– Ты слышал, что я сказал? – Подполковник чуть повысил голос. – Возьмёшься?
– Проверить, не связана ли смерть Паши с популярным романом?
– Я уже понял, что другие версии тебе неинтересны.
– Другими версиями уже занимаются. Когда приступать?
– Как только я договорюсь о межрегиональном статусе расследования и смогу официально подключить тебя к нему.
– Хорошо.
– Хорошо. – Шиповник помолчал, после чего вернулся к вопросу, на который не получил ответа: – Насколько ты веришь в версию Паши?
– Нужно вникнуть, посмотреть, что к чему, Егор Петрович, – ответил Вербин. И честно добавил: – Пока она кажется чересчур… литературной.
– Но достаточно загадочной для тебя?
– Егор Петрович…
– А что не так, Феликс? – притворно удивился Шиповник. – Ты ведь любишь загадки.
– Люблю. – Лгать не имело смысла.
– Вот и разбирайся, – закончил подполковник таким тоном, словно уже обо всём договорился. – Думаю, ребята тебе обрадуются.
– Вы бы обрадовались?
– Я нет. – Шиповник впервые позволил себе нечто похожее на улыбку. – Но то я. Они тебя знают хуже, поэтому наверняка обрадуются. К тому же ты у нас обаятельный, умеешь к себе расположить. Тебе, как говорится, и карты в руки.
приблизительно месяц назад
Когда-то давно это помещение использовалось в качестве защищённой операционной. Защищённой от ударов с воздуха, артиллерийского и миномётного огня. Оно входило в небольшую, но отлично подготовленную и хорошо замаскированную сеть бункеров, выкопанных во времена Советского Союза неподалёку от подмосковной воинской части ПВО. Когда же Советский Союз распался, военные объекты стали не нужны, потому что люди, захватившие власть над самым большим обломком государства, упивались россказнями о том, что «теперь нам никто не угрожает», и азартно ломали всё, что предназначалось для защиты от врага, начиная от промышленности и заканчивая подземными сооружениями. И этот объект попал под их бульдозер вместе со многими остальными: воинскую часть расформировали, оставив столичное небо без защиты, территорию бросили, и скоро здесь всё пришло в запустение.
Сначала на объект накинулись местные мародёры, затем – пришлые: в поисках металла, да и вообще чего угодно, что можно использовать или продать. А когда мародёры забрали всё, что сочли интересным, здесь воцарилась тишина. В отличие от многих других частей, эта располагалась довольно далеко от оживлённых дорог, на нескольких последних километрах асфальт и вовсе встречался фрагментарно, поэтому даже любители «заброшек» добирались сюда не часто. А если и добирались, то ограничивались осмотром наземных сооружений и первого уровня самого большого бункера. Потом натыкались на стоячую воду, решали, что «всё затоплено», и уходили.
В своё время убийца тоже так решил. Но он, в отличие от любителей «заброшек», искал не «интересный» фон для фотографий, а надёжное логово, поэтому был упорен, потратил время, но отыскал замаскированный резервный вход в подземелье и выяснил, что затопило лишь центральное крыло разветвлённой сети бункеров. А боковое, на «минус втором» уровне которого находился госпиталь, осталось нетронутым и постепенно превратилось в надёжное убежище. Убийца «обжился»: расставил светильники, купил спальный мешок, обеспечил запас воды, еды, который хранил в надёжном металлическом ящике – от крыс, и с удовольствием наведывался в бункер с ночёвкой и даже на два-три дня.
Убийце нравилось бродить с фонариком по отделанным дешёвой кафельной плиткой помещениям, разглядывая сохранившееся оборудование: каталки, медицинские шкафы, приборы, о предназначении которых убийца даже не догадывался, операционные столы и многоламповые светильники над ними. Убийца не воображал себя исследователем таинственных подземелий, в которых проводились секретные опыты, или каким-нибудь кладоискателем. Он просто нашёл надёжное место, которое, к тому же, ему по-настоящему понравилось, и намеревался оставаться в нём так долго, как получится. Он обрёл крепость, в которой чувствовал себя в безопасности и недосягаемым для врагов.
Ведь каждому из нас нужна крепость.
