Настаивать дальше я не стала – молча пошла следом за Меленом, оглушённая погоней, стрельбой и накопившейся усталостью. Сколько дней и ночей мы уже в бегах? Я сбилась со счёта.
– А если нас обнаружат?
– Вход хорошо замаскирован. Нужно сдвинуть камень, а чтобы это сделать, необходимо знать секрет. Там есть рычаг, но так просто его не обнаружить. Нужно знать, где искать. А ты отлично потопталась, пусть гадают, куда мы испарились.
– Взрывом концентратора ты запутал следы! Словно мы ушли порталом, – догадалась я.
– Да. Для преследователей это будет правдоподобная версия. Тем более что путь к шахтам нам отрезали и наверняка их обыщут. Пусть. Эта пещера пересекалась с ними лишь в одном месте, и его много лет назад заложили каторжане. Я был в шахте с той стороны, но проход найти так и не смог, хотя примерно знал, где искать. Когда часть каторжников сбежала, их прикрыли товарищи, которым осталось мотать короткий срок. А пещеру они открыли случайно – проломили одну из стен.
– Надеюсь, каторжники здесь больше не прячутся?
– Нет, конечно, это было уже очень давно, лет двадцать назад, да и шахту уже закрыли. Хотя, судя по верёвкам и новому проходу, люди тут всё же бывают, так что будем осторожны.
Мелен неожиданно шагнул ко мне и обнял ещё раз:
– Сильно испугалась? Теперь всё хорошо. Самое страшное уже позади. А ты нереальная умница, это правда. Особенно мне понравилось, как ты швырнула сковородку. Действовала очень разумно и ловко. Горжусь тобой.
– Спасибо, – засмущалась я, млея от неожиданной похвалы. – Что это вообще за пещера?
– О, это потрясающее место, здесь когда-то была большая река, но потом со стороны Нортбранны в одной из шахт случился взрыв, вода устремилась туда и вымыла себе новый путь наружу, а старое русло обмелело. По другую сторону горы образовался водопад, а здесь остался лишь небольшой источник. Горячий, между прочим, поэтому скоро ты согреешься. А потом проклянёшь эту жару, но зато мы здесь не замёрзнем и не умрём от жажды. Заодно искупаемся. Идём, принцесса, я покажу тебе подземное чудо.
По мере погружения в недра пещеры проход расширялся. Сталактиты становились крупнее, но и висели выше, а некоторые были отбиты для удобства ходьбы, даже Мелену больше почти не приходилось пригибаться. Дно, по которому мы шли, было удобным, чувствовалось, что по нему некогда бежал водный поток – никаких сталагмитов под ногами, лишь округлые, обточенные временем камни. Кое-где даже попадалась галька, ею были засыпаны крупные щели. Вообще проход был вполне ухоженным, и это явно напрягало моего спутника.
Несмотря на относительную лёгкость пути, щиколотка продолжала о себе напоминать, и каждый неловкий шаг простреливал болью аж до колена, но я терпела и не жаловалась. Что мог сделать Мелен? Понести меня? Так у него самого в ноге свежая рана, о которой он даже не счёл нужным упомянуть, пока я не спросила. Да, пуля прошла сквозь мягкие ткани и сильного вреда не причинила, а я заживила ранение и наложила обезболивающее заклинание, однако лишняя нагрузка сейчас ни к чему.
Так как в Доваре моих способностей хватало на несоизмеримо большее, я уже поняла, что у меня неправильно срослись порванные связки, вот только исправить ситуацию одним прикосновением было невозможно. Требовалась операция, и сама я на подобный шаг не решилась бы, особенно в текущих условиях, поэтому приходилось стискивать зубы и терпеть, тем более что обезболивание всё же помогало, я просто боялась переборщить с ним и убрать чувствительность до полного онемения. Иначе недолго сломать ногу снова.
Мелен остановился в относительно сухом месте и встревоженно посмотрел на меня:
– Насколько всё плохо?
– Нормально. Терпимо.
– Я должен хорошо понимать, как в реальности обстоят дела, чтобы планировать наши дальнейшие действия. Если ты сейчас убьёшь ногу, то завтра не встанешь, а нам это не нужно.
