Мужчина идти сам не мог и едва передвигал ноги.
Спрыгнув с Черныша, я подошел по ближе.
Мужик прикрыл глаза от солнца и щурился, одет он был в когда-то богатый кафтан. Который сейчас был грязный и порванный, да и следы крови на нем виднелись.
– Его не кормили, что ли? – в шоке спросил я.
– Кормили, – донеслось от одного из стрельцов.
– Да, чтобы тебя жинка так кормила, – рыкнул я.
– Пить, – еда слышно донеслось от воеводы.
Сорвав с пояса баклажку, я выбил пробку и, подойдя, поднес ее ко рту воеводы, который тут же начал жадно пить.
– Чего тут? – раздался чей-то крик и новый следом: – Кто выпустил? Кто позволил?
Глава 4
Повернув голову, я увидел мужчину в красном кафтане, с черной бородой и цветастым поясом.
– Я выпустил, и я позволил, – тут же ответил я.
– А ты еще кто такой? С чего распоряжаешься? – прищурился мужик.
– Князь то Старицкий. Царев родич. Первый боярин. Грамоту о том зачитывали, – тут же зашептали ему со всех сторон, и мужик враз изменился. Вся наглость махом прошла, лицом взбледнул, да еще и пятнами пошел весь.
– А ты чьих будешь? – рыкнул я.
– Я это… Выборный, Стешка. Вот ждем, пока царь Дмитрий Иоаннович воеводу нового пришлет.
Скосив взгляд на воеводу Гагарина, я заметил, что он немного начал приходить в себя, и в его глазах уже читалось осмысленность.
– Борис Годунов помер, сын его Федор и жена Мария яд испили да грех самоубийства совершили. Ныне же на престоле московском царь Дмитрий Иоаннович, помазанный и венчаный, – проговорил я, смотря в глаза воеводе, и, расстегнув ворот тегиляя, снял с себя крест, взяв его в руку. Протянул его воеводе громко и веско произнес:
– Целуй крест царю Дмитрию Иоанновичу и клянись в верности!
– Клянусь, – едва слышно с хрипом прошептал князь Гагарин и облобызал крест.
– Я князь, Старицкий Андрей Володимирович, и первый боярин принимаю твою клятву от имени царя нашего Дмитрия Иоанновича, – громко и торжественно произнес я.
– А с остальными чего делать-то? – спросил десятник стрельцов.
– С какими остальными? – Все взгляды сразу сосредоточились.
– Э-э, голова наш стрелецкий, два сотника, да еще два полковых головы. Они ж все за Бориску кричали, – тут же пояснил заробевший десятник.
И я непечатно ругнулся.
– Вы чего, совсем белены объелись? – оглядел я всех. – Сюда давайте, – рыкнул я.
– За Бориску они стояли, – угрюмо ответил Стешка.
– Это вас только и спасает, – недобро посмотрел я на него.
Стрельцы же метнулись в темницу и вытащили еще пятерых людей, ничуть не краше князя Гагарина, которого сейчас поддерживали Елисей и Василий.
Узников тут же напоили, я вновь повторил слова о Годуновых и тут же привел их к присяге, никто не стал отказываться.
– Топите баньку, их помыть надо в теплой воде. Парить только не вздумайте. Да чистую одежку им сыщите. В воеводской избе стол накройте. Для воеводы и остальных взвар сделайте на курице, гусе али ином птичьем мясе, – отдал я распоряжение. – Стешка, головой отвечаешь!
Тут же все засуетились, а бывших узников, подхватив под руки, поволокли к бане.
– Ну и дела, – донеслось от Прокопа.
– Согласен, – кивнул я. – Неужто они грамоту даже царю не написали, да еще голодом морили, – покачал я головой.
– Да тут все понятно, – усмехнулся дед, и я вопросительно глянул на него.
– Грамоту, может, и отправили, конечно, но пока разберутся, а то и вовсе может и потерялась она. А этих боязно выпускать, могут и не простить. Вот и не выпускали, а коли помрут, то и… – И дед махнул рукой.
«Ну так-то да. По местным меркам вполне логично. Коли помрут они в темнице, так сами ж помрут, никто не виноват», – мелькнула у меня мысль.
Наша же толпа так и стояла в крепости.
– Дедуль, – обратился я к старику. – Людей бы определить на ночлег.
– Стешку выловим, вот и пущай крутиться, – усмехнулся дед.
– Можно, – согласился я, спихнуть эту заботу на него.
Выловив одного из стрельцов, я приказал помочь обустроить коней и накормить людей и спросил, где находится воеводская изба, а после с доверенными людьми направился туда. Елисея же оставил за главного, дабы приглядывать.
