Михаил Дорин "Сирийский рубеж 5"

Глава 4

Петров в суматохе не заметил произошедшего со мной казуса и продолжал удаляться.

– Привет, Тоня! Рад тебя видеть, – поздоровался я.

Пока что Тося не могла мне ответить тем же. Она продолжала вздыхать над испачканным платьем.

Тося с момента нашей последней встречи в Лашкаргахе изменилась – стала более женственной. Её тёмные волосы блестели в лучах солнца, пробивающихся через небольшие отверстия в металлической крыше рынка. Голубые глаза смотрели на меня, переливаясь различными оттенками.

– Выглядишь очень хорошо, – произнёс я, пытаясь быть как можно более приветливым.

Белецкая надула щёки и сильно сжала лямку сумочки. Да так, что костяшки пальцев побелели.

– Это моё любимое! – сжав губы, громко произнесла Антонина, указывая на испачканное платье.

– Рад тебя видеть, – по слогам произнёс я, намекая, что нужно поздороваться со старым другом, а потом выяснять отношения. Тем более что моё душевное равновесие от потери вкуснейшей еды, тоже было нарушено.

– Здравствуй, – тихо произнесла Тося, и полезла в сумку.

Взгляд у Белецкой оставался дерзким. В эти мгновения она выглядела сильной и уверенной в себе.

– Это всё твой бутерброд! Нашёл где есть. Тем более что эта еда неполезная! – продолжила ворчать Антонина.

Вот теперь желание придушить стало ещё более сильным.

– У каждого свои слабости. Считай, что я упустил обед.

Я привык жить по советским законам и соблюдать порядки. Все четыре года мне хотелось вкусить жирной, нездоровой, но очень вкусной шаурмы. А теперь это чудесное произведение арабской кухни доедают две собаки!

– У меня платье в жире, а ты про еду! – сказала Тося, достав платок.

Даже я уже успокоился из-за потерянной шаурмы, а вот Белецкая продолжала «вскипать».

Пожалуй, надо как-то успокоить Антонину. Только я собрался сказать что-нибудь подбадривающее, как появился ещё один фактор раздражительности.

– Тоська! Ты какими судьбами?! – радостно Кеша поприветствовал Белецкую, пережёвывая остатки шаурмы.

– И тебе привет, Петров. Не трогай меня сейчас, – выдохнула Тося.

Но разве Кешу остановишь.

– Слушай, а чё это у тебя с платьем? Тоже ела шаурму? И как тебе? – спросил Иннокентий.

Глядя на Тосю, мне уже стало страшно за Кешу.

– Да ты не нервничай. Застираешь, – махнул рукой Петров.

Тося промолчала, отвернулась и стала пытаться хоть немного почистить платком платье.

– Кеша, пойди ещё шаурму купи. Через 30 минут у машины встретимся, – отправил я Петрова подальше от эпицентра поражения гневом Антонины.

– Да я наелся уже. А чего она нервничает?

– Кеша, ты не наелся. По глазам вижу. И запомни, что фраза «ты не нервничай» всегда хорошо помогает привести человека в состояние бешенства. Двадцать минут – время пошло, – подтолкнул я товарища, и Кеша скрылся в толпе.

Я подошёл к Антонине ближе и рассмотрел внимательно пятно на платье.

Наряд действительно был испорчен. На глазах у Тоси наворачивались слёзы. Для любой девушки испортить красивое платье весьма болезненно.

– Я не так представляла нашу встречу. И не на рынке, – тихо сказала Антонина. – Ты… ты извини. Глупо как-то получилось.

– Да ладно. Банально было бы, если б мы встретились в медпункте или где-нибудь в местах проживания. А тут есть что вспомнить.

По обе стороны от нас располагались прилавки, заваленные товаром: от сверкающих золотых украшений и чеканных подносов до тончайших тканей с затейливыми узорами. Торговцы зазывали покупателей то на английском, то на арабском, азартно нахваливая свой товар.