– Ну… болит. Но эту проблему решит только хирург, поэтому сейчас особых вариантов нет. Я понемногу обезболиваю и берегу ногу, чтобы не порвать связки снова. Если мы не будем торопиться, то ничего критичного со мной не случится, – вымученно улыбнулась я.
– Ладно, будем считать, что я поверил. Если станет хуже – скажи. Где-то в полутора или двух часах ходьбы отсюда неплохое место для привала. Там и вода есть.
– Полтора часа я продержусь, – пообещала я.
И продержалась целых три! Видимо, Мелен измерял расстояния, исходя из своего привычного темпа, а из-за меня мы тащились со скоростью раненых черепах.
Иногда из-под ног со стрекотанием выбегали какие-то насекомые, но я настолько устала, что даже не реагировала. Да и что я могла сделать? Визжать от испуга? Опасно – мало ли кто услышит. Ныть и жаловаться на судьбу? Бесполезно. Мелен и так делал всё возможное: освещал путь и громко топал впереди, чтобы распугать всех нежеланных обитателей пещеры. Тратить магию на борьбу с местными перетараканами и недоскорпионами было бы слишком расточительно, она тут с потолка не льётся. Вот я и шла молча, обещая себе, что как только окажусь дома, залягу в горячую ванну на неделю – отмокать и отмываться, отъедаться сладостями и предаваться блаженному безделью до тех пор, пока скука из ушей не полезет.
Место для стоянки оказалось небольшим каменным альковом, по дальней стене которого сочилась вода. В свете крошечных магических сфер помещение казалось естественным храмом поклонения природе, а в складках породы угадывались лица непризнанных горных богов.
Пещера дышала теплом. Стены сочились влагой, серебристые струйки конденсата собирались в робкие ручейки и уходили сквозь щели в земле. Я сняла рюкзак и поставила на самое сухое место, а Мелен наполнил сковородку водой, а затем грел металл, пока она не закипела. Мне дал попить из фляжки – из старых запасов.
– Здесь вода с известковым привкусом, пей другую, пока не кончилась, – пояснил он, дуя на кипяток.
Я молча бросила в сковородку немного сушёных ягод и чая – для вкуса. Расстелила грубо сшитую лежанку и наконец разулась, едва не постанывая от облегчения. Мелен подошёл ближе и цокнул при виде моей припухшей лодыжки. Оторвал кусок ткани от лежанки, намочил и наложил влажный компресс, хотя я не просила.
– Отдыхай, а я пока приготовлю еду.
Благодарно кивнув, прилегла на подстилку, потом достала из-под неё несколько особо острых камешков и прикрыла глаза. Вскоре запахло едой, но мне было так лень вставать… Мелен принёс её сам:
– Поешь, оставлять нельзя, иначе приползут насекомые. А тебе нужна энергия.
Я подчинилась и через силу разлепила глаза, заставила себя сжевать несколько ложек сытной каши с консервированной рыбой и снова провалилась в обессиленную дрёму. Мелен некоторое время возился, ходил вокруг, зачаровывая камни.
Когда он лёг рядом, удивился:
– Ты чего ещё не спишь?
– Тут слишком тихо, – шёпотом ответила я.
– И это плохо?
– Да. Такое ощущение, что генератор сломался. Тревожно.
– Вот как… А я наоборот терпеть не мог этот звук. Словно в улье прилёг. Но тишина лучше, чем гул. Гул можно сымитировать, а тишину – нет.
Он крепко обнял и тихим басом погудел[1] [2] [3] на ухо, подражая звуку генератора, отчего мне стало ужасно уютно.
Я уснула.
Спокойствие и ленивая нега обволокли меня настолько плотно, что проснуться казалось преступлением против здравого смысла. Даже когда Мелен потряс меня за плечо и что-то проорал в ухо. Даже когда послышались глухие удары и тяжёлое дыхание. Даже когда раздался влажный хруст и протяжный, полный боли стон.
Напитанный тяжёлым, горячим дурманом сон никак не отпускал, пока не грянул выстрел. Я поморщилась и разлепила веки, ощущая себя пьяной и… отравленной. Эта мысль придала смысла происходящему, а вместе с разумом проснулся и дар.
Но слишком поздно. Меня уже схватили чьи-то руки, вздёрнули вверх, локти обожгло нестерпимой болью, а в горло болезненно ткнулось остриё кинжала.
