– Да.
– По рукам. Если отец за тебя поручится, пари принято.
Клайд резко повернулся и, не прощаясь, зашагал прочь. Бронсон отставил стакан и последовал за приятелем. Нэнси чуть задержалась, чтобы вежливо попрощаться со всеми. Едва она исчезла из виду, Монт Макмиллан поднялся и обратился к Пратту:
– Я знаю этого молокососа сызмальства. Пойду-ка попробую уговорить его не делать глупостей. – И вышел следом.
– Тут попахивает какой-то грязной игрой, – задумчиво произнесла Лили Роуэн. Взглянув на меня, она похлопала по сиденью кресла, только что покинутого Джимми Праттом. – Идите сюда, Эскамильо. Сядьте и объясните мне, что нас ждет.
– Дело обстоит так, – начал я. – Какое-то время вы будете счастливы, потом, однажды, путешествуя под водой, натолкнетесь на лысого незнакомца, сидящего верхом на бурой водоросли. Вы, естественно, решите, что это Уильям Бибе[2 - Бибе Чарльз Уильям (1877–1962) – американский натуралист и писатель. В 1934 г. спустился в батисфере на глубину 1 километр.], но он обратится к вам по-русски. Хотя русский вам неведом, вы подумаете, что поняли, о чем он толкует, а потом, к своему ужасу, убедитесь, что жестоко заблуждались. Дайте-ка другую ладонь для сравнения…
Тем временем Джимми Пратт страстно наставлял своего дядю:
– …обозвал вас негодяем, и это сошло ему с рук! Да я готов был растерзать его! На вашем месте я бы так ему врезал!
– Ладно, Джимми, – примирительно сказал Пратт. – Ты бы не посмел поднять руку на Осгуда. Успокойся, мой мальчик. Кстати, уж коль ты так воинственно настроен, может быть, поможешь нам постеречь быка? Боюсь, что придется всю ночь глаз с него не спускать.
– Вообще-то, дядя… – замялся Джимми, – дело в том… Я уже говорил, что не одобряю вашей затеи… Такой бык… Как-никак чемпион…
– Так ты отказываешься?
– Я не хотел бы в этом участвовать, дядя Том.
– Что ж, ладно. Надеюсь, мы и сами справимся. Как считаете, мистер Вулф, имею я право съесть собственного быка?
Вулф пустился в пространные философские разглагольствования о писаных и неписаных законах, моральной ответственности и бычьей генеалогии. Слушатели его напыщенной и возвышенной речи уже начали недоумевать, что совсем недавно переживали из-за таких пустяков, как ссора Пратта с Осгудом, поглощение бифштексов или пари на десять тысяч долларов. Закончив монолог, Вулф обратился ко мне со следующим предложением: поскольку мы приняли любезное приглашение мистера Пратта отужинать с ним, нам не мешало бы переодеться, для чего следовало доставить из машины наши вещи. Джимми предложил было свои услуги, но Каролина настояла на своей кандидатуре, поскольку именно она подрядилась отвезти нас в Кроуфилд. С террасы мы ушли вместе, пересекли широкую лужайку, миновали кусты и цветочные клумбы и вышли по усыпанной гравием дорожке к гаражу, в котором стояла знакомая нам желтая машина по соседству с большим закрытым автомобилем. Увидев поодаль, под деревьями, свежую земляную насыпь и разбросанные кирки с лопатами, я остановился. Я заметил груду земли, еще когда нас везли к дому, но тогда не задумался о ее назначении.
– Это и есть яма для барбекю? – поинтересовался я.
Каролина кивнула:
– Я лично считаю, что все это ужасно, но не могу придумать подходящей отговорки, чтобы отказаться от участия в этом пиршестве. Залезайте в машину.
Когда мы выехали на дорогу, я спросил:
– Конечно, это не мое дело, но привычка копаться в человеческих натурах делает мой вопрос непраздным: что все это значит – погоня за рекламой или попытка утереть нос Осгуду-старшему?
– Не знаю. Извините, меня сейчас другое беспокоит…
Я замолчал. Минуту спустя мы прибыли на место аварии. Каролина развернула машину перед останками нашей. Я выбрался наружу. Деревья и телеграфные столбы, озаренные последними лучами заходящего солнца, отбрасывали длинные тени на зеленый ковер пастбища. Вдалеке, на другом конце пастбища, я разглядел Монта Макмиллана, который внимательно смотрел в нашу сторону. Недалеко от валуна величественной поступью прогуливался бык, казавшийся еще крупнее, чем прежде. Теперь, когда мне ничего не угрожало, я готов был признать, что он красавец.
