Вечером же перед отъездом заявились Прокоп с Богданом с моими людьми да с подьячими, которых они сопровождали. Вот уж действительно была радостная встреча, так что отъезд пришлось еще на день отложить, давая им отдохнуть.
Тут же устроили пир, где Прокоп с Богданом делились новостями, хотя там ничего значимого не было. Объехали земли и сообщили обо мне, вот и все, а я делился с ними своими. Казалось, не так давно с ними расстался, а чего рассказать было, и с лихвой.
Через день наконец-то мы выехали, со мной отправились тридцать шесть человек, включая моих ближних, из них пять было московских жильцов. Сила немалая, как по мне, но дед все равно печалился, что маловато людей.
С собой я захватил больше трех тысяч серебра, распиханного по седлам у доверенных мне людей. Много? Так я не меринов брать буду, а коней и кобылиц!
Одиннадцать дней мы добирались до Гороховца, правда, в город заезжать не стали, хотелось быстрее добраться до моего поместья. Свернули на такую родную мне проселочную дорогу и двинули по ней.
– Эх, родные края, – прошептал я. Ведь по сути, только это поместье я, наверное, мог бы назвать домом. Не Москву, не Старицу, а маленькое подворье, затерявшееся в лесах.
– Андрей, слышишь? – враз напрягся дед, едущий рядом со мной.
– Нет, – тут же ответил я.
– Крики да ржание лошадей. Далече, из-за леса сильно не слышно, – пояснил он, и я прислушался.
Действительно на грани слышимости пробивались какие-то звуки, чуждые лесу.
– Вперед, – тут же ударил я по бокам Черныша и устремился вперед.
Спустя десять минут мы вынеслись на поляну возле дороги, где пятнадцать всадников в боевом облачении весело и с присвистом гоняли какую-то голытьбу по всей поляне и дороге, не давая им убежать в лес.
– Вот те раз, – выдохнул я, останавливая Черныша. – Это, плять, еще что? – И мой вопрос повис в воздухе.
Глава 2
Я внимательно всматривался в развернувшуюся передо мной картину, где происходило форменное избиение. Всадники вовсю веселились, стегая плетками людей, и тут же пришпоривали коней, идя на новый круг.
Правда и безлошадные были не просты. В руках у них виднелись какие-то дубины, да дреколье, даже пару копий были. И они пытались отбиваться, да только куда им.
Я перевел взгляд на всадников, которые или нас не заметили или не обратили внимания. Некоторые лица мне показались смутно знакомыми и, чем больше я всматривался, тем больше узнавания было.
– Гороховчане, – рядом раздался голос Прокопа, который подтвердил мою догадку. – Вон, это Микитка кажись, а это его сынок, – указал рукой Прокоп. – А вон Дрюня, а там вон…
– Угу, они, – кивнул я соглашаясь. – Только чего это они?
– Может тати какие, – хмыкнул дед.
Тем временем всадники заметили нас, и тут же начали сгонять людей, причем бить начали саблями серьезно, и на землю начали падать первые убитые.
Спустя пару минут, гороховчане согнали людей в кучу, которая ощетинилась оружием в разные стороны. В нашу же сторону выдвинулось пять всадников, среди которых был и Микита.
– Вы кто такие? И что здесь делаете? – раздался вопрос нам, когда всадники замерли в семи метрах от нас.
– Ба, да это ж Андрейка Белев, с Проней, – донеслось от Микиты, и он смело направил коня в нашу сторону, а следом и остальные.
– Андрейка живой, – радостно воскликнул Микита. – Мы уж и не ждали тебя живым увидеть. От царя приезжали, да о тебе все расспрашивали.
– Какой он тебе Андрейка, пес! – раздался неожиданно грозный крик деда.
– Перед тобой князь Андрей Володимирович Старицкий, царев родственник и первый боярин, – тут же вторил деду Василий.
– Да как же ж, – округлив глаза, ртом хватал воздух Микита, да и остальные опешив уставились на меня. И было видно, как их глаза пробегаются по моей одежде, перстнях самоцветных и сабле.
Я же лишь усмехнулся и приподнял руку, демонстрируя перстни во всей красе.
– Эээ, – проблеял Микита. – Прощения просим значиться, обознался я видать, – тут же повинился Микита.
– Дед, а ну охолони, – пришлось мне вмешиваться. – Не обознался ты Микита, это и в правду я. Жив и здоров как видишь. Я действительно князь, как и мой отец, – и ударив коленями по бокам Черныша, я подъехал к Миките и, положив ему руку на плечи, заговорил: – Скрывались мы здесь от Годунова и его прихвостней, – тут же выдал я, понятную для местных историю.
– Вот оно как, вот это новость, – тут же пораженно ответил Микита, пытаясь уложить все в голове, пытаясь справиться с эмоциями.