Спустя час появился Стешка с еще одним выборным, которого звали Митроха, они-то и привели пленников, уже чистых и в свежей одеже.
Стешку и Митроху я тут же отправил людей моих расселять.
– Благодарю, княже. Век не забуду и в должниках ходить буду, – выдохнул князь Гагарин, когда уселся на лавку, там и остальные пленники поблагодарили.
Тем временем начали заставлять столы разной снедью, кашей и мясом, рыбой и пирогами, и бульон поставили, о котором я говорил.
– Если добрый совет хотите, то сегодня вон мясной отвар пейте и немного мясца, да хлеб макайте. Но только немного, ближе к вечерне еще мясного отвара. Ибо сколько времени вы нормально не ели, я не знаю. А коли животы набьете, маяться с ними будете, а потом и помереть можете.
– Благодарю, – протянул князь с сомнением, но все же последовал моему совету, а там и остальные пленники, глядя на него.
Я же начал более подробно рассказывать о произошедших событиях, ну, тех, о которых знал. Да о себе рассказал, кто я такой. Ведь многие из княжеских семей знали, кто такие Старицкие, ибо еще недавно гремело их имя. Но род считался мертвым.
Меня же слушали, не перебивая и мотая на ус.
– Вы же на этих зла не держите, – закончил я.
– Благодарим, князь, что вызволили, – кивнул князь Гагарин, его голос немного окреп к этому времени. – А зла я не держу, по-всякому бывает.
«Не держит, ага! Так и поверил, не сейчас, но скоро начнет руки выкручивать», – пронеслась у меня мысль.
– Надо бы грамотку составить о произошедшем, – высказал я другую мысль. – И том, что вы крест целовали Дмитрию Иоанновичу, а я в ней в свою печать поставлю.
– Сделаем то завтра, – кивнул князь Гагарин.
– Андрей Володимирович, а почто сюда прибыли-то? – поинтересовался бывший пленный, стрелецкий голова, которого звали Анисим.
– Коней и кобылиц купить, по приказу царя в вотчине конные дворы буду ставить и разводить, – ответил я.
– Так это, лучше в начале лета покупать, там и выбора больше, – почесав щеку, ответил Анисим.
– Дело для меня новое, вот сейчас и начну, а до лета же еще дожить надо, – хмыкнул я.
– Ты один здесь? Без семьи? – поинтересовался я у князя Гагарина.
– В вотчине они, чего их сюда тянуть. Здесь по-всякому может быть, – грустно улыбнулся князь.
– Ну да, мы заметили, – хохотнул Василий.
Еще немного поговорив, я покинул воеводскую избу. В которой остановиться на ночлег предложил мне князь.
На улице меня тут же выловили Стешка и Митроха, доложившись, что людей разместили и накормили.
– Так, княже, сейчас стало быть, ты в городе голова? – поинтересовался Стешка.
– Воевода князь Гагарин в городе главный, его никто не снимал. А я так, проездом да ненадолго, исполню царскую волю и обратно.
– Как скажешь, княже. – Стешка переглянулся с Мтрохой.
– Ты меня на торг веди, где конями торгуют, – оглядел я его.
– Сейчас, княже, коней оседлаем, – закивал Анисим и побежал в сторону конюшен.
Через полчаса мы пересекали Оскол, ведь торг находился на другой стороне реки.
Прям настоящий торг, с загонами для животных. Запах, который шел от торга, заставлял морщиться, ибо было не продохнуть. Торговали здесь не только конями, но и баранами, шерстью, кониной и многим другим.
Везде были установлены юрты и палатки, почти все были с оружием. В некоторых загонах я увидел в том числе верблюдов.
К нам никто не лез и не приставал с товаром, лишь провожали взглядами, когда я шел и осматривался.
В этот день я ничего не покупал, лишь приценивался.
За не шибко хорошего коня просили четыре рубля, а за такого же мерина уже четыре с полтиной. За среднего коня хотели уже пять рублей, а за хорошего восемь. За коней под стать моему Чернышу просили уже двенадцать рублей, но и было их немного. В общем, цены разнились, еще и возраст коня, и объезженный ли он, играло свою роль. Кобылиц и вовсе было немного. Да и просили за них по семь рублев, но и тут надо было выбирать. А главное, придётся чуть ли не самолично осматривать каждую особь, чтобы не подсунули больного или старого.
На следующий день князь Гагарин выглядел куда живее и даже ходил самостоятельно, хоть и не шибко быстро, да и остальные оклемались.
