– Ну конечно, ты просто не хотела быть невольной убийцей. Понимаю. А я думал, ты будешь счастлива, если оставлю тебя в покое. Ты не знаешь, но я испортил первое зелье, когда знахарка пыталась тебя спасти.
Я задохнулась от возмущения. Еще тогда я могла стать свободной, еще тогда!
– Да, я был чудовищем.
– Зачем ты мне это рассказываешь? Покаяться можно и у жриц.
– Пробовал. Это не принесло покоя.
В груди осело тихое удовлетворение – могущественный снарр мечется, мятежный и неприкаянный, из-за простой «человечки». Но сам виноват.
– Остальным марионеткам, надеюсь, ты тоже нанес визит вежливости?
– Остальных я не убивал, – снарр отчаянно смотрел прямо в глаза, – да, воспользовался случаем с теми, кто был на пороге смерти, но не убивал. Им я просто прекратил давать кровь.
– Значит, мне особенно «повезло», – я машинально отметила, что предположение о госпитале было верным, – и почему я должна верить, что ты изменился? Как это вообще возможно?
Луна должна поменяться местами с Солнцем, чтобы тот беспринципный интриган стал… нормальным.
– Сай, – сокращение из его уст всегда звучало слишком интимно – и он это знал, если начал с него, решив задействовать все приемы, – сегодня ты мне открыла, – и он добил, подкупающе улыбнувшись, – этой ночью ты впустила меня в свой дом. Скажи, ты впустила бы врага в новый любимый дом, где мирно спит твой ребенок? – я вздрогнула – он наблюдал за мной все эти годы? – Ты не считаешь меня врагом, Сайерона. Возможно, не знаешь, не понимаешь, но чувствуешь. И я правда пришел помочь.
Теперь я явственно ощутила сквознячок нехорошего предчувствия.
– Я не нуждаюсь в помощи.
– Поэтому твой сын носит иллюзию и как минимум раз в декаду пьет кровь из твоего запястья? – снарр озвучил мой потайной страх. С Ленсом что-то не так, и это плохо.
И в то же время появилась надежда. Я никому ничего не говорила и не надеялась, что смогу разделить с кем-то этот груз.
– Так уж вышло, что именно я виновен в его… необычности. Знаешь, – эльф схватил с полки первую попавшуюся фигурку – кажется, оленя, – ведь это он окончательно убедил меня во вреде вампиризма.
– Во вреде… чего?
– Магический ритуал вампиризма, это то, чем мы занимались с тобой, – снова прозвучало так, что пугающий смысл чудом не ускользнул, – практика, запрещенная среди эльфов еще в Седую эпоху. Наша кровь дает жизнь, но взамен забирает куда больше. Всю информацию стерли из архивов тысячелетия назад, я случайно узнал о ней от отца, когда был подростком, – Фил покрутил фигурку в руках, подбирая слова, а я слушала не дыша и не решалась перебить, – Давая свою кровь, я исказил плетение в полотне жизни. Может, слышала, в Ридгии верят, что Судьба – великая паучиха, и именно она плетет варианты предопределенностей. Мне близка эта теория.
– Что с моим ребенком? Ты знаешь?!
– Догадываюсь. Он – не мой сын, – я с трудом выдержала его взгляд, – но плод моего греха. Ты пила мою кровь, что противоестественно, и вот последствие. Ленсар Мастерс – изъян на теле Ниариса, по всем существующим законам. Его рождение по-настоящему меня отрезвило… Я оборвал связь с последней «марионеткой», проводил дни в храмах за молитвами, а ночи за работой – уже без их помощи.
Честность снарра пугала. Ошеломляющая честность, словно он решил признаться во всех грехах сразу. Зная, что достоин ненависти за содеянное, эльф говорил и говорил. Я его не узнавала. Может, потому и не получалось возненавидеть, хотя стоило бы.
– Сай, хуже всего то, что на днях прибыл ридгийский посол и передал требование выдать ребенка их магам.
Меня затрясло, даже смысловые неувязки про Фила и посла другого государства отошли на второй план.
– Ты пришел предупредить? – я обернулась к Грише и ментальным приказом велела подниматься наверх в детскую.
– Я никому не позволю забрать твоего ребенка. Я пришел предложить защиту.
