Вадим Агапов "Гроссмейстер"

– Что? Как откуда, из материалов, конечно! Они выловили воришек…

– Как выловили?

– Да проще простого, – хмыкнул Строганов, – подъехали на следующий день и взяли всех… или почти всех. Даже телефон нашли. Делов-то! Допросили хорошенько и установили, что они просто щипачи, к пропаже дочки президента отношения не имеют.

– А если они соврали? – предположил я.

– Я думаю, что с ними плотно поработали. А вот мужик… с ним они лоханулись. – Арсений вдруг потер руки. – Поэтому у нас есть шанс!

– Э-э, не понял? Они его не нашли?

– Наоборот! Они нашли его, и для нас это большая удача! – Арсений тряхнул кулаками над головой. – Он живет рядом, вот в этом доме!

И Строганов показал на карте расположенный неподалеку дом.

– Я не понимаю… – начал было я.

– Элементарно, Ватсон! Он здесь живет, он ходит с работы домой и опять на работу, он мелькает на уличных камерах, на камерах, которые перед входом в магазины и так далее! Вычислить его место жительства не составило труда. Затем узнали место работы, – он в строительной компании каким-то руководителем работает. Не самым крупным, но и не офисный планктон, и не работяга. А дальше они стали его «пасти». Прослушка, слежка, электронную почту посмотрели, ну, короче, обложили со всех сторон. И ничего, прикинь? Ну, порнуху иногда смотрит…

– Может, он просто так, как ты говоришь, «пялился»? – сделал я предположение.

– Может, – кивнул Арсений. – Только по его роже видно, что он маньяк. А если маньяк на кого-то запал…

– Да ладно, – возразил я, – спустись в метро, там полно таких. Не все же…

– Все! – направил он на меня указательный палец с кольцом в виде клюва орла. – И я тебе со всей ответственностью заявляю: он ненормальный. Я, как увидел его, сразу понял: виновен! Тут и Гартнером не надо быть, чтобы определить по физиономии его тайные страсти! А когда я узнал подробности его жизни…

– Ты про порнографию?

– При чем тут порнуха? Порнуху все смотрят. А этот – здоровенный мужик, ему сороковник, качается в спортивном зале, не пьет, не женат, после работы бежит домой…

– Извини, – прервал я его обвинительную речь, – а еще какие-нибудь доказательства его виновности есть?

– Будут! – кивнул он. – Вот, взгляни еще раз на его рожу! Лоб, глаза, взгляд, нижняя челюсть, сейчас я видео поставлю, походку его заценишь…

Ну, вполне характерный тип, как мне показалось. Если бы я давал ему клички, то назвал бы его «упертый», «пучеглазый», «таран» или «бык»…

– Ну, что скажешь? – поинтересовался Арсений.

– Ну, не склонный к рефлексии, не слишком утонченный мужчина средних лет, – усмехнулся я.

– Ему сорок два, какие средние годы, – проворчал этот юнец. – Теперь самое главное! Как я его вычислил. Они два дня следили за ним, а потом нагрянули вечером к нему домой. И тут интересна его реакция. Вначале он испугался, а потом, когда ему показали фотографию пропавшей девушки, он, внимательно ее разглядев, расслабился и успокоился. Непонятно, с чего? И как его ни прессовали…

– Ну, вероятно, потому, что он не виновен, поэтому и успокоился, – вставил я.

– Да, они так и посчитали, – нехотя согласился Арсений, – тем более что ни отпечатков пальцев, ни каких-нибудь других следов пребывания девушки в квартире не нашли, а искали тщательно. Опросили консьержку, которая дежурила в этот день, она подтвердила, что он пришел домой один, в обычное время… Так вот! Обыск прошел в двух комнатах! – многозначительно закончил он.

– Ну и?

– А в квартире три комнаты! – склонился надо мной Арсений.

– То есть как – три?

– Вот так! Одна, вторая, третья! – Он загибал пальцы, а потом их разгибал. В общей сложности у Строганова на руках я насчитал четыре кольца.

– Не может быть! – воскликнул я, оторвав взгляд от его украшений.

– Я нашел в интернете про его дом. Его реконструировали и сдали четыре года назад. Можно посмотреть планировки всех квартир. В протоколе осмотра его квартиры сказано, что все окна выходят во двор, а по планировкам видно, что это могла быть только трехкомнатная квартира! У «двушек» все окна на Кирочную! Дом в форме буквы «Г», видишь? Таким образом, две комнаты у него в этой части дома, а третья – вот здесь!

И он в очередной раз попытался проткнуть экран монитора. Ну, прямо как Буратино и нарисованный очаг!

– Ну как можно не заметить комнату при тщательном осмотре? – И я постучал пальцем по лбу.

