Марина Суржевская "Двериндариум. Живое"

Озираясь, мы пробежали по коридору и толкнули дверь с нужным номером. Нам повезло – сиделки внутри не оказалось.

Обстановка комнаты была аскетической – узкая кровать, пустой стол, стул, шкаф со стеклянными дверцами, на полках которого блестели пузырьки, склянки и белели бинты.

Ринг лежал совершенно неподвижно, с закрытыми глазами.

Его мощная грудь была наполовину прикрыта простыней и почти не вздымалась, словно парень даже не дышал. Загорелое раньше лицо казалось восково-бледным в свете единственной лампы на столе. Черные волосы кляксой выделялись на фоне серой подушки.

Мы застыли, пораженные. Ринг казался мраморной статуей самому себе. Ни жизни, ни движения, ни дыхания.

– Что нам теперь делать? – прошептала Мелания.

– Расходиться по домам, – мрачно буркнула Ливентия, которая почему-то все еще была с нами. – Я говорила, это дурная затея…

Веки Ринга дрогнули.

Мы замерли, напряжённо всматриваясь в неподвижное тело.

– Вы это видели? – прошептал Итан. – Кажется, он пошевелился?

– Может, показалось, – тихо отозвалась я.

– Я тоже что-то заметила, – сказала послушница.

Ливентия презрительно закатила глаза.

– Это галлюцинации после вашей косорыловки. Я ничего не видела…

Ресницы Ринга снова дрогнули, и парень явственно пошевелился.

– Ливентия, – глухо произнесла Мелания. – Скажи еще что-нибудь. Кажется, он реагирует на твой голос.

– Ну он точно приятнее, чем ваши, – самодовольно произнесла южанка, поправляя бабочку на рукаве. – Только не надейтесь, что я стану рассказывать сказки этому мужлану. И мне наплевать, что он валяется тут, словно надгробный камень! В таком виде я хотя бы не слышу это мерзкое прозвище «конфетка», так что даже к лучшему…

Белая меховая оторочка на манжете Ливентии зашипела и вдруг вспыхнула. Жутким черным пламенем! И тут же загорелся весь плащ!

Красавица завизжала, Итан шарахнулся в сторону, а мы с Меланией бросились сдирать с девушки пылающую ткань. Потустороннее пламя трещало и расплёскивало неестественные голубые искры. Плащ удалось сорвать и отбросить, но тут же вспыхнул стол, стул, шкаф! Вся комната запылала черным пламенем без запаха и копоти, столб огня поднялся над кроватью Ринга, и сверху посыпались куски потолочных балок. Итан что-то орал, Мелания скулила, Ливентия визжала. Я пыталась сообразить, в какой стороне дверь, потому что вокруг было лишь черное пламя. Это было так страшно и как-то нереально…

– Хватит! Хватит! – орала Ливентия. – Ты нас убьёшь, проклятый ты каторжник!

Пламя взревело, словно живое…

Что-то грохнуло, и в комнату хлынул свежий воздух и февры. Я увидела черные мундиры и злые глаза Верховного. Он шагнул прямо в пламя и защелкнул браслет на запястье Ринга.

И тут же все исчезло.

Черный огонь погас.

А Ринг сделал глубокий вздох и открыл глаза. Такие же беспросветно темные – без белков. Мелания и Итан сидели на полу, я тоже – но в другой стороне. Ливентия трясла опалёнными волосами – часть ее прядей заметно укоротилась. И заметив это, красавица начала подниматься. Сжимая кулаки и явно намереваясь отправить Ринга обратно в небытие.

Но ее пыл охладил февр Квин.

– Недопустимое своеволие и глупость, – сквозь зубы процедил он. – Вы едва не погубили его и себя! Во время слияния нельзя надевать браслет, пока легионер не очнулся, это может помешать принятию Дара! А ваше вмешательство могло привести к разрушению всего крыла и безумию парня! – он кивнул одному из мрачных февров и указал на нас. – За решетку. Всех!

