Портрет нимфоманки. 5 дней разврата
Роза Грей
Невероятный сексуальный порыв охватил мое воспаленное воображение. Слышу мужские голоса. Почему на мне нет одежды и кто эти люди? Я открываю глаза и пытаюсь освободиться, но узлы на моих руках были профессиональны – с каждым моим движением они затягиваются еще сильнее… Мне ничего не остается, как лежать и покорно ждать своей участи… Раствориться в мужском гормоне… Всем телом утонуть в мужской власти. Стать игрушкой для совершенно незнакомых мужчин… у меня нет другого выбора… Я готова вся раствориться в их руках и покориться мужским желаниям… Безумное чувство порока поглощает меня. Я не могу и не хочу контролировать свои страстные порывы. Я хочу, чтобы эти порывы владели мною и уносили меня туда, где правит разврат, страсть и порок… Содержит нецензурную брань.
Глава 1
Стрелки часов находились возле цифры одиннадцать, когда больница резко опустела. Я лежала животом на столе и тихонько постанывала от мощного члена внутри. Крепкий живот санитара Димы с силой врезался в мою задницу. Я не сопротивлялась ему, а молча ждала, когда он кончит и успокоится. Он трахал меня всякий раз, когда оставался на ночное дежурство.
У меня не было причин сопротивляться его порывам, потому что наши желания полностью совпадали… Мне 31 год, и мои потребности достигли своего пика. Я лежала в этом отделении уже пять лет и это единственный член, который встревожил мою изнывающую плоть.
Дима никогда не разговаривал со мной. Он просто наклонял и имел меня как животное! Иногда мне казалось, что он глухонемой. Но мое голодное тело с радостью принимало его. Это происходило каждую среду и пятницу. Мы никогда не договаривались о встрече… Он просто ловил меня возле туалета и тащил в процедурку.
Рядом с ним я невероятно крошечная: в моем маленьком теле нет и шестидесяти килограмм, при росте, не превышающем 165 сантиметров. Зато Дима– настоящий гигант.
Кажется, тогда он был немного выпивший, и не мог кончить. Внизу моего живота стали появляться острые спазмы, по телу прошла приятная волна. Я была готова кончить. Дима двигался медленными, короткими точками.
Его мощные пальцы впивались в мои ягодицы, а напряженный орган скользко гулял внутри. Он целиком выходил из меня, и с размаха возвращался. Я чувствовала, как упругая головка упорно раздвигает влагалище, с хлюпаньем покидает его и погружается вновь.
Огромные звериные яйца с силой врезались в мой напряженный клитор. Мужской лобок с такой мощью шлепался об мою задницу, что с меня дважды слетали очки. От переизбытка эмоций мое дыхание стало сбиваться. Я задыхалась от страсти и как могла, напрягала мышцы живота. Еще… еще движение… Кажется, сейчас кончу…
Дима двигался, как настоящая секс–машина. Бездушная и механическая машина. Но мне было не до романтики: мое тело требовало удовлетворения потребностей. Я не знаю, как это случилось, но мы кончили одновременно, как в каком–то любовном романе.
Когда в моем влагалище появились первые спазмы радости, Дима резко замер. Громко выдыхая, он начал дрожать, и еще сильнее сжал мою задницу руками. Это было невероятное ощущение– наши половые мышцы сокращались одновременно, а тела сотрясались в сладостных конвульсиях. Член Димы сильно пульсировал, заливая мое влагалище до краев.
Наконец он расслабился. Его руки отпустили мою задницу, а крупный член плавно выскользнул наружу. Дима нахально пошлепал головкой по моей жопе и довольно вышел из процедурного кабинета. Из моего распахнутого влагалища тяжелыми каплями вытекала густая сперма.
Опираясь на дрожащие руки, я поправила съехавшие очки, выпрямилась, и одевая штаны, направилась к выходу. Моя палата встретила меня хоровым сопением и храпом. Я тихонько достала влажные салфетки, и до колен спустив штаны, быстро привела в порядок промежность.
"Еще и штаны заляпал… ну Дима… ладно, похуй, завтра суббота. Значит будут выдавать свежую одежду… " – подумала я.