– Лучший шафран! Настоящий, из Ирана! – протянул Антонине пригоршню алых нитей усатый продавец.

– Друг, попробуйте халву, свежая, только сегодня сделали! – пододвинул деревянный поднос парень в белой рубахе.

Где-то рядом заскрипела тележка, нагруженная керамическими кувшинами

Мимо носились мальчишки, переговариваясь на арабском. Вдалеке слышалась мелодия духового инструмента – кто-то играл, развлекая публику.

Мы шли, рассматривая расставленные на витринах кинжалы, чеканные лампы и медные кофейники. В воздухе стоял густой запах корицы и кардамона, вперемешку с едва уловимыми нотами жасмина, доносившимися от лавки с маслами и благовониями.

Хоть немного, но Антонина повеселела. В течение 10 минут мы обменялись нашими историями о приезде в Сирию.

Тося приехала работать в госпиталь, находящийся на территории одного из советских зенитно-ракетных полков в 40 километрах от Дамаска. А сейчас она в, так называемом, увольнении.

– То есть, ты прям на базе живёшь? И как там условия?

– Да никак. Модули что в Афганистане, что в Думейре. Вот на пару дней в столицу приехала. Переночую у подруги в «Синем доме» и назад, – ответила Тося и вновь чуть не расплакалась, взглянув на платье.

– Ладно. Пошли со мной.

– Куда? – спросила Тося.

– С прошедшим 8 Марта тебя поздравлю, – ответил я и взял Антонину за руку.

В десяти метрах от нас начинался ряд, где продавали одежду. В женских нарядах я разбирался не особо, так что пришлось общаться с продавщицей.

– Здравствуйте! Нам наряд для девушки, – обратился я к сирийки в платке.

Она тут же отложила все дела и споры с соседкой.

– Да. У меня есть прекрасный вариант и для вас. Одну минуту.

Продавщица взяла Тосю за руку и повела за прилавок. Обычно не весь товар выставляется у сирийцев. Где-то в глубине хранятся самые изысканные наряды.

Прошло пять минут, и передо мной появилась переодевшаяся Антонина. И если честно, я чуть слюну не пустил.

– Самый лучший наряд, – начала нахваливать платье продавщица.

И действительно – Антонина появилась передо мной с распущенными волосами, одетой в белую джалабию. Это платье, которое было щедро украшено тоннами позолоченных украшений. Цвет платья отлично подчёркивал её бронзовый загар.

– Что скажешь? – улыбнулась Тося, покрутившись на месте.

Только я хотел сказать, что мне нравится, комментарий вставила продавщица.

– Вы на церемонии будете выглядеть просто отменно! – радостно заявила она.

– Какой церемонии?

– Молодой человек, джалабию часто надевают на церемонии и свадьбы. Вы же к свадьбе готовитесь?

Так-так, пока рано даже и намёки делать в сторону «кольцевания». Не настолько мы друг другу нравимся.

У меня из головы совсем вылетело, что такое платье, как джалабия может быть не только домашним.

– Тоня, что-то не так в этом платье. Попроси вариант с… абайей, – вспомнил я название нейтрального платья.

Продавщица была в недоумении, но быстро сориентировалась. Разницы за что ей с нас брать деньги у неё однозначно нет.

Я посматривал на часы. Уже почти истекли 30 минут, которые я отвёл Кеше на вторую порцию шаурмы. Тут появилась Тося в новом одеянии. И оно мне понравилось даже больше. Уж очень хорошо оно облегает фигуру.

На голове у Тоси была надета шайла нежно-розового цвета, подчёркивающая её смуглую кожу. Под абаей Антонина надела маргруну – традиционное сирийское платье, характеризующееся приталенным лифом и расклёшенной юбкой. И всё это из шёлка.

– Теперь у вас настоящая восточная красавица! Перейдём к оплате? – спросила сирийка.

От ценника уши у меня слегка завернулись. Но раз обещал, нельзя скупердяйничать.

Как только мы закончили с покупкой, появились и коллеги Антонины.