– Сдавайся, иначе девчонка умрёт!
Света было мало, но я отчётливо видела лицо Мелена. Он коленом прижимал к полу чью-то шею.
– Отпусти её, и твой приятель выживет, – спокойно предложил он, хотя в его глазах бушевало звериное бешенство.
– Понимаешь, какое дело, – снова раздался незнакомый голос возле уха. – Мне на его жизнь по большому счёту насрать, а вот насрать ли тебе на жизнь твоей девахи?
Остриё упёрлось в горло сильнее, кончиком вспарывая нежную кожу на шее, я инстинктивно попыталась отклониться, но из захвата вывернуться не смогла, хотела коснуться обидчика и парализовать, но с ужасом поняла, что не чувствую обеих рук.
Выражение лица Мелена в этот момент… Я слишком хорошо его знала и могла поклясться, что понимаю его мысли. Он скользнул взглядом по нескольким тёмным фигурам, оценил расстояния и расстановку сил, а потом посмотрел на лезвие, упирающееся мне в горло… и опустил оружие, а затем и вовсе бросил его на пол.
Поднялся с колен и замер:
– Отпусти девчонку, мы вам не враги. Мы просто идём в Нортбранну.
– Для начала ты должен быть наказан за то, что убил Шустрого, – ответил голос главаря, которого я так и не могла видеть.
Удары полетели в Мелена один за другим. Он не отвечал и не атаковал в ответ, лишь прикрывал руками голову и корпус, и это настолько выворачивало изнутри и выводило меня из себя, словно нарушались законы природы.
– Подождите! Вы не поднимаете… не понимаете, кто он! – заплетающимся языком проговорила я. – За Мелена Ро…длека в Эстрене назначена ограда… …награда, жилой он вам нужнее.
– Вообще я слышал, что эстренцы ищут какого-то Роделька, – подал голос один из нападавших.
– Ладно, тогда пока не добивайте его, закуйте в наручники, – хмыкнул главарь, и лезвие принялось скользить по моему горлу. – Только посмей сопротивляться, и она подохнет.
Мелен позволил нацепить на себя наручники, после чего щуплый чернявый мужичок нанёс ему несколько ударов, а другой взял на прицел, держа тёмный пистолет почти у самого лица.
– А с девкой мы поближе познакомимся. Вон какая аппетитная… Можно прямо на твоих глазах, чтобы тебе тоже было весело.
Взгляд Мелена, сосредоточенный на кинжале у моего горла, люто потемнел.
– Я – принцесса Лореанелла Валерийская… Валерелла Лоарэнельская… – язык так и не подчинялся, однако я продолжила настаивать: – Я – принцесса. За мою жизнь отец осыплет вас заказами… то есть эвклазами. Не делайте глупостей. Оставьте нас в живых и поторгуйтесь с нами… с ними… Отец заплатит!
– Правда, шоль, принцесса? – один из напавших подошёл ко мне и посветил на висок. – Ни дракона не понятно…
– Да бгешет она всё. Эти бабы – те ещё мгази лживые, – прокартавил новый голос.
– А ты глянь на косу… – тот, что светил в висок, больно дёрнул за неё и показал остальным. – Коса-то вон какая.
– А печать? Чёт, по-мойму, не та, – без особой уверенности проговорил главарь.
– Я могу принести клятву, что я принцесса. Только рук не чувствую.
– Ага, как же, так мы тебе и повегили!
– Да не, Шмыга, тут, по ходу пьесы, и правда принцесса, – главарь обслюнявленным пальцем потёр мой висок, вызывая приступ глубочайшего отвращения. – А печать-то дорисованная. Как вам не стыдно, Ваше Высочество, подделка печати – это ж государственное, мать его, преступление! – сказал он, и остальные громогласно заржали.
– Ладно, отведите этих двоих в опочивальню. И вещи их захватите, осмотрим. Покумекаем, что с нежданными гостями делать… – распорядился главарь. – Эй ты, как тебя? Мелен? Сделаешь глупость – девку я таки прирежу. Не в тех я отношениях с императором Лоарели, шоб не хотеть его расстраивать.
Снова раздались смешки. Мелену нанесли несколько жестоких ударов, на которые он не стал отвечать. Нас повели по каменному рукаву куда-то вглубь пещеры. Мелкие камешки кололи босые ноги, но моя обувь осталась в алькове, где мы спали.
