– Так-то лучше. Присаживайся, в ногах правды нет.
– Зачем? Терпеть не могу сидеть на полу.
– А надо.
– С чего вдруг?
– Просто надо, поверь мне на слово.
Сажусь.
– Что-нибудь новенькое с Кристин? – Майкл пихает меня в бок.
– Не-а. Просто день такой дурацкий выдался.
– Ничего, сейчас мы это поправим. – Он рассеянно крутит провод от наушников. – Ты только посмотри, какой отсюда вид.
Действительно, у нас отличная позиция для обозрения девчоночьих коленок и голеней. Вот, значит, зачем он здесь расселся. И тут наступает настоящий парад отпадных ножек: по коридору шествуют Катрина, Стефани и Хлоя – наикрутейшие девчонки во всей школе. Интересно, с какого урока они вышли? Небось «Сексуальность человека» – мелькает мысль. Нет, правда! Практикуются, наверное, по три, с Катриной во главе.
Майкл спокоен как танк. У меня же определенные проблемы с моторикой. Сижу будто на иголках. Обалденные ноги проходят мимо. Мое запястье подергивается, горло перехватывает, сердце сжимается, а всю левую половину тела пронзает болью: привет от прошлой ночи, проведенной в Интернете.
– У-у-уф…
До чего же несправедливо ходить в одну школу с Катриной, Стефани и Хлоей. Если вас хоть сколько-нибудь интересуют девчонки, то эта троица с лихвой покроет все ваши потребности: Катрина – блондинка, Стефани – брюнетка, Хлоя – рыжая (крашеная). Первая одевается ярко и ультрамодно, вторая предпочитает готику с ошейниками, третья – стиль «рейв». Их обтягивающие наряды почти эфемерны: ничего не стоит представить, что девчонки голые. Эти три самые сексапильные штучки учатся в моем классе. Они поступили в школу вместе и с тех пор неразлучны. Это сила, с которой считаются, обсуждают и пытаются завоевать все крутейшие парни Мидлборо.
Нас с Майклом проходящая мимо троица вниманием не удостаивает. Опять же, мы с ним на полу.
– Тебе надо приударить за одной из них, чувак, – предлагает Майкл.
– Заткнись.
Обдумываю мысль.
– Считаешь, я мог бы?
– Ну конечно. Ты волен делать все, что хочешь. Кто из нас на бал собирается: ты или я?
Бал я как-то упустил из виду. Вчера вечером я рассуждал о нем чисто теоретически. Сегодня, при свете солнца и рядом с настоящими девчонками, танцы представляются чем-то ужасным. Танцор из меня тот еще. Я не осилил даже допотопных плясок, которым нас учили в пятом классе на уроках современного танца. Короче, не вышел из меня паук, ног не хватило.
– Я… но…
Из класса выходит Кристин. Наверное, общалась с мистером Гретчем или с какой-нибудь подружкой. Ее коленки прямо перед моим носом. Это самые великолепные ножки в мире, куда там ногам Крутой Троицы. Думаю о компьютерщиках, создающих сложные спецэффекты для кино. Если бы кому-то из них потребовалось изобразить, пиксель за пикселем, как отражается свет от девчоночьих ног, то лучшей модели они бы не нашли.
В моей голове борются две великие силы: страх и похоть. Когда им удается заключить перемирие, я говорю Майклу:
– Да, собираюсь.
– Правда, что ли? – Он встает.
– Ага. Ты не пойдешь?
– Именно в этом и заключается мой план.
– Тогда, может быть, подбросишь меня кое-куда после школы? Вернее, после репетиции. Хочу шмотки купить.
– Шмотки? Приятель, кого же ты собираешься пригласить на бал?
– Думаю, никого. Однако… – смотрю вслед удаляющейся Кристин, – я обязательно должен туда попасть.
12
На репетиции опять занимаю место рядом с Кристин. (За перекусом для мистера Рейеса ходила девчонка по имени Джессика, пока мы, мальчишки, расставляли на сцене стулья в неровный круг.) Зачем? Сам не знаю. Мое сердце наверняка будет навеки разбито, однако у меня хорошие рефлексы, и действую я инстинктивно.
Начинается читка. Моя рука придвигается к руке Кристин. Она так близко, что статическое электричество топорщит волоски на коже: мои темные притягиваются к ее светлым. Если мы сейчас вспотеем, то капельки пота сольются, образовав микроскопический Берингов пролив, и микробы с ее кожи переплывут на мою. Все, что мне теперь надо, – это произнести что-нибудь умное, что-нибудь такое, что заставит Кристин заговорить со мной. Например: «Прикинь, что я слышал о матушке Тупака». Или: «Лично мне Пикассо нравится больше Матисса». Нет, все это не то. Скорее, одна десятая одной сотой одной сто семидесятой того, что мне действительно требуется.
– Кристин, ты знаешь, что человечество давно не эволюционирует?
– Что? – Она оборачивается ко мне, на ее лице – досада пополам с изумлением.
Ничего, лиха беда начало.
– Я серьезно. – Кошусь на дремлющего мистера Рейеса. – По… «Дискавери» рассказывали. У нас… это… эволюционный застой.
Кристин переводит взгляд на листки с текстом, лежащие у нее на коленях:
– «Я лес кругом весь обошел, а человека не нашел, на чьих глазах мой царь желает цветочек этот испытать».
А, ну да. Сейчас ее реплика. Закончив, она поворачивается ко мне и произносит самые восхитительные слова на свете:
– Правда? Я тоже что-то об этом слышала.
– Неужели? – забывшись, восклицаю чуть ли не в голос.