Перетащив два чемодана, оба саквояжа, опрыскиватель и корзины с орхидеями, я запер машину, мысленно распрощался с быком, которого в следующий раз мог увидеть лишь в виде бифштексов по цене четыреста пятьдесят долларов за порцию, и занял свое место возле мисс Пратт. Я по-прежнему не раскрывал рта, выжидая, пока к моей спутнице не вернется доброе расположение духа. Прошла целая минута, прежде чем Каролина повернула голову и заговорила:
– Хотите знать, о чем я думала? – (Я вежливо кивнул.) – О Лили Роуэн.
– Она называет меня Эскамильо. Поведала, что завтра вы собираетесь на ярмарку, и пригласила отобедать с ней вдвоем.
– И что вы ответили?
– Вежливо отказал, поскольку не умею себя вести за столом. К тому же не люблю желающих угоститься за мой счет.
– Она не из таких, – фыркнула Каролина. – Лили сама оплатила бы чек. Она богата. Несметно. Быть может, даже миллионерша, точно не знаю. Но она вампир. Держите ухо востро.
– Она впивается в горло и пьет кровь?
– Понимайте, как знаете. Прежде разговоры об опасных женщинах я считала романтическими бреднями. Но Лили Роуэн и впрямь опасная женщина. Не будь она столь ленива, то погубила бы многих мужчин. Я могу назвать как минимум троих, кому она вскружила голову. Вы сегодня видели Клайда Осгуда. Он, конечно, не прирожденный аристократ, но человек вполне приличный. Ему двадцать шесть лет, как и мне. Многие поколения Осгудов владели этой землей, да и сейчас у них несколько тысяч акров. Окончив колледж, Клайд обосновался здесь и принял дела своего отца, который ударился в политику. Говорят, Клайд поначалу неплохо справлялся. Но два года назад во время поездки в Нью-Йорк он познакомился с Лили Роуэн. Видно, он ей приглянулся. Но она вовсе не впилась ему в горло. Просто проглотила вместе с потрохами. А прошлой весной выплюнула. Согласна – это не пример изящной словесности, но можно ли изящно описать повадки жабы? С тех пор Клайд сюда не возвращался. Он слонялся по Нью-Йорку, то пытаясь ее увидеть, то, наоборот, пытаясь ее не увидеть. Не знаю, чего он сюда прикатил? Быть может, прослышал, что Лили здесь. – Она умолкла.
– Об этом вы и думали всю дорогу?
– Нет, это только вступление. – Она пристально посмотрела мне в глаза. – Вы ведь детектив, так?
– Угу. Двадцать четыре часа в сутки.
– И вы… можете хранить тайну?
– Конечно, если это тайна.
– Так вот, Лили Роуэн пытается завлечь моего брата Джимми.
– Ну и что? – Я удивленно приподнял брови.
– Я не хочу, чтобы она его окрутила. Я надеялась на его здравый смысл, но, видимо, зря. К тому же я думала, что он влюблен в Нэнси Осгуд. А месяц назад Лили начала его осаду. И Джимми… даже Джимми наверняка не устоит. Черт бы ее побрал! И как ей это удается? Будь она проклята!
– Может, мне спросить у нее?
– Не смейтесь. Она погубит его.
– Я и не думал смеяться. Просто вы рассуждаете по-детски. Потом разве не вы сами ее пригласили?
– Я надеялась, что здесь, в провинции, он посмотрит на нее иными глазами и… одумается. Но я заблуждалась.
– Он уже поддается?
– Да.
Я поежился.
– Хотя я и считаюсь хорошим детективом, расследовать здесь нечего. Процесс вполне естественный, как сказал бы мой шеф, и его не остановить. Разве что отправить вашего братца в Австралию за шнурками для ботинок или перерезать Лили горло.
– С удовольствием бы сделала это. Я и впрямь готова убить ее. Но, может быть, найдется какой-нибудь выход. Вот о чем я думала. Она мне кое-что про вас сказала, пока вы были наверху. Это и натолкнуло меня на одну мысль…
– Что же она сказала?
– Не могу повторить.
– Что-нибудь… личное?
– И даже очень.
– Что же именно?
– Уверяю вас – не могу это повторить. Но если принять это во внимание, и еще кое-что, и приглашение пообедать с ней… Словом, я считаю, что вам вполне по плечу отвлечь ее от Джимми. Если, конечно, вы не станете очень стараться. Она привыкла сама играть первую скрипку. А вы ей нравитесь. Я поняла это еще тогда, когда она окрестила вас Эскамильо.
– Ну-ну, продолжайте.
– Это все. Разве только… Вы понимаете, я вовсе не хочу просить вас об одолжении. Пусть это будет деловым соглашением. Пришлите мне счет, и я оплачу его. Только если он окажется слишком велик, мне, возможно, придется выплачивать по частям.
– Понятно. Сперва я прикидываюсь ангелочком, потом жду, пока она погубит меня, после чего присылаю вам счет…
– Опять вы смеетесь. Клянусь вам, это не шутка. Я вполне серьезно. Так могу я рассчитывать на вас?
