– Все равно давай на месяц! Проведешь побольше времени со мной.
Кымнам рассмеялась и ответила:
– Ладно, уговорила! Месяц так месяц. Поживу немного как жительница Нью-Йорка. Прогуляюсь до дома, где жила Кэрри из «Секса в большом городе», да погляжу на школу, где учились герои «Сплетницы». Ух, жди меня, Нью-Йорк! Кымнам едет к тебе!
– Мам, ты что, и «Сплетницу» посмотрела? Когда успела? Ты же еще на прошлой неделе говорила, что смотришь сериал «Побег»?
– Ночами, конечно. Потом ходила, зевала – чуть не померла. Но как тут остановиться, если уже включила? Ладно, дочурка, целую-обнимаю.
Так закончился разговор Мунчжон, что проживала в доме с мягкими кистями да холстами, и Кымнам, живущей в изысканной трехкомнатной квартире. Кымнам приоткрыла дверь комнаты, где лежала малышка. Спала она без задних ног, словно пыталась восполнить накопившийся недосып.
«Где же она жила все это время? Судя по тому, что посторонние звуки ее не будят, наверное, в каком-то шумном месте. Ох беда».
С жалостью поглядев на ребенка, Кымнам закрыла дверь.
«Мама придет. Немного подождем, и она обязательно вернется. Все-таки мне кажется, она тебя не бросила, а лишь доверила мне на время».
На рассвете Кымнам отправилась в свой магазин, чтобы к утру успеть приготовить ланчи на продажу. Сегодня она не надела маленькие жемчужные сережки. Они были ее визитной карточкой: подражая любимым Одри Хепберн и Скарлетт О'Харе[32 - Главная героиня американского романа Маргарет Митчелл «Унесенные ветром».], она не выходила из дома без этого украшения. Но сегодня она оставила сережки на туалетном столике, беспокоясь, как бы случайно не поцарапать ими лицо малышки.
Слинг, который оставили вместе с ребенком, оказался довольно удобным. В нем малышка, как кенгуренок, висела спереди, и можно было обнимать ее, глядя ей в лицо.
Держа в одной руке продуктовую сумку, Кымнам прошла мимо кирпичной стены, протянувшейся вдоль больницы Сеульского университета.
– Эй, миссис Тток! – помахала она рукой пожилой женщине, что готовилась к продаже ттока, выставляя стул перед мангалом.
– О, Кымнам! Идешь открывать магазин? А что за ребятенок с тобой? У Мунчжон же бесплодие. Неужели она родила?
– Не бесплодна она, у них с мужем просто пока не получается! Сколько можно объяснять?!
– Дак это почти одно и то же.
Женщина положила колбаску ттока на огонь.
– Что значит – одно и то же? Это совершенно разные вещи! Просто не складывается пока что-то… Врачи уверяют: со здоровьем у Мунчжон все в порядке и у ее мужа тоже. Ну да ладно. Давай-ка по одной!
Кымнам вынула из сумки две бутылочки с питьевым йогуртом, проткнула крышку желтой трубочкой и протянула знакомой.
– Держи. Девять-девять, восемь-восемь, один-два-три-четыре! Чокнемся! – звонко выпалила Кымнам, и малышка в слинге рассмеялась во весь голос.
– Да, девять-девять, восемь-восемь, один-два-три-четыре! – повторила за Кымнам продавщица ттока, и они чокнулись баночками йогурта.
Это была особая кричалка-тост, популярная среди пожилых людей, в которой зашифровали следующее послание: «Желаю жить нам до девяноста девяти лет, оставаясь бодрыми и энергичными, болеть всего один-два дня и умереть на третий!»[33 - Указанное значение появляется потому, что произношение цифр в комбинации 88 дает созвучие с прилагательным «энергичный», а последняя цифра 4 созвучна иероглифу со значением «смерть».]
– Что ж, хэв э найс дэй тебе.
Что бы Кымнам ни говорила, ребенок на все отзывался громким смехом.