– Я Левентия-Каприс Осхар! – взвилась южанка. – Я не позволю…

– На нижний этаж, – добавил Верховный, и февры переглянулись. Стало ясно – что бы ни ждало нас на нижнем этаже, нам это точно не понравится!

– Уберите их с моих глаз! – рявкнул Квин. Глянул на меня недобро и отвернулся к Рингу.

Рядом встал незнакомый светловолосый февр. Его глаза казались сизым граненым хрусталем.

– За мной. Живо, – приказал он.

– Я не пойду… – начало было Ливентия. Светловолосый коснулся ее щеки кончиком пальцев, и на лице красавицы выросла хрустальная маска, запечатывая рот. Еще одно прикосновение к рукам – и запястья сковали граненые полупрозрачные кандалы. Но что-то мне подсказывало, что их хрупкость весьма обманчива.

Глаза Ливентии повлажнели от страха и злости.

– Будете сопротивляться, закую вас целиком, – отчеканил февр.

Мы дружно замотали головами. Я взяла Ливентию под локоть.

– Идем. Не надо сопротивляться, прошу тебя.

Южанка явно силилась что-то сказать, но хрусталь прочно запечатал ей рот. Я потащила ее за собой, Итан и Мелания понуро плелись следом. Позади встал еще один февр. На пороге я обернулась и увидела, что Ринг сел на кровати.

Что ж, мы можем собой гордиться. Парень все-таки покинул забвение!

Правда, на этом радостные новости закончились.

Спускались мы долго. Сначала пешком, минуя любопытствующих февров, целителей и работников, потом на жутко скрипучей и трясущейся платформе, которая будто направлялась прямиком в логово Двуликого Змея!

И чем ниже опускались, тем мрачнее и холоднее становилось. Февр, стоящий позади, зажег взятый с собой факел. Древние стены Вестхольда предстали в своем первозданном виде – без изящных панно, деревянных панелей и парчовых драпировок. Огромные черные камни, давящие и угнетающие сознание. Мелания перестала всхлипывать и начала шепотом молиться. Ей никто не мешал. Февры вообще казались немыми статуями, а наша потрепанная компания явно решила, что заступничество хоть одной святой нам сейчас не помешает.

Платформа остановилась, и хрустальноглазый указал рукой в перчатке на темную решётку. Сопротивляться было бессмысленно, так что мы вошли внутрь. Решётка захлопнулась.

– Вы что же, оставите нас в темноте? – воскликнула я. – Мы просто хотели помочь нашему другу! И помогли, заметьте!

– Возможно, вы его погубили, – отозвался февр. Но, подумав, воткнул факел в кольцо на стене.

Платформа снова поехала вверх, увозя карателей и оставляя нас в пропасти. Хрустальные кандалы и маска раскололись, стоило их создателю скрыться с глаз.

Ливентия потерла руки и в сердцах ударила ногой по решетке. И взвыла, ушибив ступню.

– Я все расскажу отцу! Да он вас! Вас всех! Слышите? Мой отец – советник императора! Вам всем конец!

– Они в своем праве, – тихо произнесла Мелания. – И что-то мне подсказывает, твой отец не имеет власти в Двериндариуме, Ливентия. Так что не трать силы.

– И зачем только я пошла с вами, недоумками! Ведь знала, что добром все это не кончится!

– Надеюсь, мы не навредили Рингу, – прошептала послушница.

– Он нас чуть не спалил! Клятый выродок!

– Хватит! – рявкнула я, и все замолчали.

Некоторое время было слышно лишь пыхтение.

– Как думаете, здесь есть крысы? – поежилась Ливентия. – Терпеть их не могу… Итан, у тебя осталась косорыловка?

Парень с готовностью протянул фляжку. В молчании мы сделали по глотку. Все. Даже скривившаяся южанка.

