– Вот и хорошо.
Но в памяти алхимика вновь всплыл образ комнаты, в которой он только что поселился, и Мерса против воли добавил:
– К тому же, насколько я понял, наше пребывание на Тердане не будет… э-э… слишком долгим?
– Зависит от обстоятельств, – ушел от прямого ответа Дюкри.
– Иногда эти обстоятельства становятся размером с бутылку бедовки, – неожиданно произнес Галилей. – С гигантскую бутылку бедовки. В горлышко которой может пройти цеппель.
До сих пор астролог молчал, размеренно шагая по левую от Урана руку, и что побудило его высказаться, осталось загадкой. Как, впрочем, и смысл высказывания. Некоторое время офицеры молчали, а затем неожиданно «включившийся» Галилей многозначительно посмотрел на алхимика и с нажимом сообщил:
– Я заметил, что мы сошли с цеппеля.
– И как тебе твоя комната? – мгновенно среагировал Энди.
Как и ожидал алхимик, сложный вопрос заставил Квадригу задуматься. Но ненадолго.
– На Андане было веселее, – заявил он, позабыв уточнить, что именно имеет в виду под определением «весело».
– На Андане мы жили… э-э… в центре города, – проворчал Мерса. И улыбнулся, потому что остановку на Андане они провели в отеле его мечты: недорогом, уютном, расположенном на тихой улочке. – Правда, всего пару дней…
– Больше было не надо, – строго произнес Дюкри.
– Да, больше было не надо, – эхом отозвался алхимик. – А жаль…
Всего пару дней… А еще в эти дни на Андане проходил один из бесчисленных карнавалов. На этот раз – посвященный желтым цветам. Не важно, каким именно, главное – желтым. Сферопорт нарядился в желтое: цветы, флаги, одежды… Сферопорт шумно веселился, как умеют только анданийцы – с заразительной беззаботностью. И если Дюкри воспринял смену обстановки с хладнокровием настоящего профессионала, то на его спутников разительный контраст между ярким Анамараком и мрачноватым Виллемгофом подействовал угнетающе. К тому же на Тердане им пришлось поселиться не в центре и даже не в районе средней руки: Дюкри выбрал квартал, вплотную примыкающий к Карусели – местному району Омута, не совсем, конечно, заброшенный, не самый нищий, но далеко не богатый и производящий не лучшее впечатление. На улицах грязно, дома обшарпанные, уличной едой не пахнет, а воняет, к тому же Мерса подозревал, что в его «комфортабельной меблированной комнате со всеми удобствами» кого-то убили. Причем недавно. Он хотел поведать об этом Урану, но постеснялся.
Зато в доходном доме было несколько выходов, с западного крыла можно было легко перепрыгнуть на крышу соседнего здания, и все это очень нравилось осторожному и предусмотрительному Дюкри.
– Я правильно понимаю, что мы изображаем контрабандистов? – неожиданно сменил тему Квадрига.
– Ну, не совсем контрабандистов, но людей не в ладах с законом, – уточнил слегка удивленный Уран.
– То есть вы еще не определились с легендой?
– Вполне определился, – ответил Дюкри.
– И что я должен отвечать?
– Кому?
– Людям, – Галилей неопределенно взмахнул рукой.
– Людям ты рассказываешь, что служишь астрологом на «Счастливом цехине» и больше ничего не знаешь, – ответил Уран. – Все остальное людям буду говорить я.
Дюкри надеялся, что на этих словах Квадрига успокоится, но ошибся.
– Ну, я, допустим, могу сыграть и контрабандиста, и даже адигена, если потребуется, у меня талант, – продолжил Галилей. – А вот насчет Мерсы не уверен. Он наше слабое звено.
– Это кто, простите, слабое звено? – робко возмутился алхимик. – Ты, прошу прощения, можешь сыграть только одну… э-э… роль – астролога на расслабоне, и то иногда переигрываешь.
– А тебе все нужно повторять дважды, – парировал Квадрига, довольный тем, что наконец-то задел Энди.
– А ты постоянно все забываешь.
– Кроме курса, – поднял указательный палец Галилей, не согласный терпеть безосновательные обвинения.