Кто-то строит её внутри, отгораживаясь от окружающих силой воли; кто-то прячется под одеялом, принимая позу эмбриона; кто-то ищет в семье; кто-то видит её в квартире или доме; а кому-то нужен бункер. В котором можно встретить только крыс и тех, кого сам сюда привёл…
– Я знаю, о чём ты думаешь. Представляешь – знаю. Ты думаешь, что я не могу без этого обойтись. Что мне это нужно. Что я не могу не нападать на тебя. Не могу не резать тебя. Не могу не бить… – Увлёкшись монологом, убийца начал говорить всё быстрее и громче, последнюю фразу почти прокричал и одновременно резанул того, кто сидел в кресле, ножом по плечу. Тот не пошевелился.
А убийца шумно выдохнул, словно удар позволил ему сбросить накопившееся напряжение, и продолжил спокойным, как в начале разговора, тоном:
– Ты думаешь, что это болезнь. Что это болезнь заставляет меня снова и снова делать так, чтобы желание хоть ненадолго отпустило меня, исчезло, ушло куда-то прочь… А оно не уходит, оно заползает вглубь меня, в самое моё я. В самое сокровенное моё и засыпает, как медведь на зиму. Только моя зима длится не по календарю, а ровно то время, пока медведь сыт. А когда становится голодным – он выходит. Оно выходит – моё желание. Но это же не болезнь, правда? Это то, что живёт внутри, а болезнь – она приходит, ею заражаешься, болезнь всегда чужая, а желание – моё. Оно со мной с детства… Почему ты молчишь?!
На этот раз голос ускорялся не постепенно, а взорвался сразу – злобным визгом, и убийца нанёс следующий удар ножом тому, кто сидел в кресле. И это снова был глубокий порез – лезвие оказалось необычайно острым.
– Я знаю, ты считаешь, что это болезнь, хотя не говоришь об этом, прикидываешься хорошим, потому что надеешься меня обмануть. Но у тебя ничего не получится. Однажды меня обманули, да, всех когда-то обманывают, хоть раз в жизни, но обманывают… Тебя когда-нибудь обманывали? Или ты об этом не знаешь? Какой же ты дурак… Я знаю, когда меня обманули, когда отняли всё, что мне было дорого. Я знаю точно. Я даже дату могу назвать, но больше такого не повторится, ты понял?! Больше я не позволю себя обмануть! Никто не посмеет меня обмануть!
На этот раз удара не было. Ножом. Убийца схватил бейсбольную биту и яростно ударил того, кто сидел в кресле, по правому колену.
– Это не болезнь! Я могу усмирять то, что просыпается во мне! Могу! Но не хочу. Зачем? Ведь это не болезнь, а часть меня. Это моё желание, и я живу с ним. Я исполняю его. Да, иногда боюсь, но только иногда. Я не позволяю желанию затмить мой разум, не даю воли, я могу с ним справиться, и оно это знает! Оно меня боится, понимаешь? Оно знает, что я сильнее, и боится, что однажды я загоню своё желание так глубоко, что, даже проснувшись, оно не сумеет выбраться наружу. Но зачем? Ведь оно дарит восхитительное, необычайно острое удовлетворение. А ещё мне нравится чувствовать, когда оно просыпается. Нравится кормить его… Но это не болезнь! Я могу остановить всё это в любое мгновение! Я могу.
Убийца замер.
– У меня нет зависимости. Я полностью контролирую себя. Если я захочу – я остановлюсь. – Пауза. – Просто я не хочу останавливаться. Не хочу – и всё.
Некоторое время убийца глубоко дышал, а восстановившись, подошёл к металлическому столу и остановил работавший всё это время диктофон. Тот, кто сидел в кресле, остался недвижим.
21 августа, понедельник
По тому, как пара занимается любовью, можно сказать о ней очень и очень много. Если не всё.
Когда нежно и трепетно, с едва различимой осторожностью – эти любовники только начинают отношения, но очень хотят, чтобы их связь продлилась как можно дольше. Они изучают друг друга, стараясь отыскать точки и движения, которые будут наиболее приятны партнёру. И отыскивают их в мягких, необычайно уютных объятиях, которые не хочется разрывать. В которых хочется жить… Если постельные утехи проходят пылко и страстно, иногда яростно, до головокружения, когда нет запретов и страха перед экспериментами, то эта пара хорошо знает и абсолютно доверяет друг другу. Они находятся на пике отношений или, возможно, они относятся к счастливчикам, сумевшим отыскать того самого, единственного партнёра, с которым – и только с ним! – хочется заниматься любовью. Ни с кем больше. Не бояться экспериментировать и с радостью дарить партнёру счастье любить того, кто любит тебя. А бывает так, что о паре ничего нельзя сказать: ни хорошего, ни плохого. Их движения точны и уверенны, стоны и вздохи искренни, а всё внимание приковано друг к другу. Никто из них не отвлекается на собственные мысли, не бросает взгляды на часы или экран телефона, но… Но ни в стонах, ни в движениях, ни в скрипе кровати и даже в запахе пота нет ни малейшего намёка на любовь. На чувства. Они опытны, техничны и напоминают слаженную пару гребцов, подтверждающих в квалификационном заплыве своё право на выступление в финале. А оргазм – как «галочка» в судейской таблице: обязательная, но не вызывающая настоящих чувств «галочка».