– Здесь холодно, – огрызнулась она на наши красноречивые взгляды. – А мой плащ спалил этот недоу… ладно-ладно, молчу. Хотя зачем? Недоумок и есть!

– Ты невыносима, – простонала Мелания, отходя от нас. Задрала голову и ахнула: – Вы только посмотрите на это! Невероятно!

– Адептам святой Ингрид больше не наливать, – буркнула Ливентия.

– Нет, правда. Оглянитесь!

Мы задрали головы. И отшатнулись. Решетка отделяла нас от выхода и ниши, по которой двигалась платформа. Но внутри наша тюрьма оказалась довольно просторной. Ее стены терялись в темноте. Грубо говоря, это было подземелье, очень древнее и довольно мрачное. Земляной утоптанный пол, камни, плесень. Я шагнула ближе к стене. И рваный свет факела выхватил рисунок.

– Что это такое? – изумилась Ливентия, подходя ближе.

Я тоже отступила из круга света во мрак, чтобы лучше видеть. И замерла, пораженная.

Глава 5. Подземелье

На черных влажных стенах подземелья были рисунки. Поначалу глаза не могли разобрать тонкие черточки, но присмотревшись, я поняла, что хаотичные линии складываются в огромное полотно цельного сюжета. Выпуклого, почти осязаемого! Прямо перед собой я видела гротескное и ломаное изображение людей. В их руках были копья, позади сплетались в жутком танце змеи. За спинами людей развевались плащи, а на месте их ртов были жуткие зигзаги, словно им толстой грубой ниткой зашили губы.

Их было великое множество – целая армия, наступающая на раскинувшуюся у их ног долину с невысокими домиками.

– Безмолвные люди, – негромко произнес Итан. Парень стоял к нам спиной, ближе всех к стене.

– Почему они так называются? – спросила Мелания. – В летописях о них слишком мало сведений…

Ответила, к моему удивлению, Ливентия.

– Безмолвные люди пришли из Красной Пустыни. Она начинается за границей Гранданы – моего дома. Грандана – прекрасный плодородный оазис, с висячими садами и белыми горными террасами, на которых вьют свои гнезда серебристые ласточки. За террасами лежит озеро – одно из красивейших в Империи, а за ним – Арка Стойкости, сложенная из костей, камня и железа. В ясный день сквозь нее видны красные пески пустыни. Тысячу лет назад Гранданы не было. И террас не было, и ласточек, и арки. Только пески. В них жили те, кого мы называем – Сухие. Кочевники, проводившие свою жизнь за поиском еды и воды. У них были дома на колесах, огромные одногорбые верблюды, ручные пустынные змеи и хищные голодные кошки. Однажды Сухие поняли, что пустыня не может их прокормить. И тогда они пересекли Красные Пески, чтобы найти новые земли. Они их нашли. Горные склоны и долины, которые были заселены местными жителями. Те едва не сошли с ума от ужаса, увидев бесконечные караваны. Трава стала живой от змей, а воздух наполнился рычанием пустынных кошек. Но ужасней всего были сами Сухие. Тощие, но сильные, лысые и бронзовокожие, одетые лишь в тряпки-плащи. Кочевники-воины закрывали нижнюю часть своего лица платком, на котором вышивали красные зигзаги – знак воинственности и силы. Так они защищались от песков, так понимали друг друга.

Они мало говорили. Но умели убивать.

Из-за этих платков жители долины назвали Сухих – Безмолвные Люди. Правда, тогда они еще не знали, что гости из пустыни истребят или поработят все население долины. Через десяток лет кочевники завоевали несколько долин и основали свое царство. Так начиналась история нашей Империи. Это было очень давно, еще до открытия Двери.

– Ух ты, – с уважением глядя на южанку, протянула Мелания. – Откуда ты все это знаешь?

Ливентия смерила ее презрительным взглядом.