– Именно так! – кивнул я. – Я рад видеть вас всех живыми и здоровыми, – благожелательно улыбнулся, я гороховчанам, что до сих пор не отмерли и рассматривали меня словно говорящего зверя. – Чего это у вас за потеха то? – кивнул я в сторону людишек.
– Ну как же. Ты ж как уезжал, просил присмотреть за землями своими, вот и присматривали. Вот татей и выловили – вторая ватажка уже за месяц. В Нижнем Новгороде кто-то слухи пускает, дескать серебра у тебя полно, а сам ты сгинул и сторожей нет считай. Вот и повадились, – тут же пояснил Микита.
– Благодарю Микита и вас, что позаботились о землях моих, – кивнул я.
– Мы ж по-соседски, – донеслось от одного из всадников.
– Деда, это Микита мой сосед и другие ратные люди с Гороховца, с которыми служил мой отец. Они достойные люди, и не раз меня вручали, – глянул я на деда, который что-то проворчал.
Подмигнув Миките, я направил коня к татям, вокруг которых кружили всадники.
– Андрейка ты или это? Тебя прям и не признал, – тут же воскликнул Василий сын Фролов, что был моим соседом и другом моего отца.
– Здравствуй Василий, только я нынче уже не Андрейка, – усмехнулся я. – Я князь Андрей Владимирович Старицкий.
– Это как же? – с удивлением уставился на меня Василий сын Фролов. Да и вообще народ вокруг прибывал в шоке, их знакомый вдруг стал царским родичем.
«Разве такое бывает?» – так и читался вопрос в глазах Василия.
– Я тебе потом расскажу, – раздался за моей спиной голос Микиты.
Остановившись возле пленников, я внимательно их разглядывал.
Худые и обветренные лица, одетые в грязные одежды, полностью в заплатках, они надсадно дышали и зло скалились, впрочем, не опуская оружия.
– Хозяина нет, и лиса тут как тут, – усмехнулся я. – Ну кто ж вас, дураков, надоумил на мое подворье напасть?
– А ты еще кто таков? – заговорил один из разбойников, весьма крупный мужик, у которого не хватало трех передних зубов.
– А то ты не слышал. Али на слух слаб? – весело проорал Елисей. Гороховчане же не вмешивались лишь переглядывались, строя друг другу рожи.
– Ты подойди поближе, я тебе на ушко и пошепчу, – оскалился говорливый.
Пара смешков раздалась как от моих людей так и от гороховчан.
– А и подойду, – улыбнулся я как можно доброжелательней. – Пару раз из луков стрельнут, и сразу подойду.
Говорливый вмиг потемнел лицом, наблюдая как мои люди потянулись к лукам.
– Ты это не шуткуй тут, – попытался влезть в мой разговор Истома, десятник в полку с которым я к Игошке ходил.
Вот только дед с Олегом тут же пустили коней вперед, подъезжая к нему, и вкрадчиво на него так посмотрели.
– Живыми отпустите коли расскажем? – задумчиво произнес говорливый.
«Да я и без тебя знаю, откуда ветер дует. Не удержался Игошка, вот и пакостил засранец. Но только в этот раз это его конец».
– Мне ваши животы ни к чему, – ответил я. – А там уж как воевода в Гороховце решит, коли все подобру расскажете. Может, выпорет да и все. Коли лихих дел за вами нет.
– Человек один в кабаке медом поил, а после и рассказал, – угрюмо произнес говорливый.
– А ты и сразу поверил? – хмыкнул я.
– Нет конечно, поспрошал сначала. Узнал, что купчишка, что стеклом торгует, перестал его продавать, а того кто ему его привозит не видели давно. Вот и сложилось, что онй сгинул, да и решили счастья попытать, – вздохнул говорливый.
– Ты сам-то кто таков? – задал я.
– Холоп Стирлива, из-под Путивля мы. Хозяин царя Дмитрия поддержал против Годунова, за то его Мстиславские да Шуйские и убили со всей семьей. Село наше разграбили да пожгли, одни живы остались, вот и бродим по земле, – понуро ответил говорливый.
– К воеводе в Гороховец, а там он и решит их судьбу, – произнес я. – Да разберется, кто слухи распускает. Василий, десяток возьмёшь да поможешь дойти им, что б не сбегли, – распорядился я громко, а после махнул ему рукой подзывая к себе и, когда он приблизился, тихо заговорил: – Воеводе скажешь, что дело то важно ибо касается царского родича. Надо разобраться и слухи скорей всего пускает Игошка, что купец с Нижнего Новгорода. Пусть уж он сам с воеводой Нижнего Новгорода разбирается в этом деле.