– Очень любезно с твоей стороны. А теперь скажи – в чем подвох? – я скрестила руки на груди, – прости, но ты не был похож на альтруиста.
Да что уж там, сломал мне жизнь, и если бы не помощь друзей, топтать бы мне давно Серебряные поля.
– Если ридгийский раджа получит мальчика, то не преминет использовать против империи Снартари, – ну наконец похоже на правду! Горькое ликование хлынуло в сердце и грозило потопить, – но причина, конечно, не только в Ридгии.
– В чем же? – дыхание против воли участилось, я нервно облизнула губы и поймала пристальный взгляд.
Снарр неспешно подошел ближе и, потерев бок оленя подушечкой пальца, вернул его на полку – туда же, где стоял.
– Я хочу этого.
– Предположим, я не буду вдаваться в причины, – ибо все равно не узнаю, – как ты защитишь нас?
– Магией ребенка не скрыть. Не от ока Раджи, по крайней мере, – Фил неопределенно повел рукой, – он немного провидец. Значит, нужно защищенное место, где Ленсар сможет переждать непростые времена. Ему не придется всю жизнь быть затворником, проблему с Ридгией я улажу раньше и, надеюсь, без войны.
– Ты говоришь так, будто имеешь полномочия. Хорошо устроился при новом императоре?
– Весьма, – снарр ухмыльнулся, но, к счастью, не стал продолжать свои скоморошьи игры, – ребенка мы укроем в Селестаре. В горе есть постоянные камни—источники магической защиты, они не требуют подпитки, как если бы ставить сеть на твой дом.
Хотелось бы верить, что появление Феликса и Фила смогло облагородить.
– Скажи… а где гарантия, что ты не выполняешь приказ? Что ты не заберешь моего сына, чтобы укрыть в безопасном месте до поры, до времени? А мне морочишь голову, чтобы не мешалась под ногами?
– Клятве пред ликом Солнца ты не поверишь, так?
Я кивнула, не отводя глаз. Какие клятвы!
– Кажется, в этом случае принято разводить руками, – не дожидаясь моей реакции, эльф перевел слова в действие, – прости, тебе придется или поверить, или поверить позже, но дела будут обстоять гораздо хуже. Что до меня, я в любом случае сделаю все возможное для вашей безопасности.
– Это мой сын. Мне нужно подумать, – я мерила шагами комнату, более не глядя на эльфа – в целях беспристрастности суждения, как выразились бы законники. За три года злость на мантикору выгорела и тихо тлела, но частичка меня не могла простить ему Лайериса. То, с какой легкостью он готов был отправить в чужую постель. И, конечно, не было уверенности, что высокомерному снарру есть дело до меня и до моего ребенка. Особенно такому, как Фил. Даже если предположить, что он и правда изменился… С чего бы ему снисходить до обычного человека? Разве что следует государственным интересам – и дай боги, если эти интересы не навредят Ленсару.
– Могу я взглянуть на него?
Обернувшись, я чуть ли не вплотную уперлась в грудь эльфа и от неожиданности резко отпрянула.
– О чем ты?
– Могу ли я взглянуть на ребенка? – пояснил терпеливо и просто.
Страхи вернулись с удвоенной силой. Впрочем… пожелай он похитить Ленса, то мог бы сделать это уже давно. Меня раскачивало, как огромный маятник под порывами ветра. И все же… даже это ощущение было лучше тихой смерти, в какой я пребывала три года, особенно после ухода Робина. Роб… я скучала по нему, по его авантюризму, и в то же время отзывчивости, готовности пойти на любой компромисс. Он был другом, с которым легко. Когда я месяцами хандрила и предпочитала одиночество, он принимал мое решение как должное. Оставалось только догадываться, насколько «легко» было ему самому.
Да, я грустила о Робе. Но, видит Солнце, по эльфу сердце разрывалось от тоски. Неправильной, эгоистичной, необъяснимой.
И вот он пришел и оживил меня. Тогда антидот вернул мне тело, сейчас я обрела душу. Я наконец чувствовала эмоции – не всегда приятные, но они были реальными, живыми, а не просто тенями в лабиринтах памяти.
– Сайерона? – мягкий голос над ухом зашевелил волосы, по коже пробежала россыпь мурашек.
– Хорошо, идем.