– Разумеется, нет, Джереми. – Ее губы красиво изгибаются. – Только ты у нас можешь интересоваться подобными вещами. Но ты прав: идея любопытная.
По кругу летит заговорщицкий шепот. Кристин тычет меня в бок (к сожалению, карандашом, а не пальцем):
– Твоя реплика.
– Э-э-э… «Прекрасная, ты, верно, утомилась, так по лесу блуждая?»
– Поболтаем после репетиции, хорошо? – говорит Кристин.
Расплываюсь в такой широкой улыбке, что приходится мысленно одернуть самого себя. Широкая улыбка меня портит. Кристин проводит кончиком ручки по зубам. Вроде как случайно касаюсь рукой ее руки. Лед тронулся! Я знал, что смогу его растопить.
После репетиции мы с Кристин разговариваем. Она помогает мне убирать стулья, а я как можно точнее пересказываю ей все, что услышал от Майкла.
– …Вот потому-то и выходит, что у нас, у людей то есть, генетический застой.
– Обалдеть!
По ее виду не скажешь, что она думает на самом деле. Поджатые губы напоминают маленькую розовую сумочку, вполне под стать кенгуровой крысе или мыши-полевке.
– Ведь люди эволюционируют, чтобы стать умнее, правда?
– Кто знает… – разглагольствую я. – Женщины, естественно, выбирают богатых и достигших успеха, а эти качества не имеют ничего общего с умом.
Хе-хе.
– Неправда. – Кристин идет за своим рюкзаком и делает мне знак следовать за ней. – Те, кто добивается успеха, всегда умные.
– Мой отец много чего добился. Он – полный идиот.
– Некрасиво так говорить. А чем он занимается?
– Адвокат по бракоразводным делам. А твой?
– Диспетчер аттракционов в парке «Большое приключение».
– Видать, большое приключение в его карьере. Крутой вираж.
– М-м-м… Смешно. Прежде он работал на AOL. Его уволили.
– Нет-нет, ты меня не так поняла. Я просто хотел пошутить, сказать что-нибудь остроумное.
– Угу.
– Извини.
Молчание.
– Паршивый из меня собеседник.
– Но ты же только что со мной беседовал. Вернее, мы беседовали.
– Беседовали. А теперь вот не беседуем.
– Верно. – Кристин хмурится. – Знаешь что? Мне не нравятся парни, не умеющие общаться. – Она качает головой. – Они невыносимы.
Приехали. Она берет свой рюкзак, и тут на пол что-то вываливается. Кристин как-то нервозно принимается искать упавший предмет, я бросаюсь ей помогать. Вдруг замечаю у самой ее ноги белый цилиндрик. Наклоняюсь, чтобы поднять, Кристин делает то же самое и утыкается носом мне в шею.
– Ай!
– Ой!
– Не трогай! – Кристин отталкивает меня и быстро поднимает с пола предмет.
– Извини.
Она сдавленно фыркает и сует предмет в рюкзак.
– Джереми, никогда не прикасайся к девчачьим вещам, – говорит она мне и смотрит как-то по-новому (нехорошо, в общем, смотрит).
– Я просто хотел помочь…
Кристин идет к двери, я обреченно топаю за ней. Мы вместе выходим из актового зала, она – через одну створку, я – через другую.
– Раз твой отец работает в «Большом приключении», значит, «хвосты» тебе не грозят. В смысле, «хвосты» очередей к аттракционам, а не «хвосты» по контрольным, – выдавливаю натужный смешок.
– Прежде всего он диспетчер, а не оператор, и работает в офисе, а не на аттракционе.
– Ясно.
– Но, в принципе, ты прав. Если ты родственник их сотрудника, то можешь предъявить у аттракциона специальную «семейную карту друзей “Большого приключения”», и тебе дадут листок, на котором указано время, когда подойти…
– И что дальше?
– Не перебивай. С их карточкой ты, вместо того чтобы битый час стоять в очереди, можешь погулять, а потом просто вернуться в нужное время.
– Здорово! Что я должен сделать, чтобы получить такую? Может, жениться на тебе?
Твою мать! Что же я ляпнул?!
– Ну-у-у, – Кристин смотрит на меня словно на «неведому зверушку», – ты можешь заболеть проказой. Это сработает. Для инвалидов много всяких скидок. Только подожди, пока не сгниет пол-лица.
Мы вместе направляемся к выходу из школы. Я судорожно пытаюсь придумать напоследок что-нибудь особенно остроумное (надо же как-то закрепить наш союз) и тут вижу в дверях Джейка Диллинджера. Выглядит он именно так, как должен выглядеть трахальщик чешских моделей и глава школьного клуба. Джейк складывает ладони рупором:
– Джереми…
Больше ничего не могу разобрать. Судя по всему, он со мной поздоровался. Впрочем, уделив мне аж десятую долю секунды, он сразу переключается на Кристин. С ней ему говорить незачем.
– Пока. Завтра договорим, – бросает она и несется к Джейку.
Точь-в-точь Пак, спешащий по лесной чаще. Джейк что, околдовал ее вчера, а я и не заметил? Разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов. Не желаю смотреть, как они обнимаются, целуются, обжимаются, или что там еще они друг с другом собираются делать.
Покидаю школу через черный ход.
13
Майкл ждет меня на школьной стоянке. Ему удалось выпросить машину у предков. Мы обнимаемся.
– Как делишки?
В руках у Майкла гандбольный мяч. Вероятно, пока я торчал на репетиции, он играл на деньги. Майкл с ленцой бьет мячом о стену школы, украшенную граффити.
– Полное дерьмо, – отвечаю. – Я-то думал, что Кристин свободна, а она встречается с Джейком Диллинджером.