Именно так – технично, ласкали друг друга в утренней спальне Карина и Гриша. При этом нельзя сказать, что они проводили обязательный ритуал, что-то вроде запланированного в ежедневнике действа: «Утренний секс (для здоровья) – полчаса». Совсем нет. Первым проснулся Гриша – ещё до будильника, сладко потянулся, коснувшись при этом лежащей рядом женщины, открыл глаза, несколько мгновений смотрел в потолок, затем повернул голову, улыбнулся Карине и нежно поцеловал её в плечо.
– У меня есть ещё шесть минут, – пробормотала Карина, не открывая глаза.
Как она ухитрялась с неимоверной точностью определять оставшееся до подъёма время, оставалось загадкой для всех, кто знал молодую женщину. В том числе – для тех, кто знал с детства.
По голосу, пусть и немного приглушённому, Гриша понял, что Карина в настроении и готова уделить ему намного больше, чем шесть минут, перевернулся на бок и чуть подался вперёд. Тем более что он сам был в «настроении». В том самом «настроении», которое его и разбудило. Карина улыбнулась, а когда мужчина оказался совсем рядом, обняла его за шею, подалась навстречу, мягко впустив в себя, и промурлыкала:
– Мы что, слишком рано легли спать и ты успел набраться сил?
– Нет, просто рядом с тобой невозможно сдерживаться.
Карина знала, что Гриша не лжёт: она возбуждала его так же сильно, как несколько лет назад, в самом начале знакомства.
– А ты никогда и не пытаешься сдерживаться, – прошептала молодая женщина, покусывая мужчину в шею.
– А зачем?
– Согласна: незачем…
Они не были похожи. Гриша имел рыжеватый волос, не ярко-рыжий, который видно издали, а именно рыжеватый, словно краски не хватило и пришлось слегка приглушить цвет. Он носил короткую, но густую, красивой формы бороду, которая придавала мужественности его достаточно простому лицу, и короткую, стильную стрижку с зачёсом назад. Телосложение среднее, далёкое от атлетического, в меру подтянутое, но уже с небольшим животиком – Гриша очень хотел его согнать, однако пока не получалось: то ли из-за лени, мешавшей ему чаще бывать в фитнес-зале, то ли природа брала своё. Лет ему было сорок три. Карине меньше – всего тридцать. Стройная, худощавая, с гладкими чёрными волосами до плеч и узким, вытянутым лицом, она немного походила на птицу – большими круглыми глазами. Сейчас прикрытыми. Но не от того, что молодая женщина не хотела смотреть на партнёра, а потому что переживала упоительные мгновения – Гриша был прекрасным, сведущим и весьма умелым любовником. Но ни в стонах, ни в движениях, ни в скрипе кровати, ни даже в запахе пота не было и намёка на любовь.
Они технично доставляли друг другу яркое удовольствие.
– Подвезти тебя? – спросил Гриша, когда Карина вышла из душа.
К этому моменту он уже сварил кофе. Но только кофе, хотя готовить умел и периодически баловал подругу сытными завтраками. Однако сегодня ограничился вкусным кофе, поскольку времени на еду не осталось.
– Ты всё время забываешь, что я работаю недалеко от дома, – улыбнулась в ответ молодая женщина. – Пешком дойду.
Карина специально не затянула пояс тонкого и короткого халатика – хотела подразнить любовника, и с удовлетворением отметила, что шалость удалась: Гриша без стеснения ласкал взглядом её небольшую, красивой формы грудь.
– Хотел за тобой поухаживать.
– Ты ещё предложение сделай, – пошутила молодая женщина, взяв кружку с кофе. – Спасибо.
– А ты примешь? – Он поинтересовался легко, делая вид, что продолжает шутливый разговор, но тем не менее поинтересовался, поэтому Карина ответила. Но таким же, лёгким тоном:
– То есть если я скажу, что не приму, ты не станешь его делать?