– Сложно сказать, – ответил Арсений, – надо самим смотреть. Скорее всего, вход в эту комнату, которая, кстати, площадью двадцать метров и имеет окно в другой двор, так вот, вход в нее замаскирован!

– Я не верю, что при тщательном обыске профессионалы не могли…

– Они искали не комнату, а следы пропавшей девушки! – скривился Арсений и многозначительно добавил: – А мы будем искать дверь к тайне!

– Или тайную дверь, – развел я руками. – Хорошее название для рассказа! Слушай, – мелькнула у меня мысль. – Насчет комнат! А мы не будем смотреть комнату или квартиру, где жила Маргарита? Кстати, а где она жила?

– В Лондоне, – Арсений вдруг посмотрел на меня с подозрением.

– А когда в Петербург приезжала? – уточнил я, стараясь говорить спокойно.

– У папы, – немногословно ответил Строганов. – У нее там кабинет и спальня. Я уже все осмотрел.

– Когда ты успел? – изумился я, поскольку во время визита мы все время были вместе.

– Я начал с них, – он продолжал буравить меня взглядом. – С комнат пропавшей девушки, – медленно пояснял он. – А ты почему спрашиваешь? У тебя есть какая-то идея?

Я вздохнул. Вероятно, Строганов стал подозревать, что у меня возникла идея про квартиру, в которой жила девушка, а у него, гениального сыщика, такой идеи не было.

– Все очень просто, – успокоил я его. – Во всех детективах начинают поиски с осмотра дома, где проживала жертва. «Молчание ягнят», к примеру… Я просто поинтересовался. Так когда ты успел?..

– А, – тут же расслабился он, – так бы и сказал. В ее комнатах производили обыск, все записано на камеру, и я все разглядел. Но поскольку ее исчезновение не имеет отношения к ее жилью… маньяк же ее увидел совершенно случайно… Надеюсь, тебе достаточно моего слова, что в комнатах нет ничего для нас интересного? – с нажимом произнес он.

– Конечно! – улыбнулся я в ответ, а потом мстительно добавил: – Но я хочу посмотреть видеозапись. Как я смогу описать в книге обстановку ее кабинета, если не увижу все собственными глазами?

Раздался недовольный рык.

Тот, кто снимал на камеру жилье Маргариты, знал свое дело. Обстоятельно, неторопливо, водя объективом во все стороны, он (или она) дал возможность осмотреть помещения, словно я сам ходил по кабинету и спальне.

Кабинет Маргариты мне понравился. Он сочетал в себе деловой стиль и художественный вкус хозяйки. Письменный стол, изящная металлическая лампа, стены, до середины покрытые панелями из светлого дерева, а от середины до потолка – материей бежевого цвета. «А люстру привезли из Англии»,? почему-то подумал я. На стенах были развешаны картины. Портреты, пейзажи, несколько абстракций, причем довольно симпатичных. Пара картин с цветовыми пятнами, превратившимися при ближайшем рассмотрении в букеты цветов. И одна работа, висевшая особняком, с изображением моря. Айвазовский, что ли? Только почему-то вместо корабля на гребне высокой волны покоился нереального вида и размера осьминог. Производивший съемку оператор, видимо, тоже заинтересовался этой картиной, поскольку потратил на нее секунд пять.

Пока я смотрел видео, Арсений стоял рядом, внимательно наблюдая за мной – вдруг я что-то замечу такое, чего не увидел он. Но, увы, чуда не случилось, и я через некоторое время просто остановил просмотр, так и не обнаружив какой-нибудь ниточки, могущей помочь нам в расследовании.

На прощание он всучил мне старую тетрадь, состоявшую из девяносто восьми листов, и мстительно напутствовал:

– Читай, читатель, а утром отчитаешься!

Это был дневник Сердюкова. А я надеялся избежать роли чтеца чужих мыслей…

* * *

… опять мне снился мой детский кошмар. Надо же, каждый раз, как болею, снится мне эта чушь. Все родные вокруг плачут, и я тоже плачу, а чего ? и не знаю. И тоска такая жуткая накатывает, что хоть в петлю… а заканчивается сон тем, что нечто огромное, как гора, на меня надвигается и говорит голосом низким и тихим: «а вот и я!»

Я хотя и не верю во всех этих предсказателей, думал, что это я свое будущее вижу. И страшно мне становилось. Особенно когда подростком был. Но как-то раз мне мать рассказала историю… только мне тогда всего-то годик был… Так вот, умер Сталин, вся семья сидела и плакала, и я тоже. Может, мне все-таки просто это запомнилось? Говорят же, Толстой помнил себя с пеленок? Чем я хуже? Всяк, лучше это будет кошмар из прошлого, чем то, что меня ждет в будущем.