Я состроил гримасу и призадумался. Чтобы выгадать время, я достал пачку сигарет, угостил Каролину и, после того как она отказалась, закурил сам.
– Послушайте, – наконец сказал я, – я все же склонен считать это шуткой. Допустим, Лили и впрямь погубит его. Если он достоин того, чтобы оказаться в геенне огненной, то он непременно оттуда выберется. Женщина способна увезти мужчину в ад лишь тогда, когда мужчина уже обзавелся билетом до преисподней или по меньшей мере начал высматривать в расписании подходящий маршрут. Пусть вы решили меня нанять, чтобы избавить Джимми от кровопийцы Лили. Но я не вправе вести самостоятельное дело, так как состою на жалованье у Ниро Вулфа. Но если вы готовы на деловое соглашение, то так и быть: я пообедаю с ней завтра при условии, что вы оплатите счет. Сделка обойдется вам доллара в два, и я обязуюсь представить детальный отчет.
– Еще раз повторяю, это не шутка, – отрывисто сказала она. – Получите два доллара, как только мы вернемся. – С этими словами она нажала на стартер.
Конечно, не мешало бы передохнуть часок, оставшийся до ужина, но увы. Выгрузив корзины с орхидеями, я затащил их наверх, в ванную, потом сходил за чемоданами и наконец принес оба саквояжа. Войдя в комнату, я услышал в ванной шум, поставил саквояжи на пол и отправился выяснить, в чем дело. Оказалось, что Вулф, подняв крышки корзин, придирчиво осматривал, не требуют ли цветы немедленного полива. Я заметил, что, на мой взгляд, орхидеи выглядят превосходно, с чем Вулф спорить не стал. Затем я высказал мнение, что, поскольку наши рубашки и галстуки, равно как и туалетные принадлежности, находятся в чемоданах, саквояжи можно не распаковывать, хотя я не поленился их принести.
В ответ на это Вулф пробормотал, избегая моего взгляда:
– Я считаю, нам лучше распаковать вещи.
– Как, и саквояжи? – изумился я.
– Да.
– Вы хотите сказать, чтобы я вынул из них все вещи?
– Да.
– Чтобы после ужина запихнуть их обратно?
– Нет. Мы здесь переночуем.
Я уже почти придумал подходящую колкость по его адресу, поскольку, будучи методической натурой, люблю, чтобы все шло по плану, но сообразил, что в доме Пратта ночь пройдет куда спокойнее, чем в Кроуфилде, кишащем охотниками завладеть забронированным для нас номером. С другой стороны, я отдавал себе отчет, насколько невыгодно потакать самолюбию Вулфа, соглашаясь с ним, и потому молча воротился в спальню и принялся колдовать над чемоданами. Вскоре ввалился Вулф, снял пиджак и жилет, швырнул их на одну из кроватей и взялся расстегивать рубашку.
– Как вам удалось принудить Пратта оставить нас на ночь? – вкрадчиво спросил я. – Обворожили его, что ли?
– Я не принуждал его, – буркнул Вулф. – Мистер Пратт с радостью принял мое предложение.
– Вот как! – Я обернулся и уставился на него с охапкой носков и новых платков. – Вы сделали ему предложение?
– Да. Видишь, я с тобой полностью откровенен. Мне ничего не стоило сказать, что предложение исходило от мистера Пратта, но это было бы неправдой. Предложение сделал я. Учитывая затруднительное положение, в котором он оказался, было вполне естественно таким образом отблагодарить его за гостеприимство. Он сразу согласился и предложил условия, которые меня вполне устроили.
– Понимаю, – неуверенно сказал я, не выпуская из рук кучу барахла. – Что за условия, позвольте узнать?
– Не слишком выгодные, но и несложные. Мы должны наблюдать.
– Так я и думал. – Открыв ящик комода, я затолкал в него носки и платки и понаблюдал, как Вулф вылезает из рубашки, протестующе трещавшей по всем швам. – Я заподозрил неладное еще в тот миг, когда вы велели распаковывать саквояжи. Что ж, это будет новая роль. Смотритель пастбища. Телохранитель быка. Желаю вам доброй ночи – говорят, одиночество способствует крепкому сну.
– Не дерзи, Арчи! Конечно, такому непоседе, как ты, может показаться скучным…
– Скучным? – Я замахал руками. – Что вы! Скучать в полном одиночестве ночь напролет, поверяя свои сокровенные тайны звездам? Вы плохо меня знаете. Я буду задыхаться от счастья, сознавая, что мое бдение позволит вам наслаждаться сном в этой прекрасной постели… А потом рассвет! О, мистер Вулф, как я люблю рассвет!
– Не паясничай, Арчи! Ты не увидишь рассвет.
