Перед трактиром несколько рыцарей наслаждаются свежим воздухом и закатным солнцем – Хэй, Жорж и Робер.
– Глядите-ка, – говорит Балдвин, – я поймал воришку. Воровал из свиного корыта!
– Я не воришка! – восклицает Якоб.
– Воры плохие, – говорит Жорж. Это потому что он такой умный.
Балдвин говорит:
– Что мы с ним будем делать?
Сердце Якоба отчаянно стучит, взгляд мечется от одного жестокого человека с ленивой усмешкой к другому.
Хэй улыбается.
– Я хочу поиграть в мяч.
– Отлично, – усмехается Балдвин, – поиграем! Теперь все трое детей здесь. Жанна, Вильям и Якоб.
Балдвин толкает малыша. Сильно. Шея Якоба запрокидывается, и он летит, врезаясь в грудь здоровенного рыцаря.
Робер пялится из-под черных бровей, нависающих над глазами. Затем толкает, у Якоба подкашиваются ноги, и он падает на землю. У него вышибли из груди воздух. Он изворачивается в пыли, пытаясь вздохнуть, отворяя рот, точно рыба, которую вытащили и бросили в лодку.
Лишь только он успевает набрать воздуху, Хэй хватает его за рубашку и поднимает вверх. Мальчик глядит в расширенные голубые глаза рыцаря. Лишь один из этой пары глаз смотрит на него.
Хэй швыряет Якоба рыцарю с лицом похожим на наковальню – Жоржу. Жорж хватает Якоба за шею.
– Убью вора, – говорит Жорж.
Никто с ним не спорит.
В это время Жанна сидит на полу у ног Фабиана – вон под тем столом.
Она смотрит снизу вверх на Фабиана, который обсасывает куриную кость. Рядом сир Мармелюк опрокидывает в себя кружку эля.
Жанна с отвращением наблюдает за ними.
Как раз в это время Балдвин просовывает свою лысую голову в дверь.
– Фабиан, – говорит он, – мы поймали воришку.
Фабиан продолжает вгрызаться в куриную кость. Потом, медленно, он опускает ее. От нижней губы к кости тянется нить слюны.
– И что? – говорит он.
– Я так думаю, Жорж его сейчас пришибет. Хочешь поглядеть?
Ну, тут я начинаю кричать. Не знаю, кто этот вор такой и что он у кого украл, но, пока я тут хозяин, здесь никто никого не убьет. Это портит репутацию.
Но Фабиан и свиного пятачка не даст ни за мою репутацию, ни за мои слова. Он встает, опрокидывает стул и идет к двери. Веревка натягивается вокруг шеи Жанны.
Он переступает порог и тащит ее за шею. Она встает на ноги, и, поскольку ей некуда деваться, идет во двор следом за Фабианом. Я тоже.
На дворе, в густеющих сумерках мы видим мальчика с курчавыми каштановыми волосами. Жорж его душит. У мальчика лицо уже багрово-синее, а ножки молотят в воздухе.
А затем воздух прорезает голос – ясный, властный и чистый. Как звук горна или что-то в этом роде.
– Прекратите. Отпустите его.
Мы все оборачиваемся и смотрим. Рыцари тоже.
Это Жанна. Маленькая крестьянская девочка с веревкой на худенькой шее. Командует банде рыцарей.
Жорж настолько удивлен, что бросает Якоба. Просто БАМ – и все. Якоб ударяется о землю и неподвижно лежит в пыли.
Рыцари смотрят на Жанну. Потом смотрят на Фабиана.
Фабиан пожимает плечами.
– Заканчивайте уже.
Балдвин вытаскивает меч. Он приближается к Якобу.
– Эй! – кричу я. – Прекратите это.
– Мы можем увести его в лес и прикончить там, если тебе угодно, – говорит, пожимая плечами, сир Хэй.
– Да оставьте его в покое! – кричу я.
И Жанна пронзительно орет:
– Прекратите! ПРЕКРАТИТЕ!
В конюшне Вильям открывает глаза и стряхивает с лица солому. Во дворе кричат люди.
Почему во дворе кричат люди?
Он садится – и почти утыкается в задницу осла. Он кладет свою большую руку на круп ослу и отодвигает его.
Во дворе вновь слышны крики. Вильям рывком поднимается на ноги. Он с ног до головы засыпан сеном. Он отряхивает рясу и полусонно бредет к дверям конюшни. Когда он добирается до дверей, он не может сообразить, как отворить их. Тогда он толкает двери влево, но они не поддаются. Он толкает сильней. Они все еще не поддаются. Снаружи опять кричат. «Они что, заперли меня снаружи?» – гадает Вильям. Всем своим весьма внушительным весом он наваливается на дверь. Ничего.