– Тонечка, ты прям такая, что нету слов!

– Просто шахризантема!

Ну и всё в этом роде. Вопросов, кто я такой избежать тоже не получилось. Однако с прекрасными дамами, Тося мне не дала поговорить и всех отправила… ещё за покупками.

– Спасибо, Саш! Такое красивое! – поглаживала себя Антонина.

– Пожалуйста, но мне пора. Меня ещё сирийцы ждут. А вы будьте осторожны. Украдут ещё! – улыбнулся я и пошёл на выход, но Тося поймала меня за руку.

– Саш, мне не по себе. Если ты приехал, значит, что-то не так. Я прям чувствую, – тихо сказала Тося.

Хотелось бы мне ей сказать, что это не так. Слегка приобняв её, я посмотрел в лица людей, проходящих мимо.

Рынок в это время жил своей жизнью, яркой, шумной, полной запахов и звуков, словно настоящий восточный водоворот.

Пока ещё никто не чувствует приближение большой войны. Никто и не думает, что ракеты и бомбы могут полететь по Дамаску и мирная жизнь закончится. А пройдёт много лет, и этот древний город погрязнет в протестах и огне гражданской войны.

Я это видел и знаю. А как исправить, непонятно.

– Да всё нормально, Тося. Ты главное больше не пачкайся, – ответил я, подмигнув.

Тоня посмеялась и отпустила меня. Так мы и разошлись. Каждый в своём направлении.

В течение следующих нескольких дней обстановка была спокойной. Группа под моим руководством освоилась на базе Эль-Мезза, проводя большую часть времени в «хабирке», которую нам отвели сирийцы.

Это было небольшое здание, сравнимое по размерам с теми, где на аэродромах размещается инженерно-технический состав эскадрильи. Сирийцы обеспечили нас всем – бумагой, канцелярскими принадлежностями и даже мебелью. Сервис на уровне! Кеша был счастлив узнать, что нас поставили на довольствие в столовой при местном офицерском клубе.

Однако был один большой минус – мы просто сидели в «хабирке» и ничего не делали, касаемо наших прямых обязанностей. И так уже продолжается три дня.

На четвёртый день мне стало понятно, что надо уже начинать что-то делать.

Пока я пытался дозвониться до командира 976-й эскадрильи, с которой мне первоначально предстояло работать, мои товарищи усердно коротали время до обеденного перерыва.

Кеша периодически подходил к карте и мечтательно смотрел на Средиземное море.

– Вот бы там искупаться. Чего нас в Латакию не отправили? – указал он на провинцию в западной части Сирии.

– Искупаешься ещё. Скоро там базу нам разрешат построить, и все будем на пляж ездить, – ответил ему Володя Горин, переставляя шашку в партии в нарды.

Против него играл Занин и поединок был принципиальный. Всё же играет военный лётчик против испытателя.

Остальные в это время «очень внимательно» следили за происходящим. Настолько, что даже не моргали и лишь изредка всхрапывали, откинувшись на двух мягких диванах.

В это время я пытался дозвониться в штаб 976-й эскадрильи.

– Что у нас с полётами? Мы уже готовы, а вы пока их даже не планировали, – спросил я, когда майор Рафик Малик поднял трубку.

– Русия, зачем? Завтра пятница, и у нас выходной. И у вас выходной! – радостно заявлял Рафик Малик.

– Завтра четверг, – поправил я коллегу.

– Ну мы уже ничего не успеем. Отдыхайте или приходите ко мне. Поговорим, – пригласил к себе Малик.

Поговорить я действительно был не против. Вот только не с ним, а с его командиром. Повесив трубку, я взял берет и направился к выходу.

– Саныч, ты куда? – спросил у меня Занин, бросая «кости» на доску.

– С играми заканчивайте и готовьтесь к полётам. Думаю, что завтра начнём, – ответил я.

– А как же постановка? Стандартная сдача зачётов? – удивился Валера Зотов, который резко проснулся от услышанного.