– Я наследница старшего рода. Я получила прекрасное образование. К тому же… Грандана будет помнить историю Красных Песков, даже если остальная Империя ее забудет.

Впечатлившись рассказом, мы отошли от сцены, изображающей завоевания Безмолвных людей, и двинулись дальше. На наших глазах выросли города, полетели ездовые альбатросы, вознеслись дома, дворцы, мосты. Кем бы ни был человек, потративший сотни дней на эти рисунки, он безусловно был талантлив.

Или – безумен.

Потому что чем дальше мы двигались, тем непонятнее становились картины. Четкие и ясные у решетки, они все сильнее походили на бред умалишенного – во мраке. Свет факела тоже становился тусклее, так что складывать черточки и рваные линии в цельное изображение удавалось с трудом. Словно и сам художник терял рассудок, оттого его рука дрожала и создавала нечто нереальное. Город, парящий над пропастью. Каскады шпилей, арок, мостов – то ли образец высочайшего искусства, то ли кошмар. Искаженные часы, капающие кровью. Странный корабль, плывущий в небе. Человек с занесенным над головой пылающим мечом. Лица у него не было: вместо глаз, носа и рта плелись незнакомые символы-буквы. Армия… Огромный Змей, обвивающий хвостом город и пожирающий его жителей… Огонь, разрушение, руины и смерть! Ужас – живой, реальный, осязаемый разливался во мраке, заставляя нас тяжело дышать и почти выбивая из глаз слезы.

Еще шажок…

Оскаленные морды, когти, лапы…

Какие-то непонятные груды, кучи тел…

Эфрим.

Скалящееся со стены чудовище, тоже почти осязаемое.

Дальше… Девушка в развивающейся мантии и с крыльями за спиной… Она стояла вполоборота, казалось – миг, и покажет нам свое лицо, прячущееся за перьями. Из толстой косы выбились завитки волос. Такие реальные, что хочется поправить их рукой…

Я замерла, уставившись на последнее изображение. Очень похожая статуя встретила меня в Мертвомире.

Художник точно был безумен.

Но он, очевидно, тоже побывал за Дверью.

Остальная стена тонула во тьме, но ощущение, что оттуда на нас смотрят потусторонние глаза, ужас и тоска – не покидали.

– Как думаете, что все это значит? – глухим шепотом произнесла Мелания. Нервно выдернула из-за ворота звезду – знак своей святой, прижала к губам.

Почему-то говорить громко было страшно.

– Один из заключенных сошел в этой темнице с ума и начал бредить, – сердито и нарочито громко сказала Ливентия. Но все же отступила в сторону света. – Хотя не могу не признать – этот сумасшедший был настоящим гением. Никогда не видела таких… картин. Они же словно живые.

– Думаешь, он умер здесь? – вздрогнула послушница и обернулась, словно страшась увидеть сидящий в углу скелет. – Я слышала, что смерть художника наполняет его творения жизнью.

– Я думаю, что кто-то здесь слишком впечатлительный, – скривилась Ливентия, явно пытаясь не поддаваться силе рисунков. Но было очевидно, что красавице не по себе. Южную смуглость сменила неестественная бледность.

Сердито фыркнув, Ливентия отошла, Мелания торопливо бросилась за ней. Я посмотрела во тьму, за край света. На границе стояла крылатая девушка. Дальше скалился эфрим.

И он был почти живой…

Я поежилась и торопливо отвернулась.

Итан стоял неподвижно возле рисунка крылатой. Свет факела почти не достигал его, прятал в сумраке крылья. Парень поднял руку и медленно погладил нарисованные перья. Мне показалось, что его пальцы дрожат.

После увиденного всем было ощутимо не по себе, даже косорыловка не спасала от гнетущего впечатления. Странная стена пугала и в то же время – притягивала. Хотелось снова рассмотреть подробности, окунуться в нарисованный мир. Но что-то внутри сопротивлялось, кричало об опасности.