чтобы подтвердить наши полномочия как представителей Святого престола.
Это внезапное изменение планов ему не понравилось. Проработав пять лет под началом Кэт Брайант, Джейсон потерял гибкость, привыкнув действовать в строгом соответствии с детально прописанной программой. Однако таким он был не всегда. В возрасте девятнадцати лет Джейсон прошел программу подготовки системных аналитиков для военно-морского флота, однако ему сразу же пришлись не по душе бесконечные правила и ограничения армейской службы. Особенно если учесть некомпетентность тех, кто отдавал приказы. Своим независимым поведением Джейсон быстро добился того, что его уволили со службы, – правда, свою роль также сыграло и то, что он взломал сервер Министерства обороны с помощью простенького планшета и программы собственной разработки. После чего его поставили перед выбором: пойти работать в «Сигму» или отправиться за решетку.
Принять решение было легко, однако Джейсон злился несколько месяцев. Только Кэт в конце концов удалось привить ему культуру поведения на работе – в основном вследствие того, что Джейсон постепенно проникся уважением к ее профессионализму и моральным принципам. И все-таки ему долгое время не удавалось полностью подавлять свои бунтарские наклонности. Он винил в этом своих родителей. С раннего детства вся его жизнь была обильно насыщена адреналином. Мать Джейсона, палеоантрополог, частенько брала его с собой в экспедиции. Его отец, известный австралийский аквалангист и спелеолог, не раз участвовал в сложных и опасных спасательных операциях. Поэтому когда представилась эта возможность отправиться на задание с оперативной группой «Сигмы», Джейсон долго не раздумывал. С учетом происходящего – ввиду того, что над «Сигмой» нависла угроза расформирования, – он не знал, будет ли у него другой шанс заняться оперативной работой.
Однако сейчас, оказавшись в морге, Джейсон начинал сомневаться в правильности своего решения. Он поймал свое отражение в полированной стали холодильников. Его, тощего как жердь, светловолосого, многие ошибочно принимали за подростка. Однако Кэт с самого начала не ставила под сомнение его профессиональные навыки, относясь с уважением к его аналитическому складу ума и способности изящно решать любые проблемы. Также она никогда не сомневалась в его физических качествах. Они частенько вместе занимались в тренажерном зале или потели на марафонах.
Перед отъездом из Вашингтона Кэт возложила на плечи Джейсона еще одно поручение.
– Следи за тем, чтобы Монк не попал в беду, – предупредила она. – Это будет самой сложной частью задания.
Определенно, в настоящий момент вид у ее мужа был озадаченный.
– Почему вы изменили место встречи с епископом Филаретом? – спросил он у отца Бейли.
– В последнее время усилились трения между Святым престолом и Русской православной церковью, – поморщился тот. – Особенно если учесть растущие амбиции патриархата относительно строительства нового…
– Другими словами, вы не доверяете Филарету, – перебил его Монк.
– Скажем так: я действую осмотрительно. По крайней мере, пока не узнаю его лучше. Приглашая епископа сюда, можно сказать, встретиться лицом к лицу с погибшими, с теми, кого он послал на смерть, я рассчитывал на то, что он будет с нами более откровенен.
Джейсон отметил, как Бейли задержал взгляд на мертвенно-бледном лице монсеньора Борелли. Определенно, священник терзался чувством собственной вины.
– К тому же, – добавил Бейли, – я знаю, как оценить то, насколько Филарет готов сотрудничать с нами.
– Что вы хотите сказать? – спросил Монк.
– Всему свое время, – покачал головой Бейли.
Джейсон нахмурился, недовольный упорством священника. Монк же просто пожал плечами и подошел к столу. Откинул простыни, которыми были накрыты тела, и, не прикасаясь к ним, внимательно осмотрел раны. На горле у монсеньора зияла глубокая рана, открывающая белые ткани гортани. У русского историка на груди зияло выходное пулевое отверстие. По-видимому, пуля поразила его прямо в сердце, вызвав практически мгновенную смерть.
Монк накрыл тела простынями.
– Судмедэксперт прав. В обоих случаях причина смерти совершенно очевидна. Впрочем, особых сомнений тут и так не было.
Медленно приблизившись к столу, Бейли изучил личные вещи монсеньора. Аккуратно сложенный окровавленный комбинезон лежал рядом с ботинками. Кто-то старательно разложил спиралью цепочку вокруг серебряного креста. Уронив плечи, Бейли прикоснулся к распятию.
Джейсону не хотелось беспокоить священника в эту скорбную минуту, однако его интересовал один неотложный вопрос.
– Телефон монсеньора Борелли нашли?
– Я ознакомился со списком вещей моего друга. – Бейли покачал головой. – Телефона среди них не было.
Джейсон вздохнул. Он надеялся на то, что нападавшие не тронули телефон. Если б удалось снять с него отпечатки пальцев или взять образцы ДНК, можно было бы подтвердить причастность Валентины Михайловой к этому двойному убийству.
Джейсон посмотрел на тело монсеньора Борелли, вспоминая глубокую рану на горле. Он не сомневался в словах Сейхан о том, кто нанес этот смертельный удар. Поймал себя на том, что нервно ломает руки: время шло, нарастало беспокойство – вызванное не тем, где он находился, а крепнущей уверенностью.
«Время работает против нас».
18:35
В коридоре послышались приглушенные голоса.
«Ну наконец…»
Джейсон выпустил давно задержанный вдох. Все повернулись к распахнувшейся двери.
