Михаил Дорин "Сирийский рубеж 5"

– Сан Саныч, дорогой! Лично ваши рекомендации были просто незаменимы, – радостно крикнул из-под фюзеляжа один из инженеров, осматривающий ленты из двух патронных ящиков на турели подвижной пушки.

Старший инженерной бригады объяснил, что на всех четырёх машинах провели целый комплекс мероприятий для повышения боевой живучести.

– Разнесли двигатели, проводки системы управления и электросети по бортам. Разделили их главным редуктором. Как ты нам и говорил ещё в прошлом году, чтобы разом два двигателя или парных агрегата одним выстрелом не поразить.

– Оперативно вы сработали, – удивился я.

– Стараемся. Теперь дальше, – ответил инженер, и мы пошли с ним вокруг вертолёта.

По итогу теперь Ми-28 имеет большую надёжность в агрегатах при поражении с земли. Плюс бронирование кабины было сделано вкруговую.

– Если двигатель в отказ ушёл или подбили, оставшийся автоматически выводится на максимальный режим. Мелочь, но очень приятная, – улыбался инженер.

– А что по смазке? – спросил я, залезая в кабину лётчика и усаживаясь в кресло.

– Есть возможность работы важнейших систем вертолёта некоторое время без смазки. У меня все твои рекомендации были записаны.

Посмотрев на приборы и многофункциональные экраны, я провёл по одному из них пальцем. Тут же остался след от пыли.

– Непорядок, – показал я грязный палец инженеру.

– Исправим. Лично прослежу.

Вылезая из кабины, я продолжал слушать новшества, которые появились на вертолёте. Особо инженер остановился на РЛС, расположенной на одном из бортов.

– Пока что это единственный прототип. Много косяков. Надёжность хромает, но возможность скрытного применения, которую вы в Торске предложили, в конструкторском бюро оценили.

Тут на меня с удивлением посмотрели военные испытатели и мои однополчане по Торску.

– Саныч, ты чего-то от нас утаил? – спросил у меня Володя Горин.

– На методсоветы нужно ходить. Там иногда интересные вещи обсуждаются, – ответил я.

– Ну, знаешь! Я и не думал, что традиционная баня в штабе Центра по субботам у нас называется методическим советом, – улыбнулся Горин.

А зря! Обычно у мужиков так всегда. Самые важные решения принимаются за столом или в бане.

Я ещё раз повторил моё предложение по установке такой антенны.

– Выставляем «макушку» антенны из-за естественного укрытия на местности. Будь то сопка или кроны деревьев. Неважно. И можно скрытно осуществлять поиск целей, причём не только для себя, но и для других машин, участвующих в бою.

– Ну да! Объект наметили и выполняем «подскок». И всеми ПТУРами можно отработать. Также скрытно и уйти, – обрадовался Кеша, похлопав один из вертолётов по хвостовой балке.

Ми-28 слегка качнулся на один бок, а дверь в кабину оператора самостоятельно открылась. А ведь она, как мне казалось, была закрыта на защёлку.

Тут люди, знакомые со способностями Петрова, замерли в ожидании самого страшного. Немая пауза продолжалась несколько секунд. Я и сам ждал, что вот-вот что-то отвалится.

– Вы чего? – спросил Иннокентий.

– Кеша, иди сюда, братишка, – позвал я Петрова.

– Только ничего больше не трогай, – улыбался Занин.

Его мы уже познакомили с возможностями Кеши.

День закончился тем, что в модуле был накрыт небольшой стол. Пригласили представителей инженерной бригады, чтобы обсудить завтрашние полёты. Уже перед сном я вышел в беседку, чтобы подышать ночным воздухом.

Территория авиабазы хорошо освещалась. Обстановка на стоянках тихая и мирная. Только лопасти аккуратно покачивались у вертолётов от дуновения ветра.

– Не спится? – из темноты услышал я знакомый голос с большим акцентом.