Крики слышны вновь.
Тогда Вильям догадывается толкнуть дверь вправо.
Она легко уходит в сторону.
Вильям запинается сам о себя и вываливается в темный двор.
Там он видит группку людей. У них мечи. Один из них вытащил свой меч. Он видит меня, я кричу. Рядом он видит уродливого низенького человечка с длинными желтыми волосами и мордочкой как у хорька. И маленькую крестьянскую девочку. Очень грязную и сердитую крестьянскую девочку. С веревкой, обвязанной вокруг шеи.
– Отпустите его! – кричит она.
Отпустить кого? – гадает Вильям. И потом видит. Лысый поставил ногу на шею маленького мальчика и тычет мечом тому в основание черепа.
Почему они все кричат? Почему у девочки веревка на шее? И почему взрослый наступил на маленького мальчика? Вильям не знает.
Но он знает, как узнать. Якоб пытается молиться. Я это вижу. Он хватает ртом воздух и шепчет слова, но они почти не слышны. Он успевает сказать первый стих: «Шма Исраэль Адонай Элоэйну Адонай эхад».
– Откуда ты знаешь «Шма»? – прерывает его Арон.
Трактирщик чешет толстый загривок.
– Бабушка научила, – говорит он.
– Она что, была…
– Ну да, она была…
Якоб пытается припомнить остальную часть «Шма». Первый стих он уже произнес: «Слушай, Израиль: Господь – Бог наш, Господь один!» Обычно и остальное соскальзывает с языка так же легко, как и его собственное имя. Но рот его пересох, глотку перехватило от пыли и слез, а чужая нога уперлась в шею и затылок.
– Благословен ты… – бормочет он, – благословенно имя твое… Благословен… Благословен… – Слезы стекают у него по щекам. – Благословен…
А затем земля, к которой он приникает щекой, начинает дрожать. Опять. И еще. И еще. Быстрее и быстрее.
Словно летняя гроза, катящаяся от дальнего горизонта. Якоб пытается выкрутить шею, в которую упирается кожаная подошва, и краем глаза видит, как что-то темное, огромное несется к нему через двор трактира.
И затем – благословенное облегчение. Нога больше не упирается ему в шею. И слова хлынули, точно летний дождь, пролившийся с небес:
– Благословенно славное имя царства Его во веки веков! И люби Господа, Бога твоего, всем сердцем твоим, и всей душою твоей, и всем существом твоим. И будут эти слова, которые Я заповедовал тебе сегодня…
Жанна кричала – но умолкла, когда увидела, как нечто огромное, черное ринулось к ним из конюшни. Что это? Оно несется так стремительно, что и не разобрать. В вихре черных лохмотьев оно промчалось через двор.
Она моргает, и вот лысый рыцарь уже распростерся в пыли.
Чудовище останавливается. Оно выпрямляется. Жанна в жизни не видела такой громады.
Но это не чудовище. Это юноша. Его зовут Вильям.
Вильям озирает двор. Рыцари таращатся на него. У них пропал дар речи.
Он наклоняется и поднимает Якоба на ноги.
– Ты в порядке? – спрашивает он.
Якоб кивает, но таращится на Вильяма с не меньшим, чем остальные, изумлением.
И затем, краешком глаза, Вильям ловит вспышку серебра.
Сир Фабиан, размахивая над головой мечом, несется к Вильяму и Якобу.
– Не знаю, кто ты, – говорит Фабиан, – но ты, считай, мертвец.
Вильям поднимает руку, прикрывая себя и Якоба.
Фабиан уже близко. Он взмахивает мечом – и падает, лицом в грязь.
Веревка, которой он обвязал щиколотку, тянется к двери трактира.
Пока никто не смотрел, Жанна обернула ее вокруг дверной ручки.
Фабиан, лежа в грязи, орет, чтобы кто-нибудь перерезал веревку. Хэй шагает вперед, отталкивая Жанну, и перерезает веревку.
Фабиан поднимается на ноги.
Он вновь машет мечом на парня, взрезая воздух. Потом еще раз, все ближе и ближе. Я кричу, чтобы он прекратил, но он не слушает. Он жаждет разделаться с мальчиками.
Я закрываю глаза. Я не хочу этого видеть.
Я слышу, как Вильям кричит.
Что-то проносится мимо меня. Я открываю глаза. Вижу Вильяма, он держит Якоба за руку. Якоб держит Жанну, и они бегут, все трое.
Вильям, похоже, не ранен. Тогда кто кричал?
Я оборачиваюсь. Белая борзая вцепилась в ногу Фабиана. Фабиан кричит и пытается освободиться. Детишки бегут к лесу. Жанна кричит:
– Гвенфорт!