Была мысль, после позвать к себе на службу этих холопов, но их и без меня на землю посадят здесь, если не повесят конечно за татьбу.
– Понял, выполню княже, – тут же кивнул Василий и тут же начал отбирать себе людей.
Пленники же поняв, что убивать их не будут, да и вообще шансы сохранить жизнь высокие побросали оружие.
Повернувшись в седле, к Гороховцам я заговорил:
– От всего сердца благодарю вас соседушки, что уберегли землю мою от разграбления, двери моего дома всегда для вас открыты, а за столом найдеться место. Да и коли нужда придет, помогу, – и, приложив руку к сердцу, я поклонился.
Благодарить серебром, за такую помощь я посчитал, что будет не красиво, а так в самый раз.
Народ же подбоченился и заулыбался, доброе слово и кошке приятно. Взгляды же сосредоточились на Миките и Василии, как самых близких моих соседях.
– Благодарим княже, рады помочь, – тут же ответил Микита и замялся, было видно, что он просто не знает как себя вести.
Ведь мой статус вырос до неимоверных высот.
– Царь вернул мне вотчину рода моего город Старицу и другие уезды, там я нынче поселился, но и о краях, где родился, не забываю. Вот только нынче я здесь проездом, – произнес я.
– И куда же путь держишь Андрей Владимирович, коли не секрет, – с интересом спросил Истома.
– В Царев-Борисов по царскому приказу. Надо коней прикупить и отогнать в Старицу, да конные дворы в своих землях поставить. Только как видите для такого дела людей у меня не много, и коли вы согласитесь помочь, буду благодарен, и отплачу за помощь серебром, – тут же выдал я, и Гороховчане начали переглядываться задумчиво.
– Ну это можно, – спустя пару мгновений произнес Истома. – Только воеводе надобно сообщить да голове, времени займёт дорога не мало.
– Я с ним переговорю, о том не беспокойтесь, ежели еще кто возжелает из полка помочь, я буду только рад, – улыбнулся я.
Распрощавшись, я отправился домой.
Василий и Микита ко мне не присоединились, вероятно захотели обсудить новость и перемены которые произошли со-мной.
– Дом, милый дом, – не громко проговорил я, завидев свое подворье.
Ворота были закрыты и, подъехав к ним всей толпой, Прокоп тут же в них заколотил.
– Кто там? – раздался голос Стеньки.
– А ты сам не видишь что ли? Хозяин приехал, – со смехом прокричал я.
Стенька, тут же открыл ворота. Ну, что сказать, подрос и окреп парень за прошедшее время, не напоминает уже доходягу.
– О, как вас много, – выдал он и тут же ушел с дороги.
– Прокоп, Богдан, Елисей, покажите где коней ставить, да разместиться где, – приказал я. – Тарай, топи баню и пусть накрывают на стол, – проорал я, увидев своего холопа, который радостно закивал тут же побежал исполнять приказ.
Пока обихаживали коней, да распределяли людей по домам и амбарам с сеновалами, я просто гулял по подворью, наслаждаясь возвращением.
Даже успел увидеть как Марфа, жена Прокопа, его обнимает, а после опомнившись покраснела и отпустила.
После бани устроили пир и делились с Марфой новостями, она только охала и причитала, а как узнала о моем новом положении, так и вовсе окаменела.
«Шок, это по-нашему» – промелькнула у меня мысль.
Так же Марфе сообщил, что ей надо собираться и скоро она переедет в Старицу, где у ее мужа будет свое подворье. И Тарай вместе с семьей тоже отправиться с нами и пусть готовит телеги. Здесь же останется Нечай следить за хозяйством, а Стенька пусть приглядывает.
С утра перед отъездом я вместе с дедом и Прокопом спустился в погреб, где я показал им свой тайник в котором лежало больше четырехсот рублей, и случись чего со мной они могут воспользоваться этими деньгами.
Дед лишь хмыкнул в бороду, ничего не сказав, а Прокоп поблагодарил за оказанную честь.
На следующий день, добравшись к Гороховцу, меня встречал чуть ли не весь полк пожелавший отправиться в Царев-Борисов вместе со-мной, ведь по царскому указу.
«Еще бы. Ведь можно заработать» – мелькнула мысль.
С воеводой я тоже поговорил, и он провел меня в темницы, где на дыбе висела пара татей, а писарь записывал их слова. Воевода заверил меня, что само лично отправится в Нижний Новгород и решит все с тамошним воеводой, и распускающий слухи ответит за поруганье моей чести.
«На дыбу отволокут Игошу да его сыночка, а после вздернут» – мелькнула у меня мысль.
После предложил остаться на пир в мою честь, но я отказался, сославшись на царский приказ. Воевода покивал с грустным лицом и мы, распрощавшись, отправились в путь.