– Кроме курса, – согласился алхимик. – Но, кроме него, у тебя в памяти вообще… э-э… ничего не держится.
– Я помню оба твоих имени.
– Вы совсем идиоты, да? – поинтересовался Дюкри.
Поскольку до сих пор офицеры «Пытливого амуша» так себя не вели, Уран несколько растерялся и ляпнул фразу, не подумав.
– Поэтому нас и держат вместе – мы заразные, – хихикнул Квадрига. И вытащил из внутренного кармана летней цапы плоскую стеклянную бутылку с бедовкой. Пустую более чем наполовину.
– Его держат вместе… э-э… со мной, – сбивчиво не согласился алхимик. – А нас всех – с ним. Не знаю, за что.
– Мерса, ты опять теряешь нить беседы.
– Заткнись.
Галилей сделал большой глоток бедовки, вытер губы тыльной стороной ладони и, абсолютно неожиданно для Урана, вернулся к предыдущей теме:
– Так что насчет легенды? Кем я должен притворяться?
– Когда ты молчал, ты нравился мне гораздо больше, – не стал скрывать Дюкри.
– Он всем нравится больше, когда молча сидит в… э-э… астринге.
– Это расизм.
– Нет. Это называется не так.
– А как? – Квадрига вопросительно посмотрел на Энди. – Как как это еще можно назвать? Мне стыдно за тебя, Мерса! – Алхимик робко задохнулся от гнева, но его эмоции не особенно заботили астролога. – Так все-таки, капитан, кем вы нас назначаете? Контрабандистами?
– Можно я не буду контрабандистом? – попросил Энди.
– Неприятные воспоминания? – Квадрига повернулся к Дюкри. – Это он после тюрьмы такой робкий.
– Я никогда не был в тюрьме! – возмутился алхимик.
– Значит, я тебя с кем-то спутал… Ничего, походишь с мое на «Амуше» – побываешь и в тюрьме. – А в следующий миг астролог поднял голову и прочитал большую, ярко подсвеченную вывеску: – «Кляча»! Нам сюда?
– Да, – коротко подтвердил Уран, радуясь тому, что они наконец-то дошли.
Но радуясь напрасно.
– Смотрите, там… э-э… дерутся, – сообщил наблюдательный алхимик, указывая пальцем в переулок.
Дюкри хотел пройти мимо, но Квадрига остановился и прищурился, разглядывая двух здоровенных амбалов, пинающих валяющееся на земле тело. Тело стонало, а значит, было еще живо.
– Не дерутся, – качнул головой астролог. – Двое бьют третьего.
– За что?
– Да мало ли? – Галилей швырнул опустевшую бутылку на мостовую. – Хочешь поучаствовать?
– Нет.
– Могу устроить.
– Как? – поитересовался Дюкри. Через мгновение прикусил язык, но было поздно.
– Эй, придурки, хватит борзеть! – В глазах астролога вспыхнули веселые огоньки. – В полицию захотели, дегенераты?
– Всегда так делает, – вздохнул Энди, шагнув назад и оказываясь в тени. – За это его Бедокур очень любит: Галилей во всех кабаках драки устраивает, даже без «вышибалы» обходимся.
– Предупредить нельзя было? – в сердцах поинтересовался Уран.
– Я думал, вы взрослый человек, капитан, и следите за языком в присутствии астрологов.
Эти ребята и в самом деле были непредсказуемы.
– Ты кого придурком назвал?
Их было двое. Здоровенные, как стальные верзийские сейфы, но не такие умные. Опытные, конечно, однако с Ураном ошиблись, не сообразили, что если бы длинный и худой, которого они записали в слабаки, действительно был таким, ему следовало броситься наутек.
А Дюкри стоял, дожидаясь, когда амбалы подойдут ближе.
– Все, урод, сейчас ты сдохнешь!
Они думали, что успеют нанести удар, но ошиблись. Ошиблись дважды: в длине рук Урана и в длине телескопической дубинки, которая выскользнула из его рукава. Дюкри раскрыл ее в движении и резко ударил того, что справа – по глазам. Никак не среагировал на вой, словно не услышал, ловко изогнулся, нанес левому сокрушительный апперкот, а следующим движением ударил правого в висок.