Мы поднимались в детскую, и меня не отпускала навязчивая фантазия о том, что это мог бы быть наш общий ребенок. Я радовалась, что приглушенный свет ночных магсветильников (которые я теперь могла себе позволить) скрывает густой румянец, а шаги и шорох одежды приглушают дыхание.
Я осторожно открыла дверь.
На пороге меня обуял странный страх – что сына не окажется в колыбели. После всего, что рассказал снарр, я почти в это поверила, когда не разглядела Ленса в темноте. Но вот блеснули глаза Гриши, до слуха донеслось мерное детское сопение, и относительное спокойствие ко мне вернулось.
Снар встал над резной кроваткой – я могла только догадываться, о чем он думает.
– Тоже сережка? Разумно.
Он рассуждал о цене. Кольца, браслеты тоже были надежны, в отличие от легко теряющихся кулонов, но для постоянно растущего ребенка такой выбор не назвать экономичным.
– Могу я ее снять?
Сердце отозвалось тревожной дробью.
– Хочешь убедиться, что мой сын – тот, кто тебе нужен? Да?
– Сай, – Фил чуть поморщился, как от внезапной боли, – в письме, зачитанном послом раджи, были более чем точные указания насчет примет, адреса и родителей. А вообще мне бы хотелось увидеть те золотистые искорки в глазах. Но он все равно спит, – выражение лица эльфа стало на удивление мирным.
Искорки? Никогда не связывала их с эльфом и его кровью, но, правда, Ленс родился не голубоглазым, как множество малышей в империи, а с неопределенными зеленовато-карими омутами, в которых на свету плавали золотистые искры.
– Странное чувство, но я ощущаю некую причастность, – эльф выделил это слово, скользя взглядом по зеленой вышивке на сером одеяльце, – именно я повинен в том, что он… не такой, как все. И да, ты имеешь полное право меня ненавидеть, но искренне советую принять помощь. Для меня настало время исправлять ошибки.
Мой сын для него всего лишь ошибка. Хахах, ошибка , всего лишь ошибка ценой в человеческую жизнь. Меня обуял смех – Фил пытается быть человечным, но получается все равно как-то по-эльфийски, через пень-колоду. Это если предположить, что он говорит правду.
– Сай, – снарр встревоженно всматривался в мое лицо. Решил, что крыша поплыла на радостях? – Сайерона.
И тут произошло то, что и впрямь заставило меня усомниться в здравом рассудке. Гордый солнечный эльф опустился на колени.
– Прости меня.
Два простых слова всколыхнули целый ураган чувств, куда больше, чем могли бы вызвать длинные велеречивые извинения.
Еще немного, и такими темпами я снова стану марионеткой, собственноручно вверю ему свою волю, и стану зависимой – уже не от крови, от него всего. От его голоса с бесконечной палитрой интонаций, от легкой поступи и взгляда, заставляющего трепетать. А уж взгляд коленопреклоненного эльфа будил совершенно неуместные желания.
Сердце отбивало причудливый ритм дикого танца, в котором кружились восхищение, страх, опасение и отчаянное желание довериться. Нет. Не в этот раз.
– Встань, – я удивилась, насколько властно прозвучал со стороны мой голос, – за мантикору мы давно квиты, а за сына я тебя простить не могу. Не сейчас. И мне нужно поговорить с верховной жрицей, убедиться, что ты не лжешь.
Уста провидицы не может осквернить ложь, это знают все от мала до велика. Если она что-то видела, то скажет. Больше нет способа узнать правду, даже Дана с ее редким даром видеть ауру – вероятно, переданным от кого-то из эльфийских предков, затесавшихся в семейном древе – не смогла бы прочитать снарра. Когда я пила его кровь, моя аура становилась такой же непроницаемо-зеркальной. Хорошо, что я не вижу ничего подобного…
– Завтра я лично организую вашу встречу, – суровая статуя по имени Фил поднялась с колен во весь немалый рост, – завтра, потому что нехорошо будить жрицу среди ночи.
***
Уходя, Фил заверил, что жрица Смея будет ожидать меня на рассвете. Я оставила Ленса на попечении приходящей няньки, дедова семейства и Гриши, а сама помчалась с первым наемным экипажем, который смогла поймать.