Через секунды на свет вышел командир 976-й эскадрильи Рафик Малик в футболке и спортивных штанах. В зубах была сигарета. Редко мне попадались сирийцы-курильщики.

– Вышел подышать, – ответил я.

Рафик улыбнулся и подошёл ко мне ближе, щёлкая бензиновой зажигалкой.

– Мы с вами неправильно начали общение, Саша. Дядя мне уже сделал замечание по этому поводу.

Что и требовалось доказать! Салех Малик – действительно родственник Рафика.

– Он для вас авторитет, как я понимаю.

– Да. Полковник заменил мне отца. Он погиб во время войны за Голанские высоты.

Рафик имел в виду Шестидневную войну 1967 года. Именно тогда Сирия потеряла столь важную для себя территорию.

– А я сирота.

– И вы никогда не хотели узнать своей семьи? – спросил Малик.

Я сразу не стал отвечать. О поисках родственников никогда не думал – ни в этой, ни в прошлой жизни.

– Хороший вопрос.

Малик затушил сигарету и пожал мне руку, пожелав спокойной ночи.

– Саша, а можно вопрос. Вы приехали в Сирию как наёмник или как друг?

Возможно, стоило ответить так же как и на предыдущий вопрос. Но реально ответ был иным.

– По приказу, Рафик. Мы все здесь по приказу. Не приехал бы я, приехал бы кто-то другой.

Сирийский комэска кивнул и ушёл в сторону своего жилища.

На следующее утро первыми в воздух поднялось наше звено Ми-28. Сирийцы сегодня решили не летать, так что небо полностью отдали нам.

Первый же вылет и мы с Кешей решили хорошенько проверить манёвренность нашего борта.

Воздушный поток от винтов рвал и кружил песок, забрасывая его в воздух мутными вихрями.

– Ориентир наметил, – доложил мне по внутренней связи Кеша из кабины оператора.

– Понял. Только это я обязан делать, – ответил я и начал выполнение манёвра.

К этому моменту мы снизились ещё ниже и буквально скользили в нескольких метрах над выжженной солнцем пустыней. Мелкие камни щелчками били по броне, а жгучий зной заполнял кабину, превращая её в настоящую парилку.

Начал выполнять боевой разворот. Ми-28 быстро накренился влево, выполняя манёвр. Скорость падает, а вертолёт быстро развернулся на нужный угол.

Начал выполнять горку. Ручку отклонил на себя. Нос задран, к креслу слегка придавило. Подошли к верхней отметке и я начал выполнять разворот. Перед глазами уже не голубое небо, а жёлтые пески пустыни.

– Пикируем, – сказал я по внутренней связи, направляя вертолёт вниз.

Подошли к отметке вывода и вновь тяну ручку на себя. Вертолёт хорошо реагирует на все отклонения. Всё замечательно!

– Кеша, а ты поработать не хочешь? – спросил я, предлагая Иннокентию тоже поуправлять.

Благо у нас с ним модификация с двойным управлением.

– Как скажешь, аль-каид! – ответил Петров, назвав меня «командиром» по-арабски.

– Управление передал, – сказал я по внутренней связи, и Кеша моментально начал выполнение манёвра.

Ми-28 медленно начал накреняться вправо, выполняя неинтенсивный разворот. Скорость по прибору продолжала находиться на отметке в 240 км/ч, но никакой особой интенсивности это не добавляло.

– Энергичнее, – сказал я, когда Кеша закончил выполнение первого боевого разворота.

– А по-моему я выполнил всё чётко. Только не то, что нужно, – посмеялся Петров.

– И вышел с курсом на солнце. В бою – самое хреновое.

– Тогда выполняю влево, – ответил Кеша и отклонил ручку управления.

Солнце пробивалось сквозь блистер. Даже опущенный светофильтр не спасал – слепящие лучи больно резали глаза, превращая горизонт в дрожащее марево.

Крен по прибору Кеша установил правильный. А вот с координированным отклонением ручки управления и педалей у него проблемы.