Громилы мешками повалились на заплеванную мостовую, а Уран повернулся к астрологу:
– Зачем ты это сделал?
– Что сделал? – искренне удивился тот. – Пошли внутрь, капитан, здесь прохладно, и я хочу чего-нибудь крепкого.
– А я хочу есть, – добавил вышедший из тени Мерса. – Извините.
///
Довольно большая площадь Мае-Дан находилась в самом центре Карусели и напоминала грязное озеро, в которое втекало то ли пять, то ли семь еще более грязных рек-улиц. В северной части площади валялось несколько остовов разобранных грузовиков, а в южной ставшие бандитами селюки устроили грядки с вонючим звунцем, продавая товар всем желающим.
Кем именно был Мае-Дан, доподлинно никто не знал. Одни говорили, что легендарным основателем Карусели, самым знаменитым в истории Тердана карманником, ставшим жертвой суровых правоохранительных репрессий; другие шепотом сообщали, что на сленге анданийских уголовников «мае-дан» означает дешевый публичный дом, кое обстоятельство и заставило местных остановиться именно на этом названии. Потому что Мае-Дан был почти полностью отдан борделям: проституткам нравилось прогуливаться по большой площади, изредка устраивая командные или одиночные схватки на потеху неблагородной публике. Разумеется, были на Мае-Дан и наркопритоны, и лавки скупщиков краденого, и офисы ростовщиков, но основу площади, ее красу и гордость составляли именно дома терпимости.
И главным из них считалась шестиэтажная «Кляча», предоставляющая клиентам исключительно «услуги экстра-класса». В переводе с бандитского фраза означала, что вероятность подхватить что-нибудь неприличное составляет менее пятидесяти процентов. Принадлежала «Кляча» Молчуну, бывшему боксеру тяжелого веса, но он был только ширмой, следил за порядком и подписывал документы, потому что в действительности заведение служило штаб-квартирой самой мощной банде Карусели – Сыновьям Нуланда, главари которой – Кайл и Кеннет – заглядывали в «Клячу» ежедневно.
– Мне говорили, что на первом этаже вкусно кормят, – протянул Уран, с подозрением разглядывая грязное меню.
– Бабарский говорил? – уточнил Галилей. Он велел официанту вместе с меню притащить бедовки, с ходу хлопнул две рюмки и заметно повеселел.
– Да, Бабарский, – не стал скрывать Дюкри. – А что?
– ИХ – не гурман.
– Не гурман, – подтвердил Мерса.
– Но бедовку они не разбавляют.
– Я буду половину… э-э… гуся с яблоками. Кто хочет вторую половину?
– Давай лучше сожрем утку, – предложил Квадрига. – Я в настроении. – И вновь посмотрел на Урана: – Прочитать тебе меню?
– Я пока не уверен, чего хочу, – ответил Дюкри, скользя взглядом по строкам.
– Что мы здесь делаем? Недалеко от нашего доходного дома есть кабаки не хуже.
– Оглядываемся.
– Зачем?
– Мы будем вести дела с Сыновьями Нуланда, – объяснил Уран. – Вот я и решил посмотреть на их штаб-квартиру.
– Вести дела? – повторил Галилей. Затем выпил еще рюмку, оглядел большой зал, в котором ели и выбирали девиц, хихикнул и вынес вердикт: – Похоже, домику осталось недолго…
?
– Каким был Огнедел? – неожиданно спросила Орнелла.
Не в том смысле неожиданно, что долго молчала, а теперь вдруг подала голос, совсем нет: только что компания бурно обсуждала достоинства Виллемгофа, решала, в какие заведения нужно заглянуть обязательно и на какие красоты поглазеть, раз уж оказались на Тердане. Говорили долго, потом замолчали, «переваривая» услышанное, а затем Орнелла неожиданно сменила тему.
– Каким был Огнедел?
Вопрос она задала единственному из всей компании человеку, которому имело смысл его задавать.
– Я рассказывал, – тихо ответил Патрик Фелди.
– Мы обсуждали, что он из себя представляет как противник, как террорист, а я хочу знать, что он был за человек.
– Зачем? – удивленно спросил Эрсиец.
Орнелла не ответила.