Стоит ли говорить, что за ночь я не сомкнула глаз. То сидела у колыбели, то стояла там же, где стоял снарр, то переставляла фигурки, что он рассматривал. Иногда мне казалось, что глина пульсирует теплом его пальцев. Три года назад я избавилась от снартарийской крови, но нечто иное въелось под кожу сильнее дедовых татуировок.
Глупость, беспросветная глупость. Как можно мечтать о том, кто теоретически бессмертен, невыразимо прекрасен, а я… без иллюзии даже мне самой не взглянуть в зеркало без содрогания.
Ближе к рассвету я поняла, что отвергать желание, ставшее частью меня, бесполезно и бессмысленно. Лучше его приручить, чтобы контролировать. Управлять. Была я – большая полупрозрачная сфера, наполненная эмоциями, а внутри нее другая, поменьше. И в ней истекало кровью сердце, томящееся по снарру. Да, я отвела ему этот кусочек своего разума, как комнату для нежеланного гостя – в надежде, что он не станет в доме хозяином, а комната не одичает и не зарастет терновником, который проломит стены.
Да помогут мне боги Ниариса…
Рассветное небо светлело, Селестар и Храмовая гора приближались. Извозчик остановил лошадей на обочине тракта, не доезжая до извилистой проселочной дороги.
Верховная жрица Смея ждала у подножия. В белом с головы до ног, с опущенным капюшоном, открывающем седовласую голову. Тонкие губы улыбались. Снарр сдержал обещание.
– Вот мы и встретились снова.
– Вы… одна, – вырвалось у меня после традиционного приветствия – и совершенно искренней радости от встречи с женщиной, что подсказала ключ к противоядию, – я имею в виду, совершенно без охраны…
– Милая, – жрица беззлобно рассмеялась, – если чего-то не видно глазу, то еще не значит, что его нет.
Я смутилась. Отчего-то подобное даже не приходило в голову. А уж мне ли не знать об иллюзиях…
– Пойдем.
Как три года назад, мы пошли по тропе к беседке откровения. На похожей тропе я толкнула эльфа в спину… Нет, только не возвращаться в тот день. У меня хватает проблем в настоящем.
– Ты хочешь узнать о сыне, – войдя под тень купола, жрица скрестила ноги на циновке и махнула рукой в приглашающем жесте, – но я спрошу – говорить тебе все или только часть увиденного?
«Это знание не пронесет счастья», – сказал внутренний голос интонациями деда Фрайта, но я не боялась. Речь о моем ребенке.
– Делайте так, как будет лучше для него.
Верховная молчала – вероятно, это не то согласие, что требовалось для раскрытия тайны.
– Расскажите все.
– Что ж… боги поведали, что Ниарис породил необычное дитя. Долгоживущее, как представители снартарийской расы, но источник его долголетия в человеческой крови, ибо дитя от смертной женщины, что испила из снартарийских вен. Часть его от эльфийской природы, часть от человеческой, и связаны они ядовитыми узами греха. Продолжать?
Примороженная к месту, я медленно кивнула. Хриплый старческий голос продолжил истязание:
– Солнце отвернется от его потомков, сгорать они будут под его лучами, как в очистительном огне. То плата за преступление закона жизни, за противоестественный грех, за оскорбление солнечных эльфов. Назовут пьющих кровь вампирами, в напоминание о грехе вампиризма, совершенном снарром и тобой, – взгляд Смеи уперся мне в лоб.
– Но это Он оскорбил собственную расу! Оскорбил богов! Он принудил меня… Почему должен расплачиваться мой ребенок?! – я забыла, что перебила саму верховную жрицу, что та отвечала на мой же вопрос, – почему не Фил?!
– О, Сияющий расплачивается, и расплачивается жестоко, – моя вспышка нисколько не коснулась невозмутимой жрицы, – он исповедовался в страшных видениях, приходящих к нему по ночам. Мне неведомо, насколько они правдивы, но мучения его реальнее некуда, – кажется, она усмехнулась?!
– Но это не уменьшает несправедливости по отношению к моему сыну, – я уже не кричала, поняв, что криком в храме ничего не добиться, – скажите, он может прожить обычную человеческую жизнь, если не будет пить кровь?
– Ты сама знаешь ответ на этот вопрос, – синие глаза жрицы смотрели серьезно и печально, – без нее он зачахнет, как растение без воды.
– Вы видите его судьбу?
Старуха покачала головой. Да что ж такое!