– Зачем время тратить? – Ответ прозвучал в прежнем, шутливом ключе, но молодая женщина хорошо изучила любовника и поняла, что за лёгкой болтовнёй на неожиданную тему скрывается желание «прозондировать» почву. Потому что Гриша ни за что не завёл бы разговор о свадьбе просто так: он знал, что женщины относятся к этой теме намного серьёзнее мужчин, и не позволил бы себе задеть подругу даже в шутливой форме.
– А зачем я трачу время на тебя? – Карина чуть качнула бёдрами.
Он наконец-то решился: протянул руку и легко сжал пальцами её сосок. Который мгновенно затвердел.
– Потому что нам хорошо вместе.
Она хотела сказать что-нибудь, вроде: «Не думай о себе слишком много», но не стала, потому что играть в «дразнилку» можно и вдвоём. С одинаковым результатом. И её рука скользнула Грише за пояс…
В общем, кофе пришлось допивать наспех. А после этого, торопливого, но вкусного кофе, когда они вышли во двор, Гриша поинтересовался:
– Вечером увидимся? – Они встречались не каждый день и не всегда у Карины, поэтому в вопросе не было ничего странного и молодая женщина уточнила:
– Сразу у кого-то или поужинаем?
– Сначала поужинаем. – И торопливо добавил: – Я приглашаю.
Уточнение требовалось, поскольку счета у них были раздельными: так уж Карина и Гриша договорились в самом начале отношений. Однако он то и дело «приглашал» молодую женщину на ужины и отказывался, когда она хотела ответить тем же.
– Кто-то получил зарплату? – пошутила Карина.
– Смейся, смейся… – проворчал Гриша. – Так поужинаем?
– Во сколько?
– В семь, в восемь… Во сколько тебе удобно?
– А где?
– Я что-нибудь придумаю. – И, не удержавшись, добавил: – Соответствующее случаю.
Тогда Карина спросила:
– Зачем тебе всё это?
Дав понять, что его шуточки достигли цели и она догадалась, о чём пойдёт речь. Но Гриша не стал раскрывать карты:
– Нам действительно нужно поговорить.
– Скажи сейчас.
– Не хочу. Хочу вечером. Под вино.
Когда ему что-то приходило в голову, выбить эту блажь не представлялось возможным.
– Значит, вечером, – согласилась Карина. – Позвони в четыре и точно договоримся.
– Я буду ждать.
– Считай, что тебе удалось произвести на меня впечатление.
– Уже неплохо.
Гриша остановился у своего BMW.
– Давай я тебя всё-таки подвезу?
– Давай я всё-таки прогуляюсь? Утро получилось замечательным, хочу продлить его прогулкой.
– Ты была великолепна. – Он притянул молодую женщину к груди и поцеловал в губы. Очень осторожно, чтобы не стереть помаду.
– Мы были великолепны, милый. – Она ласково провела рукой по его щеке.
Как умелые гребцы.
– Я позвоню.
– Я помню.
Карина проводила машину взглядом, покачала головой и медленно пошла по улице. Солнце припекало, но не сильно, можно потерпеть и спокойно пройти пару кварталов до офиса. Чтобы подумать. Чего, разумеется, не получилось бы в машине. Просто подумать, без понятного волнения, которое в такие моменты испытывает любая женщина, или беспокойства, которое испытывают некоторые женщины. Подумать о сегодняшнем вечере.
Карина знала, что скажет Гриша. Какие аргументы приведёт. Знала даже, как он скажет – Гриша умел говорить красиво. К тому же, если он считал разговор важным, то великолепно выстраивал мизансцены, создавая идеальное настроение. А сегодняшний разговор Гриша явно считал очень важным. И Карина спросила себя, хочет ли услышать заготовленную любовником речь? Спросила, потребовав от себя честного ответа, и с удивлением поняла, что хочет. Действительно хочет. Карина знала, что Грише нельзя верить, но при этом хотела… Нет, не верить, а услышать то, что он скажет, и ответить согласием. То ли настроение сегодня подходящее, то ли настало время.
Впрочем, время давно настало, однако Гриша…
«Хитрый, пронырливый Гриша».
Карина улыбнулась, а в следующий миг закусила губу, поскольку заметила, что идущая впереди девушка, которую она как раз собиралась обогнать, несла под мышкой знакомую книгу.
«Пройти сквозь эту ночь».