«И как можно было бросить такую улыбчивую кроху? Ну твоя мама дает. Что же за беда с ней приключилась?..»
* * *
Чони зашла в детское отделение больницы Сеульского университета. Многие дети плакали, но встречались и те, кто, казалось бы, смирился со своей участью: малыши с длинными носовыми катетерами и ребятишки в инвалидных колясках.
Утешая хнычущую малышку, Чони огляделась в поисках свободного места. Наконец в конце коридора, рядом с туалетом, она заметила столик с микроволновкой и кулером.
Водрузив чемодан на сиденье перед столом, она выдохнула:
– Потерпим здесь недельку.
Но все пошло не по плану. Уже на второй день уборщица заподозрила неладное. Ей показалось странным, что девушка никуда не уходит со своего места, и она пожаловалась медсестрам на стойке регистрации.
Одетая в розовую униформу медсестра с волосами, собранными в аккуратный пучок, подошла к Чони. На свисающем с шеи бейджике значилось: «Чон Хэён, педиатрическое отделение».
В отличие от уборщицы, которая глядела на Чони и малыша с недоверием, медсестра дружелюбно обратилась к ним:
– Добрый вечер. Подскажите, пожалуйста, вы ожидаете госпитализацию?
– М-м.
– Говорила же, странная она! Давно здесь сидит. Уже несколько дней. Мне вызвать полицию? – наседала на Хэён уборщица.
– А! Вы опекун Санни? Я должна была раньше провести вас в палату. Извините, пожалуйста. Госпожа, пройдемте со мной.
Хэён тихонько подмигнула Чони, чтобы уборщица не заметила, и, уведя девушку, завела ее на пожарную лестницу. На самом деле медсестра уже давно наблюдала за Чони и в общих чертах догадалась, в чем дело. Обычно мамы или опекуны неустанно бдят за своими детьми, не обращая внимания ни на что другое. А Чони, наоборот, постоянно наблюдала за окружающей обстановкой. Это было странно, и Хэён то и дело поглядывала на необычную девушку, в конце концов догадавшись, что той просто некуда идти.
Стоя перед Хэён, Чони рассеянно глядела на зеленый огонек надписи над дверью запасного выхода.
– Чем я могу вам помочь? Может, что-то принести?..
– Нет, не нужно. Спасибо за доброту.
– Подождите. – Хэён остановила Чони, которая уже собиралась уходить. – Буквально одну минуту подождите здесь.
Медсестра куда-то убежала, а вскоре вернулась с зеленым кардиганом в руках. Под ним что-то лежало.
– Возьмите хотя бы это. Я купила, чтобы съесть на дежурстве…
Хэён вынула из кофты пластиковый контейнер, в котором лежал обед. В воздухе тут же запахло поджаренной говядиной и соусом.
– Берите.
– Спасибо вам.
Чони приняла контейнер и побежала вниз по лестнице. От быстрого топота по ступеням малышка проснулась и заплакала. Совсем недавно она с трудом заснула, так и не поев, а теперь ее разбудило громкое эхо шагов по лестнице. Крик ребенка и гул слились в один громкий звук, и в сердце Чони разразилась буря.
Она вылетела из больницы и на одном дыхании добежала до пешеходного перехода. Едва сигнал светофора сменился на зеленый, Чони снова побежала вперед.
Она пересекла дорогу и уже глубокой ночью пришла в парк Марронье. Днем сюда приходят на спектакли или свидания, поэтому в парке всегда многолюдно, но теперь здесь не было ни души. Желто-золотые листья окруживших парк деревьев гинкго в свете фонарей выглядели невозможно романтично. Впрочем, отвратительный запах портил все впечатление. Не успела она пройти и пары шагов, как раздавленный плод гинкго, прилипший к кроссовке, дал о себе знать. Чони задержала дыхание. Она присела на скамейку спиной к огромному ветвистому дереву, которое, по рассказам, росло здесь со времен японской оккупации. Казалось, холодный ветер так и блуждает здесь еще с тех времен. В парке зазвучала музыка. Из длинной, высокой, похожей на телеграфный столб колонки заиграла песня группы Marronnier – «Коктейль любви».