– Черта с два, не увижу! Разве что меня пристрелит Клайд? Или вздернет на рога Цезарь?
– Ни то ни другое. Все согласовано с мистером Праттом и с мистером Макмилланом. Пока мы ужинаем, сторожить останется тот субъект, Дейв. В восемь тридцать заступаешь ты, а в час тебя сменит мистер Макмиллан. Дома ты тоже часто ложишься в такое время. Только не забудь постучать в дверь, когда придешь. Я не люблю, когда ко мне вламываются по ночам.
– Ладно, – проворчал я, снова полез в чемодан и извлек для Вулфа свежую рубашку. – Но будь я проклят, если стану таскаться с дробовиком! Улажу это с Макмилланом. Кстати, я тоже подрядился на одну работенку. Не слишком прибыльную. Мне заплатят гонорар в два доллара, но их поглотят расходы. Клиент – мисс Каролина Пратт.
– Вздор! – пробормотал Вулф.
– Вовсе нет. Она платит два доллара за то, чтобы я уберег ее братца от участи, которая страшнее смерти. Что за занятная профессия – детектив! Полночи нянчить быка, чтобы на следующий день за обедом пасть жертвой коварной блондинки. Смотрите-ка, пуговица оторвана – придется послать телеграмму Фрицу.
Глава 4
Звезды так и не узнали моих сокровенных тайн. Еще перед закатом стали сгущаться тучи, а к половине девятого наступила тьма, хоть глаз выколи. Вооружившись фонариком и набив желудок вкусной пищей, конечно не идущей в сравнение с кулинарными шедеврами Фрица Бреннера, но неизмеримо лучше той, что подают в праттериях, я покинул изысканное общество, когда принесли кофе, и отправился на вахту. Пробравшись напрямик через сад, я вскоре наткнулся на Дейва. Он примостился возле забора на перевернутом бочонке в обнимку с неизменным дробовиком.
– Все в порядке, – возвестил я, выключая фонарик, чтобы сберечь батарейки. – Ты небось уже не прочь пожевать чего-нибудь?
– Нет, – промямлил он. – Я не ем так поздно. Мне дали мяса с картошкой в шесть часов. Зато я плотно завтракаю. Брюхо меня будит – под утро я так хочу есть, что сон как рукой сгоняет.
– Очень интересно. А где бык?
– Я уже с полчаса его не видел. Последний раз был там, возле того валуна. Почему его не привязывают, ума не приложу.
– Пратт сказал, что в первую ночь быка привязали, но он так ревел, что не давал никому спать.
– И пусть бы себе ревел, – хмыкнул Дейв. – А кто не может спать из-за бычьего рева, должен держать не быков, а вуньеров.
– Кто такие вуньеры?
Дейв уже затопал прочь, но остановился, услышав мой вопрос.
– Вуньеры, мистер, это те же быки, но с хвостом вместо морды. – Он хрюкнул от удовольствия. – Теперь мы с вами квиты! Доброй ночи!
Решив поискать быка – это все же лучше, чем торчать на одном месте, – я побрел вдоль забора к воротам, через которые мы проехали, когда спасали Вулфа. Да, ночка и впрямь выдалась темная – ни зги не видно. Отойдя ярдов на тридцать, я посветил по сторонам, но Цезаря не обнаружил. Лишь миновав ворота, я наконец увидел его. Бык вовсе не лежал на траве, как мне мыслилось, но стоял в величавой позе, уставившись на луч фонарика. Он возвышался, как слон. Я крикнул ему: «Все в порядке, дружище, это я, Арчи, не волнуйся!» – и с этими словами повернул восвояси.
Я окончательно убедился, что Цезарь скорее начнет давать молоко, нежели позволит себя похитить. Однако, поскольку мне выпал жребий караулить до часа ночи, я счел за благо проявить бдительность на случай, если какому-нибудь балбесу взбредет сунуться на пастбище. Вывести быка можно только через ворота, резонно рассудил я, причем проще это проделать не здесь, а в отдаленном конце пастбища, где находились вторые ворота. Туда-то я и поплелся вдоль ограды. Внезапно мне пришло в голову, что куда проще пройти напрямик через пастбище. В такой темноте Цезарю вряд ли захочется снова поиграть со мной в пятнашки. И все же благоразумие одержало верх.
Я решил обойти пастбище вокруг. За садом, ярдах в двухстах, светили окна дома. Дойдя до угла забора, я завернул налево и не успел глазом моргнуть, как очутился в зарослях шиповника. Десять минут спустя я достиг знакомого поворота дороги и удостоверился, что наш седан по-прежнему подпирает дерево. Вот наконец и ворота. Я взгромоздился на забор и посветил на пастбище. Впрочем, до быка было слишком далеко, и я выключил фонарик.
