– Кажется, он называл это подъем-переворот.
– Вот-вот, и практикуют его в германской армии.
– Вы полагаете, он шпион?
– Нет, конечно. Какой военный секрет можно выведать, став солдатом нашего, богом спасаемого сто тридцать восьмого полка?
– Это точно, – улыбнулся Штерн.
– Скажите, а это правда, что он побочный сын Блудова?
– По крайней мере, деревенские, по словам дядюшки, были в этом уверены.
– Что же, это могло бы объяснить многие странности в его поведении. Не чувствуется в нем ни крестьянин, ни бывший дворовый.
– У вас какие-то виды на него?
– Думаю все же перевести его в писари. Терпеть прежнего больше нет никаких сил. Вы же с Лиховцевым от бумажной службы бежите как черт от ладана. Так что, полагаю, легче будет подтянуть правописание у Будищева, нежели добиться способности мыслить от Погорелова.
– Ну, за этим дело не станет.
– Вы, думаете?
– Некоторым образом – знаю! Дело в том, что Лиховцев каждый день занимается с ним и, по-моему, добился немалых успехов.
– А вот это – прекрасная новость! Если этот солдат научится грамотно писать, то лучшего и желать нельзя. Кстати, не пишут ли вам Батовские?
– Вы, вероятно, спрашиваете о Софи?
– И о ней тоже.
– Пишет, но нельзя сказать, чтобы слишком часто.
– А Лиховцеву?
– Еще реже.
– Понимаю, ну что же, будете писать в ответ, кланяйтесь от меня.
– Не премину.
В этот момент снаружи раздался шум, и в кордегардию ворвался ефрейтор Хитров. Вид у него был слегка ошалелый, но вместе с тем немного радостный.
– Так что, ваше благородие, – тяжело дыша, отрапортовал он, – происшествие у нас!
– Что случилось?
– Будищев Погорелова убил!
– Как убил?
– Не совсем убил, но собирался!
– Ничего не понимаю, ты говори толком…
– Докладываю, ваше благородие. Погорелов нынче ходил…
– Знаю, я сам его посылал.
– Так вот, а Будищев-то сразу исполнять не поторопился, а когда тот ему замечание сделал, так он драться кинулся. Насилу разняли!
– Так кто зачинщик?
– Будищев, конечно!
– Осмелюсь доложить, – вмешался Штерн, – но если действительно случилась драка, Будищев бы писаря на кулак намотал.
– Ладно, разберемся, – решительно ответил штабс-капитан. – Тащите обоих сюда!
– Слушаю!
Через несколько минут оба солдата стояли навытяжку перед командиром роты. Только Погорелов шмыгал разбитым носом и опасливого косился на своего соседа. Тот же стоял совершенно невозмутимо, как будто случившееся его совершенно не касается.
– Говори, – велел Гаупт писарю.
– Так что, ваше благородие, – начал плаксивым голосом докладывать Погорелов, – Будищев на меня ни за что, ни про что напал и малым делом не убил! Зверь какой-то, а не человек.
– А ты что скажешь?
– Не было этого, ваше благородие, – пожал плечами Дмитрий, – разок по физии я ему, конечно, дал, а вот чтобы убить, это он придумал.
– А по физии за что?
– Он знает.
– Знает? Прекрасно, я тоже хочу знать.
– Не знаю я ничего, – завыл Погорелов, – он на меня как петух налетел…
– Слышь, убогий, – дернулся в ответ Будищев, – я тебя сейчас самого петухом сделаю!
– Вот видите, ваше благородие!
– Из-за бабы, что ли, повздорили? – поморщился штабс-капитан.
Услышав вопрос офицера, писарь вздрогнул, но отвечать ничего не стал, а Дмитрий просто повел плечами, что можно было толковать и так и эдак. Реакция обоих подчиненных не укрылась от Гаупта, и он решил, что дознался до истины. Впрочем, большой беды в произошедшем он не увидел. Дело житейское. Наказать, конечно, следовало обоих, но за этим дело не стало.
– Обоих под ружье, на час!
– Ваше благородие, – взмолился, услышав приговор, Погорелов, – явите божескую милость, не ставьте с ним рядом под ружье, он ведь пырнет меня, ирод!
– Он может! – подтвердил Хитров, преданно глядя на командира роты.
– А вот чтобы подобного не случилось, ты за ними и присмотришь, – бессердечно улыбнулся Гаупт и отвернулся, давая понять, что разговор окончен.
На лице ефрейтора явственно читалось: «а меня за что?», но возражать он не посмел и только гаркнул, приложив ладонь к козырьку кепи:
– Слушаю!
Через несколько минут оба нарушителя дисциплины стояли навытяжку с винтовками на плечах, а рядом с ними топтался незадачливый командир звена.
– Чтобы вас!.. – замысловато выругался он, постукивая ногами в сапогах одну об другую.
– Так точно, – еще больше вытянулся Будищев, заставив тем самым вздрогнуть незадачливого писаря.
– Господин ефрейтор, не уходите, – жалобно попросил Погорелов, – ить убьёт!
– Так тебе и надо! Не смог ротного разжалобить, так стой теперь.