Говорят, у каждого святого было прошлое, а у каждого грешника есть будущее. Очень бы хотелось!

* * *

Каждый день срываюсь после работы и несусь домой. Мои не выдержали, спросили напрямик – тетку завел? Чего скрывать-то? Показал бы, что ли. А я смеюсь и говорю, мол, да, совсем молодую девицу, к ней и езжу.

Еду и думаю: когда у тебя дочка, это же совсем по-другому себя ощущаешь! С Борькой такого не было.

Уже полгода каждый вечер успеваю, чтобы искупать мою маленькую принцессу Марго.

Стать отцом дело нехитрое, а быть им…

* * *

Вину предков искупают потомки. Чушь. Не верю.

* * *

На следующий день после дня рождения сидел и размышлял над одним из тостов, про то, что дожил до того опасного возраста, когда все женщины становятся привлекательными. Посмеялся… Потом про пожелания обновления – дома, машины, гражданства, жены и так далее…

Ребята подарили бюсты Петра Первого и Александра Третьего, знают мои пристрастия!

Вспомнил, что Петр свою жену услал в монастырь, где гнобил много лет. Вспомнил еще кое-кого и его жену. И Ленина. Он писал: развод – это не распад семейных связей, а напротив, укрепление их на демократических основаниях.

Развод. Написал это слово и не могу поверить! Сказал бы кто лет десять тому назад, не поверил бы! Один Погожа оказался прав, сказав тогда, что она мне не подходит. О себе небось думал!

Говорил Дзержинский: где любовь, там должно быть и доверие. А какое тут, к черту, доверие?

Борису я сумею объяснить, он – меня поймет, взрослый уже. А Маргарита? Как ее успокоить?

* * *

Тяжко мне, ох как тяжко! Но решил сесть и записать, о чем думаю. А иначе мысли, переживания, как кислота, выжгут меня изнутри. Лучше я их выплесну на бумагу!

Вначале шок был. Потом злость – говорил же тебе, дураку! Сколько раз говорил? Не спасет машина, какая бы крутая ни была. Доигрался, доездился!

Ох, Борька… подвел ты меня, как подвел! Кому все передам? Кто останется после меня? Я на тебя рассчитывал, а теперь…

И вот беда, поговорить-то не с кем. Не верю никому! Сочувствиям их грош цена. Рожи кривят свои, мол, соболезнуем, а потом идут по ресторанам и жрут с аппетитом.

Димыч, вот он и правда переживает за меня, не отходит ни днем, ни ночью. Как пес верный…

Хорошо, что девочки моей сейчас рядом нет… пусть уж лучше звонит каждый день…

А Мироныч, своих детей нет, так и не понимает, что значит сына потерять.

А вот кто меня больше всего бесит, так это Нинка. С тех пор как развелись, сколько лет просвистело… Обвинять вздумала меня. «Не уследил»! Надо же такое сказать?

Все-таки права моя девочка, лучше будет, если она сейчас прилетит ко мне. Очень ее жду!

Вывод: нужно уметь подняться каждый раз, когда падаешь.

* * *

А как он мне сына напоминает! Даже как-то оговорился, назвал его Борей…

Карл Маркс сказал однажды: «любовь родителей наиболее бескорыстна».

* * *

Стареем мы все! Мироныч сегодня меня поразил, говорит, что не радует его ничего, как это было раньше. А я подумал, что мне повезло – все-таки молодая жена, она бодрит!

А ты, говорю ему, завел бы себе кого, а то даже смеяться перестал! Радоваться надо, что живы, что еще что-то можем. Да не рыться в памяти, если хочешь быть счастливым. А он мне про трудности какие-то да про заслуги, так я ему ответил: покойников ценят по заслугам, а живых – по финансовым средствам! А их, слава Богу, достаточно. А непреодолимая трудность одна – смерть. Все остальное вполне решаемо. Никогда не думал, что наш толстяк пессимистом станет.

* * *

Боль такая в сердце, что решили, что у меня инфаркт…

Что может быть страшнее, чем пережить своих детей?…

Я не верю! Не верю, что ее нет. Моей доченьки, моей принцессы… Ее просто нет дома. Я у нее в комнате, а она еще не вернулась… я буду ее здесь ждать… день, месяц, год, всю свою оставшуюся жизнь… иначе к чему все это?

Я только не понимаю – за что? Вину предков искупают потомки…

Грош цена тогда Твоим заповедям! «Раскаявшийся грешник стоит двух праведников». Разве нет?

Сколько лет я каялся, свечки ставил, церквям деньгами помогал, службы заказывал, молитвы… и что? И к чему все это?

За что?

Будь ты проклят!