А дальше мужчина внезапно откинул тяжёлую верхнюю одежду с брошью, оставшись лишь в непривычно укороченной тонкой рубашке, подвернул рукава, выхватил полотно из купальни и скрутил простыню до побелевших костяшек пальцев.
Я с ужасом смотрела, как он обращается с самым дорогим комплектом белья во дворце. Если простыня порвётся – мне не жить. Франгаг сказала, чтобы я ни в коем случае не опозорила её мужа, а потому я взяла у прачки лучшее…
Цварг скрутил полотно, отжав воду, и бросил на пол.
– Стойте! – крикнула я, заламывая руки, но было поздно.
Простыня уже лежала на полу и впитывала в себя воду. Я, конечно, успела подмести, но вряд ли она отстирается, и уже точно никогда не будет такой же мягкой.
– Отойди, – хмуро ответил цварг, даже не обратив внимания на моё отчаяние.
А может, ещё не всё потеряно? Он же не елозил ею по полу?
Я наклонилась, чтобы поднять полотно для купания, но мужчина неожиданно перехватил меня и ловко взял на руки. Мир покачнулся.
Щёки обожгло огнём стыда. Ни один мужчина не трогал меня так откровенно! Да что там – просто не трогал! Даже лекарь эмира всегда спрашивал разрешения и дотрагивался через специальную вуаль.
А что позволил себе этот чужак?!
Он прижал к своему торсу… Позор-то какой! Сердце заполошно заколотилось где-то в горле, а когда мужчина дотронулся до поясницы, оно и вовсе пропустило удар.
– Держись! – скомандовал он, и пришлось обхватить широкие плечи руками.
Я не знала, куда деть глаза. На мужчин нельзя смотреть! Нельзя! Владыка покарает.
В непосредственной близости мелькнула высокая, абсолютно гладкая скула, крепкая шея с острым кадыком и длинные чёрные волосы, стянутые в тугой конский хвост, такой же густой, как хвост любимого жеребца эмира. Наши паладины длинных причёсок не носят, это считается слишком женственным. Но чужак не стеснялся.
На миг он прижал меня к себе теснее. Я непроизвольно вдохнула головокружительный и ни на что не похожий аромат незнакомца, а под тончайшей тканью ладонью ощутила перекат твёрдых мышц.
Гореть моей грешной душе…
Если эмир или его старшая жена заподозрят, что меня трогал мужчина, то наказание будет жестоким – розги и стеклянный песок покажутся сущим пустяком.
«А может, это действие что-то значит в традициях этого мужчины? Какая-то вежливость?» – тихо шепнул внутренний голос, стараясь меня хоть как-то успокоить.
– Отпустите, умоляю!
– Да-да, конечно. Посиди, пожалуйста, вот здесь…всё уберу… вода ледяная… прости, тут больше ничего нет…
Честно говоря, большую часть его слов я не расслышала: сердце забилось так громко, что меня оглушило. Кровь бросилась в лицо, пульс застучал в висках.
Намокшие холодные рукава туники противно липли к коже, впрочем, как и шаровары. Но неприятные ощущения отошли на задний план, когда я с запоздалым ужасом осознала, что чужак опустил меня напостель.
«Если Мужчина указывает Женщине на ложе, она обязана ему подчиниться, ибо лучшая добродетель – это послушание…» – всплыли в голове строчки священной книги «Саги Первых Дней».
Остро захотелось разрыдаться. Чем же я прогневила тебя, Владыка?!
Не думала, что этот день наступит в моей жизни настолько неожиданно.
Перед глазами заплясали цветные круги, воздуха стало как-то резко не хватать, я зажмурилась. А когда распахнула веки, то обнаружила, что мужчина с лиловой кожей и чёрными рогами уже вытирает оставшуюся воду и выжимает в ведро.
– …Не надо больше носить воду в мою комнату, хорошо?
***
Янн Робер
Тихая робкая девушка сидела на кровати, гордо выпрямив спину и поджав под себя ноги. Первым же делом, как я её усадил, она спрятала под длинным подолом узкие лодыжки с изящными ножными браслетами. Я поймал себя на лёгком сожалении, что не посмотрел на эти щиколотки ещё некоторое время.
«М-да-а, Янн, я был о тебе лучшего мнения, – сказала собственная совесть почему-то голосом старшего брата. – Если у тебя такие проблемы с личной жизнью, что возбуждаешься при виде чьих-то ступней, то прямая дорога в райский дом на Тур-Рин, но точно не стоит домогаться невинной девочки».
То, что террасорка невинна, было буквально написано у неё крупными буквами на лбу. Её всю затрясло от волнения, когда я подхватил её на руки, чтобы переставить из лужи. Вспомнился купец, который требовал жениться на его дочурке-подростке только потому, что я подержал ту за руку. Наверное, я сейчас нанёс этой девушке оскорбление, что вот так обошёлся с ней?