Подарки я отдал Воеводе, пусть сам распределяет среди людей от моего имени, заодно укрепляя свой пошатнувшийся авторитет. Также мы составили грамоту царю Дмитрию Иоанновичу о произошедшем в городе, где указали, что я самолично принял у них присягу от имени царя и поставил свою печать.
Воевода уже четыре года обретался в Цареве-Борисове, многих знал и выделил мне в помощь пятерых людей, что разбирались в конях. Двое из них были татарами, один происходили от Казанских, а другой от Касимовских.
При взгляде на Касимовского татарина у меня случился дикий диссонанс, так как в моем понимании он никак не был похож на татарина. Светловолосый и голубоглазый парень чуть за двадцать лет. И имя было у него подходящее, прям настоящее татарское: Фома.
Собрав своих людей, обрядив их по-боевому, я оставил их на берегу Оскола и вместе с ближниками и пятеркой, выданной мне в помощь, отправился за покупками.
Вот тут и наступил для меня кромешный ад, и мне вымотали все нервы. Отвык наш человек от рынков и торга, пришел в магазин, увидел цену и купил. Здесь же все было не так, и торг считался настоящим развлечением и ритуалом для сторон.
Я же только скрипел зубами и матерился про себя, но все же ближе к вечерне закупился, оставив немало серебра. Сотню меринов купил, еще сто двадцать жеребцов трехлеток и тридцать великолепных коней. Кобылиц вышло всего восемьдесят пять, можно было больше, но они были далеко не лучшими, а под конец, психанув, я прикупил двух верблюдов, которых тут же нарек Биба и Боба. На кой купил верблюдов, я и сам бы себе не ответил бы. Просто захотел, князь я или не князь?!
Животину тут же загнали в городские конюшни, а Фоме и Ивашке, еще одному из пятерых, я тут же предложил пойти ко мне на службу, и они согласились. Понравились мне эти двое, как по характеру, так и отношением к коням.
С утра посетив заутреннюю в церкви и собравшись, погнали табун на Белгород, где нас уже дожидался дядя Поздей со своей семьей и семьей дяди Олега, а также холопами, которых тоже решили забрать, и их было немного, всего две семьи.
Выделив им троих послужильцев в охрану, так как на телегах они явно будут небыстро ехать, мы погнали коней дальше. Это был для меня новый опыт, ни с чем не сравнимый. Кто-то постоянно пытался убежать из животин, кто-то упрямился или не слушался, да и драки между конями происходили, одни мерины вели себя послушно да верблюды, которым, по-моему, было на все плевать, лишь бы кормили.
Погода совсем испортилась, и начались постоянные дожди, а дорога начала превращаться в болото.
С горем пополам мы добрались до Гороховца, где меня покинули Прокоп и Богдан, отправившись забирать родных и Тарая, также я ему напомнил о необходимости прихватить пса, о котором помнил и не забывал. Нас также покинули Василий и Микита, уехавшие собираться, и еще трое, которых удалось уговорить пойти ко мне в полк. Они должны будут через несколько дней встретиться возле Гороховца и уже все вместе отправиться в Старицу.
Возле Нижнего Новгорода встали лагерем, и я с сопровождении десятка людей направился к Савке, при этом обменявшись кафтаном с Василием и спрятав перстни. Захотелось мне пошутить над ним, не удержался. Да и своих упредил, чтобы помалкивали о том, что ныне я князь.
Нижний Новгород за прошедшее время не изменился, да и дорогу я знал и направился прямиком на подворье купца.
Бум, бум, бум – заколотил Елисей в ворота, и спустя минуту оттуда раздался уже знакомый голос холопа купца.
– Кто там?
– Андрей Володимирович, беги доложи хозяину али хозяйке, что гости пожаловали, – весело проорал я.
– Бегу, – тут же откликнулся холоп, и уже через пару минут отворились ворота, за которыми стоял улыбающийся Савка с едва запахнутым кафтаном.
– Здрав будь, Савелий, – улыбнулся я.
– Андрей, живой. А я уж не чаял увидеть, думал, запропал ты. Даже в церковь ходил свечку ставил, – тут же радостно отозвался купец.
– Видать, помогла твоя свечка, жив я и здоров, – спрыгнул я с коня, отдав поводья Елисею, и тут же обнял Савку.
Дед лишь нахмурился и тяжко вздохнул, в его понимании я родовую честь рушу.
Наобнимавшись с купцом, я махнул рукой и указал на столп, куда привязать коней. Во дворе же я приметил двух оружных бойцов, что с интересом нас разглядывали.