– Что тут у вас за кабак? – раздался совсем рядом зычный бас, и Хитров, резко обернувшись, увидел подошедшего Галеева.
– Да вот… – помялся он, – драку учинили…
– А ты, значит, ни хрена лучше придумать не смог, как к ротному с этой ерундой побежать?
– Так ить, господин старший унтер-офицер, я думал, что он Погорелова-то до смерти убил! Он же весь в кровище был…
– Думал он, – с досадой перебил его командир отделения, – а того ты не подумал, что господ офицеров по пустякам тревожить не надо? На это унтера есть, фельдфебели… что, первый год служишь?
– Никак нет! Только он ведь – писарь, все одно бы дознались…
– С чего бы это? Мало ли на какой косяк он рылом напоролся! Ладно, хрен с тобой, мерзни теперь вместе с ними.
Пока унтер с ефрейтором, отойдя чуть в сторону, таким образом беседовали, Будищев подмигнул писарю и прошептал:
– Не бойся, я штык марать не стану, я тебе горло перегрызу, а всем скажу, что это волки!
Тот в ответ только обреченно посмотрел на своего мучителя, но, не решившись ничего ответить, продолжал стоять. Час – не бог весть какое время для наказания, однако на морозе мало провинившимся не показалось, а потому, когда время вышло, все вздохнули с облегчением. Писарь с Хитровым направились к господскому дому, а Галеев с Будищевым пошагали к хате Явора.
– В городе-то был? – спросил унтер, зябко поведя плечами.
– Ага.
– Все взял?
– Обижаете, господин унтер!
– Какая нелегкая тебя угораздила с этим слизняком связаться?
– Не поверишь, он сам полез.
– Да ну!
– В том-то и дело. Я ему просто посоветовал рядом с нашей хатой поменьше ходить, а он с размаху мне как… едва увернулся!
– Да, хорош бы ты был, если тебе Степка зафинтил, – засмеялся Северьян. – А ты что же?
– Ну, а я не промазал, так он, паскуда, орать начал, как потерпевший!
– Понятно. А от чего ты его отвадить хотел? Нешто он на вашу хозяйку глаз положил?
– Типа того, – помрачнел Дмитрий.
В жарко натопленной хате их уже заждались. В гости к ее обитателям заявились дядька Никифоров и еще пара унтеров, приглашенных по случаю «проставы». Накрытый стол ломился от яств, но начинать без Будищева и Галеева было не с руки, и гости стойко терпели, сглатывая слюну.
– Где вы столько пропадали? – встревоженно спросил Лиховцев.
– Свежим воздухом дышали.
– А ротный зачем вызывал?
– Да ты знаешь, Леша, мы так толком и не поговорили…
– Ну, это не секрет, – пробасил Галеев, – их благородие хотел тебя в писарчуки перевести. Да только вишь, как неловко вышло…
– А Погорелова куда?
– А ты думаешь, почему он так злобится? – вопросом на вопрос ответил унтер. – Ладно, бог с ними, скажите лучше, наливать нам сегодня будут? А то я озяб чего-то!
Перед собравшимися тут же появился запотевший от мороза штоф полугара[20 - Полугар – сорт водки.], вызвав у них гул одобрительных возгласов. Содержимое было немедленно разлито по чаркам, разобрав которые все вопросительно взглянули на Будищева с Галеевым.
– Ну чего, скажите что-нибудь обчеству, – хмыкнул Никифоров.
– Почему бы и не сказать, – пробасил командир отделения. – Митька у нас солдат справный и, самое главное, бедовый! На таких все и держится, они шилом бреются, дымом греются, ну и своего при случае не упустят, это уж как водится. Еще года не прослужил, а его уже полковник отметил да наградил. И я ни в жизнь не поверю, что этот стол всего на три рубля накрыт. Так что давайте выпьем, дай бог, не по последней!
Служивые с удовольствием выпили и тут же закусили ядрено пахнущей чесноком колбасой и нежными белыми булками. Затем еще по одной, и еще…
Охрим, которого тоже пригласили, выпив немного, отошел от своей обычной угрюмости и, что-то бубня, рассказывал то Шматову, то дядьке Никифорову. Федька, почти не слушая его, смотрел влюбленными глазами на сновавшую кругом, принарядившуюся для такого случая Ганну.
Молодая женщина, почувствовав повышенное внимание к себе, раскраснелась, похорошела и усиленно потчевала дорогих гостей, не забывая улыбаться.
– Кушайте, прошу пана, сегодня же свято![21 - Свято – праздник (укр.).]
Дмитрий же, сам выпив всего ничего, подливал другим, говорил тосты, подшучивал над собравшимися, а потом тихо вышел на хозяйскую половину и заглянул за занавеску к Оксане. Девочка, свернувшись калачиком на своем топчане, крепко спала, не обращая внимания на шум. Какое-то время он печально смотрел на нее, а затем обернулся на скрипнувшую половицу и увидел ее мачеху. Та пьяно улыбнулась и, покачав головой, заговорила:
– Ой, не разумею я тебя, москаль, хитрый ты или глупый?
– Глупый, наверное, – пожал плечами тот.