В ней пелось:
Когда тоскливо на душе, по улице иду бродить.
Коктейля сладкий аромат меня способен опьянить.
Эта задорная и жизнерадостная песня никак не сочеталась с настроением Чони.
На прозрачной стенке ланч-бокса она заметила стикер с надписью: «Изумительный ланч на Хэхвадоне». Контейнер все еще сохранял тепло, и Чони открыла его. Он был почти доверху заполнен рисом и пулькоги[34 - Маринованные в сладком соусе ломтики говядины.]. В отделении для закусок к рису лежал почти прозрачный салат из отваренной белой редьки и поджаренные сушеные креветки с анчоусами. А рядом лежали мелко нарезанные кактуги[35 - Закуска из маринованного в остром соусе дайкона.] и мясные шарики. С первого взгляда на этот обед было понятно, что его хватит не на один раз. Чони вытащила вложенные в контейнер палочки для еды. Старательно повозив ими, она смешала соус от пулькоги с рисом и набрала полную ложку. Вкуснотища. Никогда раньше ей не доводилось пробовать такое, но вкус этой еды вдруг показался ей похожим на домашнюю стряпню бабушек, которые кормят своих внуков, приехавших к ним на каникулы. Она запихивала в себя обед с такой скоростью, что чуть не давилась. Уже несколько дней она голодала, продолжая кормить ребенка молоком. И поэтому теперь выскабливала контейнер до последней рисинки. Когда она доела, то наконец-то почувствовала, что уже почти сросшееся с ней чувство голода, кажется, отступило. Только тогда она заметила на самом дне нечто напоминающее записку, обернутую в фольгу.
– Письмо?..
– Уа-а, уа-а!
– Проголодалась? Я поела, теперь могу и тебя покормить. Но придется немного подождать.
Чони положила листочек фольги в задний карман джинсов и, выйдя из парка, направилась в соседний Макдоналдс. Кафе работало круглосуточно, поэтому она сразу приметила его как второе после больницы подходящее место. Зайдя в кабинку туалета, Чони приготовилась к кормлению и тут же услышала, что кто-то зашел следом. Вскоре все пространство заполонил едкий сигаретный дым. Малышка закашляла.
Чони попыталась отмахнуть дым рукой, но его становилось только больше. Неужели электронные сигареты можно курить где вздумается? Женщина из соседней кабинки продолжала дымить.
Чони ничего не оставалось делать, как выйти из Макдоналдса и снова направиться в парк, одной рукой волоча чемодан, а другой утешая ребенка.
«Надеюсь, в общественном туалете парка будет чисто. Потерпи, все наладится. Хотя нет. Прости меня, малышка…» В тот момент Чони уже понимала, что больше так продолжаться не может. Больше она не имела права так мучить своего еще даже не названного ребенка.
Наевшись, малышка сразу уснула, прижавшись к маме. Чони крепко обняла ее. Девочка была такой теплой.
«Говорят, дочь наследует судьбу матери. Но она не должна так жить. Может, и мою маму однажды постигла такая же горькая участь? Быть может, и я с самого рождения голодаю?»
Ей было обидно, но злиться на мать, чье лицо она даже не помнила, оказалось не так-то просто.
Всю ночь она просидела на пропитанной ночной росой скамейке и встретила рассвет, так и не сомкнув глаз. Спавшая крепким сном малышка на рассвете вдруг начала подкашливать. Сначала Чони подумала, что это из-за недавнего сигаретного дыма. Она крепко обняла девочку и кое-как усыпила ее, но кашель продолжался. Возможно, всему виной был холодный осенний ветер. У малышки забило нос, и ей стало тяжело дышать. Тогда она начала дышать ртом, но из-за этого кашель только усилился, и девочка закапризничала. Из носа потекли желтые сопли, а тело стало горячим. Чони не знала, что делать. Ее ребенок заболел. Поднялась высокая температура, и нужно было срочно бежать в больницу. Но они просто не могли отправиться туда!