Я бросил косой взгляд на террасорку, вспомнил курс психологии и, чтобы как-то сгладить неловкость от собственного поступка, принялся убираться и громко болтать ни о чём:
– Я даже представить не мог, что у вас тут нет нормальной подачи воды. Там, откуда я родом, кладут шланги… Хм, такие длинные трубы, и по ним течёт вода. Никто на себе тяжести не носит, и уж тем более по десять килограммов за раз. Это же адский труд! Хотя с учётом пустыни под боком вода наверняка у вас недёшево стоит… Не надо больше таскать вёдра в мою комнату, хорошо?
Она робко кивнула.
– Хорошо. Если вы гневаетесь, что вода слишком холодная, уверяю, на кухне есть ещё котелок с кипятком. Я не успела его принести.
– Да нет же!
Я с раздражением откинул отжатую тряпку и ощутил резонаторами, как девушка испуганно вздрогнула.
«Стоп, Янн, аккуратнее. Похоже, она тебя боится… Ну или вообще всего боится», – мысленно приказал себе.
Террасорка замерла на краешке матраса словно богиня, крылья её точёного носика слегка подрагивали, но при этом она смотрела исключительно в пол. Её пшеничные волосы были уложены в воздушный узел на голове и многочисленными косами спускались почти до поясницы, а в прядях сияли жемчужные нити. Вся она как будто сияла… сотканная из света. Такая красивая и такая недоступная.
Почему недоступная? Понятия не имею…
Наверное, потому что притронуться к такой страшно. Я, конечно, перенёс её на кровать, но всё равно такое ощущение, что чтобы её коснуться, надо спросить у кого-то разрешения. И впервые это чувство не из-за законов Цварга, а потому что поступить иначе – духа не хватит.
Я вздохнул.
– Прости, если показался грубым. Я имел в виду, что не надо носить тяжести. Как тебя зовут?
– Шейна. – Светлые ресницы взмахнули вверх, а затем вниз.
Какое-то неземное создание.
– Шей-на-а, – протянул я медленно, смакуя то, как перекатываются гласные во рту, наслаждаясь им словно карамелью. Это имя неожиданно очень подходило незнакомке: такое же тягучее, нежное и при этом грациозное.
– А вы санджар Робер? – Розовый язычок маняще скользнул по губам, и я, каюсь, завис. Давно так не зависал. – Я… слышала, как вас называла жена эмира.
Упоминание обвешанной с головы до ног ювелиркой бабищи с отвратительным ментальным фоном вернуло меня в текущее пространство-время.
«Янн, соберись! Что это с тобой?! Ведёшь себя как подросток в пубертатном периоде».
В какой-то мере так оно и было, если учесть, что я даже приблизительно не мог припомнить год, когда у меня был секс. С Эсми разладилось всё настолько давно, что проще сказать, когда он у нас ещё был, а был он первые несколько лет, пока я наивно верил, что нужен ей сам, а не мой бумажник. А райские дома тоже давненько не посещал.
Вот и получилось… что реагирую на обнажённые стопы и язык. Какой кошмар, совершенно точно после Террасоры надо будет зарулить на Тур-Рин, чтобы сбросить напряжение.
– Зови меня Янном, – попросил я, пытаясь сосредоточиться на происходящем.
– Й-ан? – Она мельком подняла пронзительный серо-голубой взгляд и снова опустила в пол.
– Янн, – поправил я. Не знаю почему, но мне вдруг в резонаторы стукнуло: хочу, чтобы эта девушка звала меня по имени.
– Санджар Янн, – послушно повторила она.
– Просто Янн.
– Я не могу так к вам обращаться… – В воздухе послышался лёгкий испуг, и я поспешно перебил террасорку:
– Пока мы наедине, ты же можешь меня называть по имени? На людях называй так, как у вас принято, не претендую.
Ровные зубы прикусили розовую губу, а я мысленно отметил, что либо у Шейны великолепная генетика, либо террасорки всё-таки отличаются от людей, потому что, как я понял, стоматологией на этой планете ещё даже не пахнет.
Немного поразмыслив, девушка кивнула.
– Да, хорошо. Конечно, я буду называть вас так, как вам больше нравится.
С «вы» осталось поработать, перейти на «ты» – и будет совсем прекрасно, но, как говорится, не все звёзды сразу…
– Шейна?
– М?
– А почему ты на меня не смотришь?
Только сейчас я осознал, что всякий раз, когда она поднимала на меня взгляд, то останавливалась – самое высокое – на подбородке. Я присел на корточки, как перед ребёнком, и уточнил:
– Ты меня боишься?
Она отрицательно покачала головой.
– Нет, что вы, Янн. Как можно бояться мужчину? Мужчина – это отражение Владыки на земле и песке. Это, скорее, вы должны бояться такой, как я.
