– Я направлю вас к психиатру – продолжает Мария. – Пока рано ставить диагноз, но совершенно очевидно, что у Алисы…
При слове "диагноз" меня передергивает.
– Достаточно. На сегодня сеанс окончен – решаю, поднимаясь с кресла.
Хватит.
Слушать это я больше не собираюсь.
Заплатив оговоренную сумму, выхожу к Лисе. Сажусь перед ней на корточки, натягиваю на золотистую голову шапку с ушками.
– Эй, Лиса, – убираю волосы с глаз под шапку – все хорошо?
Стреляет в меня хмурым взглядом исподлобья.
Обиделась…
Ну, готовься, майор.
Сейчас ты будешь получать пули и на родном фронте.
В молчанку мы никогда не играем. У нас все снаряды сразу, в лоб.
Поэтому…
– Она тебе гово-ит, что я пвохая… А ты – свушаешь! – заявляет с чисто женским упреком.
– Нет, Лиса. Она не говорит, что ты…
– Гово-ит! Я свышава! Но ты же ей не ве-ишь? – подбородок начинает дрожать. – Она вьёт! Всё вьёт! Она пвосто…– сощуривает глаза – в-ушка! – выдает гневно.
После ухода матери Лиса считает, что все дело в ней. И думает, что мама ушла, потому что Лиса ей "не нравилась".
А на самом деле – маме не нравился папа, а на Лису ей просто оказалось плевать.
Но ребенок видит этот мир иначе.
И во всем винит себя.
Потому и переживает, что я могу поверить чему-то плохому и тоже её брошу.
– Патрикеевна! Ты у меня лучшая, слышишь? – щипаю за пухлую щеку. – И батя рядом всегда. Что бы ни случилось. Поняла?
Но она меня не слышит.
– Чтобы я не быва пвохая, мне надо маму найти? – шмыгнув, по-боевому вытирает нос кулаком. – Новую. Ховошую!
О…
Нет-нет-нет…
Таких выводов нам точно не надо. Нам и одной "мамы" хватило по горло.
– Лиса… Во-первых, никто не говорит, что ты плохая.
– А я найду! – заявляет, отворачиваясь. – И она меня будет юбить! И тётей пвохих с-ушать не будет! – искоса кидает на меня явно намекающий взгляд.
И молча, без моей помощи спускается с дивана. Поправляет ушки на шапке, кладет Полковника в свой женский ридикюль....
– До свидания, тетя О-я! – обнимает ножку дивана на прощанье.
И важно, обиженно топает к выходу.
Оборачиваюсь на психолога, который стоит в дверях своего кабинета.
Взгляд у неё сочувствующий.
И это злит…
Мне, мать вашу, не надо сочувствовать!
У меня нор-р-рмальный ребенок!
– Если у вас не получилось с ней поговорить, проблема не в моей дочери. Проблема в вас.
– Прошу прощения? – удивленно приподнимает брови.
– Если за три сеанса моя дочь подружилась здесь только с диваном, то вы – хреновый специалист!
– Не стоит перекладывать на меня свою ответственность – отвечает холодно. – Вы – не справляетесь.
– А с этим я и не спорю – отвечаю раздраженно.
Но это – уже моя проблема. И сваливать её на ребенка, как делает этот псевдоспециалист, я не стану.
Загрызу любого, кто снова попытается сказать, что с моим ребенком что-то не так.
С ним всё так!
Это просто мир вокруг хреновый.
Всё.
На этом – заканчиваем с психологами.
Взяв с вешалки куртку, иду вслед за своей дочерью.
Пытаюсь взять её за руку. Не дается, размашисто дергая ладонью, и грозно топает дальше, воинственно выставив по бокам локти.
Вздыхаю, цепляясь пальцами хотя бы за её капюшон.
Тиранчик мой доморощенный…
Глава 2 Принципиальная барышня
Припарковавшись у детского сада, выхожу с Лисой из машины.
Ставлю её на землю, тяну руку…
Снова не дается.
Вместо этого цепляется сейчас за мои штаны.
Потому, что вокруг у моей Лисы – злой мир, в котором много опасных монстров и ужасных чудищ, а батя у неё – вместо щита.
Скашиваю на неё хитрый взгляд.
– Чё? – с претензией косит в ответ. – На бвюки твои И-ся не обижавась… – гордо поясняет, топая со мной к садику.
Хмыкаю, глядя на её важно вздернутый носик.
Моя принципиальная барышня…
Обожать!
Надеюсь, свою идею с мамой она скоро забудет.
А вот няня нам нужна.
Притом, срочно!
Последнюю пришлось уволить.
Пятую по счету.
Беру всех с опытом, с рекомендациями, лучших, но Лиса их всех боится.
Тронуть себя не дает после того, как мать ушла.
А если у тебя сегодня будет ночной вызов, а, Байсаров?
Что ты тогда без няни делать будешь?
Оставишь Лису одну в доме или возьмешь с собой туда, где по стенам размазана кровища и в ванной валяется труп?
Зашибись варианты!
Стоит нам подойти к крыльцу, как дочь останавливается и тянет меня за брюки.
– А-у, Патрикеевна?
– Это не Патвикевна! Она с тобой не азговаивает! – обиженно. – Это товаищ Пауковник вызывает.
– Я думал, он на больничном…
– Неть! – сердито.
– Понял, слушаю, товарищ Полковник! – делаю вид, что подношу к лицу рацию.
Лиса – тоже.
– И-ся не хочет в сядик, ма-ёу! И-ся не пойдет.
Вздохнув, сажусь перед ней на корточки.
– Лиса, папа заберет тебя через четыре часа. Всего четыре часа. Ладно?
– Неть… – обиженно смотрит в пол.
– Посмотрим вечером мультики?
Уголки её губ ползут вниз.
– Неть…– всхлипывает.
– Я куплю нам торт. И мандарины! Нужно просто немного потерпеть.
– Неть… – хмурится, теперь уже сама цепляясь за мои руки.
Намертво.
Отчаяние – оно такое, да…
– Не хочу в сядик! Они гово-ят, я монств! Безмамная вонючка! Не хочу-у-у!
Говорят.
Об этом я уже поговорил с воспитателем и мне пообещали, что примут меры.
– Дочь, сегодня ты будешь в новой группе.
Увы, варианта «не ходить» – у нас просто нет.
Я не могу быть в двух местах одновременно. И иногда просто не понимаю, как жонглировать между работой и ребенком.