В такую рань не работала ни одна аптека. Ей хотелось спросить у кого-нибудь, что делать, если у ребенка жар, но обратиться было не к кому. Чони вскочила и в обнимку с дочерью снова побежала в сторону университетской больницы. Малышка, явно страдая от высокой температуры, прижалась к маминой груди, глаза ее то и дело закрывались.
* * *
– Извините, где найти медсестру Чон Хэён?
– Вы меня ищете? – Закончив обход больных, в коридоре очень вовремя появилась Хэён.
Ей было не по себе от того, как они расстались вчера, и она была даже рада снова увидеть Чони. Когда Хэён подошла ближе, Чони взволнованно произнесла:
– Давайте сначала отойдем.
Она быстро прошла на пожарную лестницу, где несколько часов назад Хэён вручила ей «Изумительный ланч».
– Пожалуйста, спасите моего ребенка. Умоляю! У нее сильный жар. Все тело горит. Мы спали на улице… Но я ни на секунду не отрывала ее от себя, грела и крепко обнимала, а она!..
– Милая, успокойтесь. Давайте я сначала измерю температуру.
Хэён приложила градусник к уху малышки. Почувствовав нечто инородное, та тут же расплакалась, и громкий крик эхом разнесся по всему лестничному пролету.
Хэён посмотрела на градусник и изменилась в лице.
– Ее нужно сейчас же поместить в стационар!
– Что?
– Как давно у нее температура?
– Не знаю, не так давно. Может, где-то час? Или около двух часов.
– Мамочка, вашего ребенка нужно немедленно госпитализировать. Для начала я зарегистрирую вас в отделении скорой помощи.
– Нет, нельзя.
– Как это?
– Нельзя. У нее… нет документов о рождении.
– Что?!
– Просто дайте нам, пожалуйста, лекарство. Вы же можете помочь… просто сбить температуру?
– Я не имею права без предписаний выдавать вам лекарства. Но у нас в больнице есть круглосуточная аптека. Пойдите туда и купите хотя бы «Тайленол». Порцию лекарства сделайте очень маленькой. И следите за состоянием ребенка. Если температура поднимется выше сорока градусов, обязательно возвращайтесь. Сюда, на третий этаж, непременно! Найдите меня. Вот, держите. Возьмете это с собой.
И Хэён протянула Чони свой электронный градусник.
Она напоила малышку жаропонижающим сиропом с запахом клубники. Девочка все еще лежала без сил. В какой-то момент Чони показалось, что малышке полегчало, но вскоре она вновь задрожала. Тогда девушка подхватила дочь и отправилась в метро. Сидя в громыхающем вагоне, Чони на каждой станции прикладывала градусник к уху малышки. Тот пищал и показывал, что температура немного спала, но все еще держалась на высокой отметке. Казалось, теперь Чони оставалось идти только туда…
Она вышла на станции «Силлим». На многолюдной второй ветке метро все косились на Чони, волочащей чемодан в обнимку с ребенком. Но к такому она привыкла. Взгляды сочувствия, жалости, презрения уже давно преследовали ее, прожигая насквозь. Но сегодня все закончится. Она больше не может так издеваться над своим ребенком…
Когда они немного поднялись на холм, показалась крупная белая надпись: «Беби-бокс». Следуя указателям, Чони прошла вперед, но вдруг малышка, все это время мирно спавшая в слинге, громко, протяжно заплакала. Чони измерила температуру. Жар заметно спал. Тогда почему же она плачет? Неужели все понимает? Такая кроха? Девочка продолжала надрываться. От крика температура у нее снова поползла вверх, соплей стало еще больше, а дышать ей становилось все труднее. Видимо, малышка знала, что ее ждет. Знала, что ей придется покинуть теплые мамины объятия.