Вообще девчонки крайне недовольны нелепыми штанами и такой же рубашкой. А меня почему–то прикалывают эти бледно–серые тона с редкими красно–тусклыми полосками поперек. А что поделать? В отделении запрещают личные вещи. Все, вплоть до нижнего белья, зубных щеток и прочего, выдается администрацией.
Грязное белье забирают стирать, и выдают свежее. Так администрация может контролировать, чтобы в отделении не появились остро–колющие предметы или какие–нибудь опасные таблетки: суицидников там хватает…
Удалив следы спермы со штанов, я взяла сигареты и отправилась в туалет. Я глотала густой дым и расслабленно выпускала его обратно. В этот раз секс был особенно жестким… Я была выжата как лимон. Мои глаза закрывались сами собой.
Я не понимала, что со мной происходит: после секса, вместо чувства удовлетворения, во мне появилась какая–то странная агрессия… В душе поселилась глубокая мысль, которая в дальнейшем, едва не добила мою и без того разрушенную жизнь… Затушив сигарету, я вернулась в палату и легла спать.
Это было первое утро, когда я проснулась позже других… Я сладко потянулась и встала с кровати. Утро казалось недобрым… В моей памяти проносились события вчерашней ночи и вместо спокойствия во мне зародилось чувство животной агрессии.
– Савченко! Алиса! Алисонька! – доносилось из коридора, – бегом таблетки пить! Спишь, что ли там?!
Я нащупала на тумбочке очки и быстро надела их на сонное лицо. Мои ноги неуклюже искали тапочки.
– Иду– иду! – я лениво встала, и пошла по палате, сонно опираясь на кровати, что попадались на моем пути. Вышла в коридор. Ну и какого черта меня звали, если тут очередь, как до китая. Медленно прошла по коридору.
"Боже, как же мне надоели эти высокие потолки, белые стены и огромные окна с решетками… А этот длинный коридор по сто раз в день стоял перед глазами. И эти лица: кругом одни бабы, в одинаковой одежде…" – пронеслось в моей голове.
Весь воздух насквозь был пропитан мерзким женским духом. Я просто задыхалась в нем…
И только три мужика на все отделение: три тупорылых санитара Дима, Егор и Валера. Они и двух слов связать не могут.
Быстро протерев очки, я обреченно подошла к очереди и встала за Ириной, что лежит в соседней палате. Странная девочка, лет двадцати на вид. Она совсем не разговаривает, никогда не моется, со скандалом отказывается менять белье, и почти ничего не ест.
Черт ее разбери, с чем она лежит. Но мы с девчонками регулярно шутили, что ее психическое расстройство связано с чистой водой и мылом. Симпатичная, худенькая, но чокнутая на всю голову девочка.
Она популярна на все отделение своим телесным "ароматом". В нашей палате тоже есть девочка, которая не ходит в душ, но она лежачая. Инвалид. И ее, периодически, губкой моют медсестры. Она вполне адекватная, хоть иногда раздражает нас своей вонью. Но над ней мы никогда не смеемся. Что же мы, не люди что–ли…
Ирина же совершенно иной случай… особенный, так сказать, фрукт. Она может, но не моется… У нее вечно грязное лицо. Наверное она с таким родилась. В глазах маленькими трупиками покоятся куски сонной грязи, из носа висят какие–то кровоподтеки, а в волосах, кажется, давно завелась новая жизнь. Ирина постоянно рисует могилы и всячески намекает, что она покойник.
И стоять рядом с ней в очереди за утренними таблетками– жестокое наказание для нас. В этот раз, попалась я… Боже, как же от нее дурно воняло немытым телом. От плотного запаха этой ебанашки, у меня кружилась голова и темнело в глазах. Тошнота стремительно подкатила к горлу.
Я брезгливо поморщилась, и опасаясь за свою жизнь, сделала шаг назад. Но тут же уперлась в чье–то огромное, мясистое пузо. Это была Тамара из дальней палаты. Хмурая, но очень добрая женщина. Кажется она лежит с какой–то затяжной депрессией. Я обернулась.
– Здравствуйте, Томочка, как Ваши дела? – улыбнулась я, как обычно, пытаясь вызвать в ней хоть какую–нибудь эмоцию.
– Здравствуйте, Алиса… все отлично! – мрачно ответила она.