– Давай покажу. Держишься аккуратно за органы управления и повторяешь за мной, – произнёс я, взявшись за ручку управления.

Быстро разогнал вертолёт прямо над шоссе, ведущем в Дамаск. Скорость на приборе 280 км/ч. Остальные параметры тоже в норме.

– Готов? И… плавно ручку на себя! – начал я выполнять боевой разворот так, как это положено.

Тангаж подошёл к отметке в 10° за 2 секунды. Пора начинать разворот!

– Пошли влево. Крен 20°. Смотрим за положением остекления кабины, – обратил я внимание Кеши на внешние признаки правильного выполнения фигуры.

Усилия на ручке управления возросли. Крен начал увеличивать до отметки в 45°. Перегрузка проявилась, но ненадолго. Скорость подошла к отметке 230 км/ч и стало проще.

– Подходим к выводу из разворота, – продолжил я комментировать действия и выровнял вертолёт по курсу. – Теперь опять сам. Управление передал.

После моего показа Кеша всё же выполнил боевой разворот как надо. Следом ещё пару манёвров, которые у него получились неплохо. Взглянув на часы, я понял, что пора возвращаться на аэродром. На сегодня отработку фигур сложного пилотажа пора заканчивать.

– Иннокентий, на базу, – дал я команду, когда Кеша выводил вертолёт из пикирования.

– Понял, аль-каид, – ответил Петров, отворачивая в сторону аэродрома.

Вертолёт слегка задрал нос, чтобы пролететь над небольшой сопкой. Впереди поднимался тёмный силуэт холма Тель-Асфара – основной господствующей высоты этого района.

Очередной разворот и мы уже огибаем вершину, оставляя за собой столбы песка, поднятые мощными лопастями. Внизу, среди барханов, медленно брели верблюды – их длинные тени вытягивались на раскалённом песке, создавая иллюзию странных фантастических существ.

Ещё манёвр, и под нами мелькнула ровная тёмная лента шоссе, уходящего к Дамаску. На фоне бескрайней пустыни оно выглядело словно чёрный шрам на коже земли.

На посадке Кеша сильно раскачал вертолёт, так что садились на площадку снова вдвоём.

– Давай повисим, – сказал я, отпуская ручку управления.

– Я подустал, если… честно, – натужно хрипел по внутренней связи Иннокентий.

– Заканчиваем? – уточнил я, готовясь вновь взяться за ручку.

Вертолёт слегка вздрагивал и раскачивался над бетонной поверхностью. Техники, прятавшиеся от жары под навесом, внимательно смотрели и ждали посадки. Но Кеша решил ещё поработать.

– Минуту ещё. Вроде… сам… сбалансировал, – ответил Петров.

На посадку уже зашли наши товарищи, а мы ещё пока не закончили работу. В эфире пробивался чей-то голос, но у меня не получалось разобрать сообщение.

– 101-й, надо садиться и готовить вертолёт, – произнёс в эфир Занина.

– Понял, 104-й. Садимся, – ответил я.

Кеша снизился, однако мягко приземлить не получилось. Но стойки шасси не сломал.

После выключения, мы с Кешей передали вертолёт техсоставу, а сами направились в беседку. Подальше от солнца.

– Воды? – предложил я Иннокентию, и он взял у меня пластиковую флягу.

– Устал, Саныч. Как ты можешь столько времени управлять вертолётом? Я за 15 минут вспотел, как лошадь на свадьбе, – снял с себя куртку лётного комбинезона Кеша.

Футболка у него была мокрая насквозь, а рука слегка вздрагивала.

– Это всё с налётом приходит. Сначала и пять минут тяжело, потом проще. Зато я порой удивляюсь, как ты быстро всё считаешь. Подумать не успеваю, а у тебя уже весь маршрут проложен.

– Да тут ничего сложного. Нарисовал и лети.

Мы с Кешей посмеялись от такого простого решения проблем навигации. Только я убрал флягу, как в беседку буквально влетел старший испытательной бригады.

– Сан Саныч, у меня пренеприятное известие.