Наконец нас втолкнули в небольшое искусственно облагороженное помещение с обшитой железом дверью. Главарь зажёг чадящий факел у стены – видимо, экономил магию.
В неровном желтоватом свете камера выглядела удручающе. Напротив друг друга располагались нары, а над ними – металлические ошейники на толстенных вбитых в стену цепях.
– Знаешь, что это? – ткнули Мелен в сломанные рёбра.
– Арем, – отозвался он.
– Арем, – согласился главарь. – Если посмеешь рыпнуться, то девка твоя – труп. Я не шучу.
– Я вижу, – спокойно ответил Мелен и позволил себя пристегнуть.
Его руки так и остались в наручниках, и на прощание тот мужик, которого он прижимал коленом к земле, нанёс несколько подлых ударов ему в корпус и голову. Хрустнул нос, а у меня запекло лицо так, будто били не Мелена, а меня саму.
Меня тоже усадили на нары и пристегнули ошейником. Руки оставили свисать – я их всё равно не чувствовала ниже локтей. Видимо, главарь успел их как-то отключить, пока я не могла сопротивляться.
– Посидите тут, никуда не уходите, – хохотнул главарь, и только теперь я смогла нормально его разглядеть.
Типичный полукровка – слишком смуглый для мага, хотя височная печать пусть слабенько, но мерцает. Значит, способности не выдающиеся. Хотя такие, как он, обычно берут не силой, а подлостью и хитростью.
Остальная банда собралась под стать: одетые в дорогие, но грязные и местами рваные вещи, почти все – полукровки, только одного я бы назвала полуденником, самого юного из собравшихся.
– Шкет, останешься дежурить. К норту близко не подходи, он опасен. У двери покарауль. Если что – свисти, – приказал главарь, и они ушли, оставив парнишку наблюдать за нами.
Воцарилась тишина. Мелен внимательно осматривал пространство, явно пытаясь придумать, как высвободиться.
И откуда в этой дыре арем? Он же дорогой! Редкий сплав, известный тем, что не поддаётся воздействию магии. Любой полуночник в таком – как полуденник в металлических кандалах. Да, магические силы никуда не деваются, но какой от них толк?
Ошейник из арема просто так не снять, а ключ унёс главарь.
Двадцать первая неприятность, продиктованная отцовской любовью
Четвёртое сентабреля. После полудня
Император Пеннар Первый
Пеннар Первый проснулся в холодном поту.
Валери.
Наконец-то видение о Валери!
Только совсем иное, чем он хотел видеть.
Он поднялся с постели, потёр грудь и скривился: не хватало ещё с очередным инфарктом слечь. Рано. Он Ардана ещё не подготовил в достаточной мере, чтобы на покой уходить.
Будь проклята эта наследная работа, от которой ни сна, ни аппетита, ни отдыха. И вроде врагу такой не пожелаешь, а сыновей своих он натаскивал именно на неё. Вот такой дерьмовый парадокс.
Пеннар Первый снова потёр грудь, осушил стакан прохладной воды и прислушался. Во дворце стояла идеальная, пуленепробиваемая тишина. С возрастом звуки и люди стали раздражать его настолько, что он превращался в самодура – заставлял домашних ходить на цыпочках и запрещал шуметь. Недавно слугу уволил за то, что тот постоянно носом шмыгал. Да ещё противно так – сопливо, громко, с мерзким присвистом. Сначала отправил к целителю, а когда выяснилось, что это привычка – выставил из дворца.
Лет двадцать назад он бы правителя за такое презирал – ну, подумаешь, носом шмыгает человек. А теперь…
Теперь нервов не хватало ни на что, а этот шмыгальщик будто нарочно – хщвс-с! – и стоит, глазами лупает. Ещё и рука правая дёргается при этом, понятно же, что хочет нос рукавом утереть по старой привычке. Откуда его вообще взяли, бездаря этого невоспитанного?
Император устроил бы разнос, да только звук собственного голоса раздражал не меньше, чем все остальные. Временами – даже больше.
Он потёр лицо крупными, мясистыми ладонями и снова подумал о дочери.
С одной стороны – может, и неплохо.