– Чего-о-о?! – Наверное, я слишком сильно выразил своё удивление, так как девушка, осмелившаяся было поднять взгляд до моего носа, вновь наклонила голову вперёд.
– Простите, глупость сказала, Янн.
Ох, и как это ей только удается?
Я сижу перед ней на корточках, она старательно отворачивается, а чувствую идиотом из нас двоих себя я! И каким идиотом… Такая красивая девушка передо мной, такие вкусные бета-колебания, что я аж слегка ошалел.
Так как Шейна сосредоточенно смотрела куда угодно, но только не на меня, я не выдержал: коснулся костяшкой указательного пальца полоски кожаной маски на подбородке и приподнял.
Ох…
Это были самые потрясающие глаза, которые я когда-либо видел на свете. У цваргинь таких не бывает: огромные, светлые и голубые, как озёра в девственно чистых лесах. Я смотрел и утопал. Кажется, я разучился плавать.
От Шейны пришли эмоции… Их было сложно описать, так как мы – цварги – улавливаем рогами-резонаторами длину бета-волн волн, которую генерирует чужой мозг, а не точное чувство, и воспринимаем их как запах, вкус или, что реже, музыку. Но эта волна мне понравилась. Она была непривычной и осела на языке освежающей кислинкой.
Интересно, я могу попросить её снять эту убогую сбрую?
Шейна тем временем подалась чуть назад и, не отводя взгляда, потянулась к крохотным пуговкам на горловине платья. Я как зачарованный смотрел, как тонкие пальцы расстёгивают одну костяную пуговку за другой. Вначале показалась грациозная лебединая шея, затем изящная косточка ключицы, мягкое полушарие аккуратной груди нежно-персикового оттенка…
Я отшатнулся и поспешно вскочил на ноги, потому что понятия не имел, как на это реагировать. Осознание, что собирается сделать Шейна и что я успел наступить на все грабли, на какие только возможно, нахлынуло стремительной лавиной.
Метеоритные дожди на мои резонаторы! Шва-а-арх, да что же мне так не везёт-то!
– Янн, как вы хотите? На этом ложе? Простите, я не знаю и не умею…
– Ты что делаешь?!
– Раздеваюсь. В «Саге Первых Дней» сказано, что женщина в таких случаях должна раздеться. Я не знаю, как любят цварги…
[1] Шварх – авторское ругательство на территории Федерации Объединенных Миров. Подробнее, кто такие швархи и почему ими ругаются, рассказано в дилогии «Академия Космического Флота: Дежурные» и «Академия Космического Флота: Спасатели».
Глава 8. Ужин
Шейна
«Женщина не должна сопротивляться, показывать, что ей противно или неприятно. Удел женщины – подчиняться. Мужчина укажет путь».
Силис как-то говорила, что обычно ей достаточно расстегнуть платье, а дальше эмир всегда всё делает сам. Я наивно думала, что этого достаточно, и пришла в замешательство, когда цварг вскочил на ноги и со стоном схватился за витые рога.
Определённо, я не нравилась мужчине, и, честно говоря, это расстроило. В первые секунды, когда он усадил меня на постель, я разволновалась, но, поразмыслив, решила, что так будет лучше всего. Если этот мужчина овладеет мной и я подойду ему такая, какая есть, я, грешным делом, надеялась, что от меня не потребуют надевать рукавицы. Он одной рукой поднял гружёную телегу, а значит, не слабее наших паладинов. Да и женой наверняка возьмёт, не подлец же какой-то. Никогда не видела, чтобы мужчины мыли пол. А этот помыл…
– Санджар… – позвала я и прикусила губу. Ой, так разнервничалась, что опять не так обратилась. – Янн, простите… Я вам не нравлюсь?
Цварг перестал метаться по комнате и сыпать словами на незнакомом языке. Он резко остановился и произнёс с лёгким акцентом:
– Шейна, нельзя же так! Я понимаю, сам всё допустил, поднял тебя на руки, чтобы перенести, вот ты и решила… Идиот! Мог бы сразу сообразить! А ты, похоже, вообще должна была набрать корыто до того, как я вернусь с ужина. Так? Тебе хотя бы в помещении с мужчиной разрешено находиться наедине?
– Всё так. В помещении разрешено, если я его не оскорбляю, а он – воспитанный гость и не трогает.
– Да уж, а мама всегда гордилась моим воспитанием… Сейчас она бы смеялась до слёз.
– Простите, я… не понимаю. Я вам не нравлюсь?
Он издал какой-то странный горловой звук и демонстративно повернулся ко мне спиной, ловко спрятав руки в дырках штанов и уставившись в окно. Зачем-то даже разок приподнялся на цыпочки и тут же опустился на пятки, при этом его хвост прочертил глубокую борозду на напольной плитке, а сам цварг этого даже не заметил. Я совсем перестала осознавать, что происходит.