Повернувшись обратно, я обнаружила, что в очереди передо мной никого нет. Я подошла к дежурному столу, и взяв свою "дозу", быстро направилась в сторону палаты.
– Стоять! При мне! – грозно крикнула медсестра Татьяна.
Пожилая, добродушная дама, она работает в этом отделении со времен сотворения мира.
– Куда же ты Алисонька, собралась? Таблетки пить при мне, забыла?
– На те, теть Тань, смотрите… – я демонстративно положила таблетку на язык, и со вкусом запила ее водой. Поглаживая живот, я закатила глаза, изображая удовольствие, – ммм, какая вкуснятина…
Со скуки мы дурачились, как могли. Еще бы! Толпа молодых половозрелых девочек, годами без мужиков… Мы давно свернули с пути здравого смысла.
Утро казалось обыденным и ничего не предвещало беды.
– Вот дурочка, – улыбаясь, покачала головой тетя Таня, – иди уже, артистка! А то клизму сейчас получишь!
– Теть Тань, вы ей клизму потолще подберите, а то она удовольствия не получит… – сказала моя подруга Лариса, запивая таблетку водой.
Она косо смотрела на меня. В ее взгляде была издевка и подкол.
– Ах ты, сучка! – засмеялась я, хватая со стола медсестры линейку.
Подойдя к Ларисе, я с размаха долбанула ее по заднице. И кажется, малость перестаралась. Больничные штаны достаточно тонкие, и видимо, удар оказался весьма ощутимым. На несколько секунд Лариса потеряла дар речи.
– Блять… – сквозь боль и смех, выдавила она, – Алис, ты ебанутая? Теть Тань, сделайте ей укол от бешенства.
Лариса корчилась и сдавленно смеялась, потирая ушибленную ягодицу.
– Так, Савченко! Какого черта ты тут устроила? – все так же грозно выкрикнула тетя Таня, – таблетку выпила? Все! Вперед в палату! И линейку верни!
Я покорно положила линейку на стол и тоскливо побрела прочь. Мне казалось, что это самое обыкновенное утро. По крайней мере, оно так начиналось… все, шло, как обычно: мы пили утренние лекарства, прикалывались как, могли и просто сходили с ума со скуки…
Но именно этим утром, во мне стала зарождаться эта губительная мысль: я поняла, что хочу крови… И я знала, чья кровь должна пролиться по моей душе, чтобы она обрела покой… Эти мысли не покидали мой мозг… И я должна была прогнать их… Но, увы…
После завтрака, я, как обычно, отправилась курить в туалет. Там уже курили Ленка с Викой. Самые веселые девочки из моей палаты. Жизнерадостные, красивые и добрые блондинки. Я мало общалась с ними, но они вполне адекватные. По крайней мере, они не отказываются от душа, регулярно меняют белье, от них не воняет потом и грязными трусами, они не поклоняются мертвецам, и не читают молитвы Сатане.
– О, какие люди! – воскликнула Вика, – покурить решила?
– Да… – вяло улыбнулась я и села рядом.
– Алис, есть что из нового? – спросила Лена, чувственно выпуская густой дым, и с интересом глядя на меня.
– Да… есть. Сейчас! – я напрягла память, и эмоционально закрыв глаза, держа в руке не прикуренную сигарету, на одном дыхании выдала:
"Закончился мой день неравномерный
И грустно вечер нежный провожать…
Опять под одеяло к благоверной
Тоске своей, бессонницу встречать.
А ночь моя взорвала все закатом,
По стенам разливая тишину.
Безнравственно зовет меня куда–то,
Бесстыдно обнажая глубину…
Ей свойственно в полночные мгновенья,
Когда бессмыслен труд ее ответа,
Изгрызть в тоске невольного поэта,
Вгрызаясь в тело пламенным влеченьем.
А мне дары ее пусты и не уместны.
Мне б их продать без капли сожаленья.
Отдать свое желанье за прозренье,
Я б согласилась, если честно.
И Вы, друзья, мне песнь не изливайте.
Лишь боль с моих страданий пейте.
В моей ночи меня не убивайте,
Вы лучше в своем дне меня убейте!
Вам все равно не защитить меня от страха.
